Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

Наполеону, осторожничал: крепко держал в руках свою полицию, но не пускал её в ход, «надеясь между низвергнутой Директорией и неудавшимся переворотом один уцелеть и остаться хозяином положения»[1104]. Очень выразительно сказал об этом Стефан Цвейг: «Только молчанием предаёт Фуше Директорию, только молчанием связан он с Бонапартом, и он выжидает, выжидает, выжидает»[1105]. Наполеон со своей стороны черпал у Фуше нужную для себя информацию, но сам предусмотрительно не делился с ним подробностями ни окончательного плана переворота, ни сроков его осуществления[1106].

Среди союзников и помощников Наполеона перед 18 брюмера были и очень разные знаменитости. Готов был поддержать его маркиз Мари Жозеф Поль Лафайет, всё ещё находившийся в изгнании, откуда он поздравил Наполеона с возвращением из Египта «от имени свободы и Отечества» (кстати жена Лафайета Адриена, жившая в Париже, «была у Бонапарта, и он принял её любезно»)[1107]. Непосредственно же участвовал в подготовке и свершении переворота 18 брюмера и получил за это от Наполеона в 1800 г. звание бригадного генерала видный военный деятель, историк и писатель Пьер-Амбруаз-Франсуа Шодерло де Лакло (1741–1803 гг.) — автор всемирно известного романа «Опасные связи», впервые изданного ещё в 1782 г.[1108]

Но самыми близкими и верными помощниками Наполеона были два его брата — Жозеф и Люсьен. Первый из них, кстати, помог Наполеону нейтрализовать Бернадота с его опасными для заговорщиков амбициями, а Люсьен как президент Совета пятисот контролировал ситуацию в Законодательном собрании — ведь там среди депутатов были и сторонники, и противники Наполеона, которые если не знали, то «чуяли заговор» (по выражению Е.В. Тарле). Действительно же знали все подробности общего замысла и конкретных планов грядущего переворота, пожалуй, только Жозеф и Люсьен.

Поначалу Наполеон предполагал осуществить переворот без насилия, фактически конституционным путём: войти в состав Директории, чтобы её руками изменить Конституцию, а затем распустить её. «Легче было бы нанести удар, утвердившись в центре правительства, чем оперировать извне», — так комментировал изначальный замысел Наполеона А. Вандаль[1109]. Наполеон стал зондировать почву для своего замысла у Луи Жерома Гойе, который к тому времени сменил Сьейеса в статусе президента Директории. Гойе разъяснил 30-летнему претенденту, что по Конституции членами Директории могут стать только лица не моложе сорока лет. «Итак, — съязвил Наполеон, — вы держитесь правила, которое лишает Республику талантливых людей?» — «На мой взгляд, генерал, — возразил Гойе, — не может быть никаких оправданий для изменения Конституции». — «Вы цепляетесь за букву закона, которая бьёт наповал!» — заключил Наполеон, понимая, что путь к власти через избрание в Директорию для него закрыт[1110].

После этой «консультации» с Гойе (в один из первых же дней по возвращении из Египта в Париж) Наполеон сделал ставку на силу, хотя и будет стараться всё время до захвата власти свести насилие к минимуму. Теперь его главным союзником и советником в подготовке переворота стал Сьейес. Вместе с ним (разумеется, не без учёта «подсказок» со стороны других заговорщиков) и был выработан конкретный план coup d'état. Вот его главные пункты[1111].

Почин переворота, как это ни парадоксально, в согласии с действующей Конституцией должен был взять на себя Совет старейшин, верхняя палата Законодательного собрания, где, в отличие от нижней палаты — Совета пятисот, бонапартисты располагали большинством депутатских мест. Именно Совету старейшин, как это было предусмотрено Конституцией, предстояло сделать первый шаг — объявить о существовании некоего антиправительственного заговора и перенести заседания обоих Советов в Сен-Клу, пригород Парижа. О сущности и масштабах заговора Наполеон и его конфиденты решили депутатам не говорить, но припугнуть их его опасностью, чтобы под этим предлогом опять-таки в соответствии с Конституцией переместить оба Совета в более безопасное место, за пределы столицы, где они могли бы спокойно работать и где, конечно же, их можно было бы спокойнее разогнать. Эта деталь плана, как заметил А. Вандаль, «была хороша тем, что лишала якобинцев Совета пятисот поддержки их союзников — черни», т.е. якобински настроенных парижских «низов».

Далее предполагалось, что в тот же день Совет старейшин назначит генерала Бонапарта главнокомандующим внутренними войсками якобы для обеспечения такой меры, как переезд депутатского корпуса в Сен-Клу, и для того, чтобы пресечь заговор. На совместном же заседании оба Совета должны были вотировать большинством голосов изменение режима в стране. Что касается концепции нового режима, то Наполеон и Сьейес согласовали её лишь в общих чертах и не без разногласий. Согласились они, как говорится, целиком и полностью в том, что будущий режим должен стать переходным, с временным правительством. «Решено было, — резюмирует А. Вандаль, — поставить во главе правления двух-трёх КОНСУЛОВ и дать им в помощь миниатюрный парламент, одну-две законодательные комиссии, которые по соглашению с ними выработают новую конституцию и передадут её на утверждение плебисцита»[1112].

Имена двух консулов напрашивались сами собой — Бонапарт и Сьейес, а между ними, как подытоживал описание прений между заговорщиками в штаб-квартире Наполеона тот же Вандаль, «можно будет посадить в качестве затычки Роже Дюко, чтобы ослабить толчки и подбить ватой острые углы»[1113].

Итак, к моменту государственного переворота 18 брюмера все нити заговора против Директории были сплетены, а сами директора практически нейтрализованы. Преданные Наполеону генералы ручались за готовность своих войск к любому повороту событий, но — в пользу заговора. За считаные дни до назначенного часа заговорщики в окружении Наполеона уже потирали руки: «Груша созрела!» Круг лиц, целиком посвящённых в тайну coup d'état, оставался очень узким буквально до последнего дня. Большинство так или иначе посвящённых в заговор довольствовалось тем, что Бонапарт и Сьейес «объясняли каждому предназначенную ему лично роль в ансамбле и какой услуги от него ожидали. Робким говорили, что учреждений коснутся лишь слегка и сулили, что в будущем они сохранят свои места или найдут себе новые»[1114].

Когда заканчивался день 17 брюмера (по «нормальному» календарю 8 ноября), едва ли кто из участников уже подготовленного coup d'état подсчитывал, что со дня возвращения Наполеона из Египта в Париж Директория кое-как просуществовала 23 дня и влачить дальше своё порочное существование ей осталось всего один день. После того как всё было рассчитано с первого и до последнего хода, силы мобилизованы, роли распределены, Наполеон исполнил переворот как по нотам, если не считать одной заминки, случившейся, впрочем, как мы увидим, на второй день переворота.

3. 18 брюмера

Государственный