Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

– Ты хочешь прогуляться со мной? – В его голосе послышалось удивление. Когда он посмотрел на меня через плечо, я увидела только половину его лица, другая же скрывалась в полной темноте. Оранжевый свет уличного фонаря освещал лишь его волосы. – Ты хочешь умереть? Разве не ты говорила, что от меня можно ждать чего угодно?

– Я сказала это в гневе, и я не говорила, что от тебя можно ждать чего угодно.

Он ничего не ответил.

Я немного постояла на месте, а когда наконец поняла, что он действительно не хочет никого видеть рядом, медленно повернулась к нему спиной и пошла назад. Я не знала, приспособлю ли мое тело к морозной погоде, но мне было не так холодно, как я думала вначале. Тем не менее я обхватила себя руками и стала растирать плечи, пытаясь согреться.

– Подожди, – просто сказал он.

Я повернула голову. Он по-прежнему стоял ко мне спиной, засунув руки в карманы черных брюк.

– Да?

– Ты думала, что твоя бабушка специально отправила тебя сюда и тем самым предала тебя, не так ли?

– Да, – только и смогла сказать я, хотя даже напоминание об этом причиняло боль.

– Но что бы подумала твоя бабушка, если бы узнала, что ты боишься ее, но все равно любишь? Любишь вопреки тому, что все считают ее сумасшедшей? Что бы она тогда почувствовала?

Внезапно я вспомнила, что именно сказала о бабушке той ночью. Той ночью, когда мне показалось, что я увидела зеркало в чреве дерева… Единственное, о чем я думала в тот момент, – то, что меня предали. Единственное, что я чувствовала в тот момент, – сильнейшую боль. Великую, невыносимую боль…

– Не знаю, – ответила я. – Если честно, мне уже все равно, потому что она пренебрегла моей любовью.

– Но ты любила и защищала ее, даже когда все остальные считали ненормальной, – сказал он.

Я на мгновение замешкалась. Да, все так. Я всегда боялась ее, даже когда так сильно любила. Слушая, что люди говорят о ней, я иногда смущалась, иногда закрывала уши, чтобы не слышать ужасных слов, но это не мешало мне любить ее. Внезапно я почувствовала себя виноватой, но старалась не показывать виду.

– Раз молчишь, значит, твой ответ очевиден, – сказал Эфкен, не глядя на меня. – Не знаю, заметила ли ты, но Ярен тоже относится ко мне как к какому-то фрику. – Я прищурилась и слегка наклонила голову. – Но я никогда не предавал ее. Просто иногда все складывается не так, как она хочет. И в те моменты она считает меня чудовищем. – Он глубоко вздохнул. – Люди так устроены, Медуза. Пока они угождают, пока делают тебя счастливой, ты любишь даже уродство. Но если тебя перестает что-то устраивать, чужое уродство становится невыносимым, так ведь?

– Но бабушка предала меня.

– Откуда ты знаешь? Она с тобой объяснилась?

Я промолчала.

– Ну и хрен с ним, – сказал он, пожав плечами. – Может, Ибрагим прав.

Я сглотнула и вытерла ледяные руки о платье.

– В чем? – спросила я, прикидываясь дурочкой.

– Насчет тебя.

Внутри меня зашевелилась обиженная девушка. Обиженная на время, отвернувшаяся от прошлого, воюющая с будущим и враждующая с самой собой. Она чувствовала себя так одиноко, что готова была дружить даже с монстрами. Она отказывалась взрослеть и раздавила свое собственное сердце в ладонях, накалывая осколками пальцы. Ее обманул даже дьявол, гладивший по голове. Эта маленькая девочка осторожно прокралась в мой разум, не обращая внимания на красноглазую женщину, наблюдавшую за ней, а потом расположилась в укромном уголке моего сознания и начала напевать колыбельную.

Как будто эта девочка была моим собственным ребенком, но она даже не села за стол, который я накрыла из своих мыслей. Она была обижена и голодна и просто ждала дьявола, который приласкает ее и убаюкает.

Когда Эфкен повернулся ко мне, я посмотрела на его лицо, сияющее под оранжевым светом фонаря.

– Может, я правда хочу, чтобы ты осталась со мной.

Я промолчала. Он сделал шаг ко мне.

– Разве тебе не интересно почему?

– Интересно, – прямо сказала я.

– Мне тоже, – пробормотал он.

Мне стало любопытно, к чему приведет наш разговор. Когда Эфкен подошел еще ближе ко мне, у меня перехватило дыхание, дыхание моей жизни.

– Думаю, он прав, – сказал он в некотором замешательстве. – По какой-то причине я хочу, чтобы ты была рядом со мной. То, как загадочно и внезапно ты появилась, да еще и с моей картой, – пожалуй, главная причина этого желания. Ты интригуешь, а меня никто никогда не интриговал. – Он насмешливо улыбнулся. – Может, именно это заставляет меня думать, что ты для меня особенная? – Последнее слово он произнес с сарказмом.

Я снова промолчала.

Он сделал еще один шаг ко мне.

– Я хоть и противлюсь этому, но в глубине души понимаю, что в тебе есть что-то особенное. Я никогда не видел, чтобы Кристал вела себя так, как сегодня. Обычно она вменяемая.

Я нахмурилась.

– Вы, должно быть, хорошо знакомы.

– Да, – равнодушно ответил он.

– Ярен сказала мне, – сказала я, пытаясь побороть надоедливое чувство внутри меня. – Она сказала, что Кристал влюблена в тебя. – Я не видела глаз Эфкена, потому что теперь уличный фонарь остался далеко позади, и его лицо потонуло в тени. – Неважно. Так что же во мне особенного? Думаешь, Кристал что-то знает?

– Думаю, знает не только она, но и Мустафа-баба… – ответил он, а затем поправил себя: – Даже не думаю, я точно знаю. И Ибрагим тоже.

– Тогда что же получается? Ты веришь в узы Непреложной печати или нет? Я начинаю думать, что у тебя раздвоение личности, ты сам себе противоречишь.

– Может, я просто отрицаю. Иногда мы отвергаем что-то, во что не верим. Ты же вроде не глупая, да?

Я сделала глубокий вздох.

– Я знаю, что ты не обязан мне помогать, Эфкен, – сказала я, и его синие глаза засияли даже сквозь темноту от того, как четко я произнесла его имя. – Но сейчас я не доверяю никому, кроме тебя.

– Ты доверяешь мне?

– Не знаю, но я хочу. А я совершенно тебя не знаю.

– У нас может не быть времени, чтобы узнать друг друга получше.

Его слова удивили меня.

– Иногда люди годами не могут узнать друг друга по-настоящему. Но если ты будешь со мной честен, то через несколько дней я почувствую, что знаю тебя.

– Я же говорил тебе, что каждое мое слово – клятва.

– Значит, ты и правда собираешься его убить.

– Да, – сказал он, как будто понял, о ком я говорю. – Даже если