Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии - Джонатан Димблби

цели. Они не только сжигали большое количество все более дефицитного топлива в часто бесплодных попытках вытащить застрявшие машины из трясины, но и сами быстро выходили из строя от износа. Изможденные солдаты надрывались, вытаскивая заглохшие грузовики и низкорамные тягачи, перевозившие тяжелую артиллерию, ящики с боеприпасами и стрелковым оружием. Лошади барахтались и падали, все еще скованные оглоблями, храпели в ужасе и били ногами во все стороны в тщетных попытках подняться. Столкнувшиеся телеги сплетались друг с другом вожжами и цепями, сверху без остановки лил дождь. Транспортное сообщение полностью встало, пока направлявшиеся на фронт грузовики пытались как-то объехать друг друга в этом разрастающемся хаосе.

Старший хирург Петер Бамм, прикрепленный к роте конной артиллерии, описал одну из таких сцен:

Всех охватила неконтролируемая ярость. Все кричат друг на друга. Потные, ругающиеся, забрызганные грязью люди пытаются подгонять потных, дрожащих, покрытых слоем грязи лошадей, у которых изо рта уже идет пена. Вдруг ярость стихает. Кто-то прикуривает сигару. Кто-то берет ситуацию в свои руки. Лошадей распрягают. Телегу со сломанным колесом освобождают от груза… Люди наступают прямо в воду, которая льется за голенища их сапог. Они хватают грязное колесо и с криками «Тащи! Тащи!» вручную сталкивают пустую телегу на обочину… Слева и справа поля усеяны странным набором из походных печей, табуреток, остовов кроватей, переносных радиостанций, ящиков из-под боеприпасов, фонарей…[991]

Эти условия были настоящим испытанием даже для самых стойких солдат. Чтобы хоть как-то защититься от морозов, бойцы начали запихивать газетную бумагу между мундирами и рубашками, обкладывать ею животы и ноги внутри штанов. Это чуть-чуть помогало, но все равно не могло защитить от холода, который пронизывал тело до мозга костей, а часто и до самой души. Даже Вильгельм Прюллер, чья вера в фюрера оставалась непоколебимой, не мог не испытывать подавленность под дождем, снегом и при ледяном ветре, который «свистел из каждого уголка и щели». Потеря чемодана со свежим бельем, нехватка шинели и одеяла, отсутствие писем из дома – все это лишь усугубляло его настроение. Но сильнее всего угнетала таившаяся в глубине сознания догадка, что ему, возможно, предстоит провести долгую тяжелую зиму в России, а не со своей любимой семьей[992].

Хейнрици, солдаты которого все еще были в летней униформе, уже обратил внимание на их лишения. В день годовщины своей свадьбы он сообщил жене:

Никто на самом деле не может себе представить, какие тяготы каждому из нас приходится переносить здесь, на этой погоде, в этой местности, при таком состоянии всей этой страны, а еще и в военное время… Лишь тот, кто испытал это сам, в силах понять, что означает находиться на посту всю ночь без теплой одежды (например, без перчаток), с мокрыми ногами, в лесу без укрытия, замерзая без горячего питья, а иногда и с пустым желудком[993].

Он уже обращался с просьбой обеспечить его войска зимней одеждой, но получил от руководства группы армий «Центр» резкий отказ. Ему было «категорически» заявлено, что боеприпасы и продовольствие важнее теплых вещей, заметил он сухо. «На мой взгляд, “категорические” решения чаще всего неверны»[994].

Гудериан также отправлял официальный запрос с просьбой обеспечить его 2-ю танковую армию подходящим для зимы обмундированием. Результат был немногим лучше. От него просто отмахнулись, неопределенно заверив, что запасы обмундирования уже в пути, и настрого запретили обращаться с подобными просьбами впредь. Но от зимы просто так отмахнуться было нельзя. Когда до «Вольфсшанце» дошли вести о том, что недостаток подходящей одежды может вскоре сказаться на боеспособности восточной армии, даже Гитлер выразил беспокойство. Вызвав к себе генерал-квартирмейстера армии Эдуарда Вагнера, он потребовал доложить, снабжаются ли войска достаточным количеством зимнего обмундирования. Вагнеру пришлось признать, что группы армий «Юг» и «Север» к концу месяца получат только половину от предназначенных им поставок, в то время как группа армий «Центр» к тому же сроку получит всего лишь треть. Однако он поспешил заверить фюрера, что эта недостача будет восполнена в самое ближайшее время. Несколько дней спустя Вагнер представил Гитлеру для осмотра комплект зимнего снаряжения. Набор, состоявший из теплого нижнего белья, толстых рубашек, шерстяных носков, крепких зимних сапог, тяжелых непромокаемых курток и штанов с подкладкой, по-видимому, произвел на фюрера впечатление[995].

Через неделю, 8 ноября, в своей речи в Мюнхене по случаю 18-й годовщины «пивного путча» фюрер, казалось, сам опьянел от силы собственной риторики: «Никогда прежде огромная империя не была сокрушена и разгромлена за столь короткий срок, как теперь – Советский Союз», – говорил он своим последователям. Это был триумф, состоявшийся во многом благодаря «неслыханной, беспримерной храбрости и самопожертвованию нашего немецкого вермахта»[996]. Его фантазии остались без возражений: никто из высшего командования не осмелился добавить в поток его рассуждений нотку реальности. Главнокомандующий сухопутными силами Браухич знал, что группа армий «Центр» с начала операции «Барбаросса» потеряла 300 000 человек и что ожидаемые пополнения составят лишь половину этого числа, но все же был убежден, что фон Бок возьмет Москву до наступления зимы. К тому времени, как фюрер вернулся в «Вольфсшанце», погода на востоке быстро ухудшалась, а температура стремительно падала[997].

Ухудшавшиеся погодные условия не столько создавали новые проблемы, сколько усугубляли те, с которыми 2-я танковая армия уже столкнулась, когда ее наступление на Москву начало замедляться. Гудериан сетовал на «ужасающие грязевые топи», но гораздо важнее самой распутицы оказалось невыгодное для немцев соотношение огневой мощи: его танки явно уступали более тяжелым советским машинам, таким как Т-34, и именно в таких условиях это проявилось особенно остро. Можно было обвинять во всем вездесущую грязь, но Гудериан знал, что только этим нельзя удовлетворительно объяснить нараставшие трудности, с которыми сталкивались его танки. Как он докладывал в штаб группы армий «Центр», противник превосходил их в техническом отношении. Там, где «многочисленные Т-34 вступали в бой», они наносили немцам тяжелые потери. Снаряд, выпущенный из короткоствольного 75-миллиметрового орудия немецкого танка T-IV, отскакивал от брони Т-34, как брошенный булыжник. Единственным способом вывести советскую машину из строя было перебить одну из ее гусениц или уничтожить ее силовую установку прямым попаданием сзади. Но даже тогда гарантированный успех давало лишь точное попадание в вентиляционную решетку над двигателем. Требования к мастерству и смелости экипажа для выполнения такого маневра еще больше возрастали в условиях слякоти.

Ухудшало положение еще и то, что Красная армия – которой, естественно, приходилось действовать в тех же условиях – приспособила свою тактику боя для отражения немецкого наступления. Вместо того чтобы бросать свои танки в лобовые атаки на немецкие позиции, советские генералы начали посылать вперед пехоту – ценой огромных потерь, – а затем били танками с флангов, скрывая их в березовых лесах, покрывавших значительную часть местности вокруг Москвы. Для противодействия этой тактике, по мнению Гудериана, было необходимо срочно создать новую модель танков с более мощным орудием, а также обеспечить 2-ю танковую армию противотанковыми пушками с достаточной начальной скоростью снаряда, чтобы пробивать броню Т-34[998]. На практике советские контратаки в сочетании с погодой начинали наносить серьезный урон и технике, и лошадям, перевозившим немецкую артиллерию. Боевой дух войск резко упал.

Всего через несколько дней после триумфальных заявлений Гитлера о падении Советского Союза настроение немецких солдат на фронте изменилось самым драматическим образом. Офицеры и рядовые восточной армии могли винить в участившихся неудачах погоду, но на самом деле причиной стремительно нараставшего кризиса была не она. Климат никак не мог объяснить стремительно нараставшую нехватку боеспособных войск или критический дефицит в поставках на фронт новой бронетехники, грузовиков, запчастей, топлива, продовольствия и подходящего обмундирования. Внешние условия всего лишь усугубляли катастрофические ошибки в прогнозах, планировании и логистике, которые стали результатом иллюзий и самообмана главнокомандующего вермахтом и раболепного послушания его запуганных генералов.

К концу октября фон Бок начал понимать, что его