Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

остановилась. Он тоже замер и посмотрел мне в глаза. Через некоторое время он глубоко вздохнул и продолжил: – Прошлой ночью, когда я нашел тебя в глубине леса перед тенистым кедром, я не знал, что ты имела в виду бабушку. Думал, что ты говоришь о ком-то, кого любишь и по которому плачешь, потому что он тебя бросил. Я думал, ты говоришь о мужчине. – Я не смогла скрыть своего удивления. – Не знаю почему, но мысль об этом так меня разозлила. Если ты снова собираешься плакать по кому-то, будь добра сказать мне, о ком плачешь, иначе я начинаю нервничать.

Я вспомнила, что говорила ему. «Я любила этого человека, любила даже тогда, когда все считали его сумасшедшим. Продолжала любить вопреки собственному страху. А он просто отрекся от меня, выбросил меня сюда, как ненужную вещь…»

– Я говорила о своей бабушке, – сказала я, не в силах скрыть изумление. Его слова таяли в моем сердце, смешиваясь с кровью, и закаляли его.

– Наверное, меня разозлило то, что ты продолжала любить кого-то, даже когда боялась, – объяснил он. – Хотя если он все равно отрекся от тебя, значит, он точно сукин сын.

– Нельзя отказываться от кого-то, кто любит тебя, просто из-за страха, – мягко произнесла я.

– Смотря кого ты любишь, Медуза, – снова прошептал он, проходя мимо меня. – Смотря кого ты любишь.

Затем он направился к клубу, оставив меня позади.

Я находилась здесь уже около двух недель.

Впервые я так долго не читала книг, не слушала музыку и не видела свою семью. Мой отец так сильно любил меня, что хотел, чтобы я училась в Стамбуле. Он никогда не настаивал, но я видела это в его глазах. Узнав, что я поступила в университет Анкары, он очень огорчился, но все равно гордился мной и почти каждый день проводил в Анкаре, пока я не закончила обучение. Мне не казалось странным, что отец всегда рядом, потому что и я не хотела расставаться с ним надолго. Я не привыкла находиться вдали от семьи. Даже когда я училась в университете, рядом со мной был папа, и я не чувствовала себя оторванной от семьи. Но теперь рядом не было ни папы, ни других членов семьи. Я осталась одна, и в этом, несомненно, была виновата бабушка. Я хотела собственноручно прикончить эту старую ведьму.

Я встречалась с Ибрагимом всего пару раз, но так и не смогла с ним нормально поговорить, потому что Эфкен либо угрожал ему и прогонял, либо бил. Джейхун и Сезги иногда ночевали в доме, и за очень короткое время я привыкла к ним и теперь легко с ними общалась. С Ярен же мы почти не пересекались, потому что она почти каждый день ходила на учебу, была занята домашними заданиями или ссорилась с Эфкеном из-за ее отношений с Ибрагимом. За эти две недели мое здоровье не пошатнулось, а это указывало на то, что человеку, с которым меня связывают таинственные узы Непреложной печати, ничего не угрожает.

Две недели назад, когда я вернулась из леса, Эфкен сказал, что у меня была лихорадка, но я уже вернулась к привычной жизни без каких-либо симптомов болезни. Должно быть, тот, с кем я была связана, все еще находился в пределах города. Эфкен старался не говорить об этом, – думаю, это его очень сильно беспокоило, – но Сезги часто поднимала эту тему. С той первой встречи я больше не видела Мустафу-баба, но предчувствие говорило мне, что скоро увижу. Я также не нашла обладателя того таинственного голоса, с которым столкнулась в клубе, – хотя я не узнала бы его лица, даже если бы увидела. И я больше не встречалась ни с Кристал, ни с Улашем.

Я смотрела на кукурузные хлопья в молоке, плавающие в черной миске передо мной, и пыталась собраться с мыслями. За последние две недели у меня не было возможности что-то предпринять, но если я не найду человека, с которым связана узами, то могу остаться здесь навечно. Я не хотела этого, хотела поскорее вернуться домой, к своей семье. С одной стороны, я думала, что папа догадывается, что я здесь. Возможно, он даже пытался вернуть меня назад, но я не имела об этом ни малейшего понятия. Кроме того, чтобы я могла вернуться, сердце невинного человека должно было остановиться. Одной мысли об этом хватало, чтобы у меня от боли щемило в груди. Из-за меня должен погибнуть невинный.

Я сомневалась, поможет мне Эфкен или нет. Потому что в те короткие мгновения, когда мне удавалось заговорить с ним, он либо сбегал, не успевала я произнести первую букву фразы «узы Непреложной печати», либо начинал рычать, словно лев, и переводил тему разговора, отвлекая меня. Последние две недели я видела его, только когда нас окружали другие люди, а в остальное время мы почти не встречались. Казалось, мы жили не в одном доме, а за тысячи километров друг от друга.

Я жила в его комнате и не знала, где ночует он. Может, он спал в машине, может, на диване в гостиной, куда он пробирался тайком ото всех, а может, где-нибудь еще. Я даже не знала, есть ли в этом доме еще комнаты.

Может, он жил у Кристал?

Когда эта мрачная мысль закрасила словно черным маркером последние зачатки голода, я поднялась со стула. Интересно, Кристал он тоже уступил свою комнату? Более того, спали ли они вместе на одной кровати? Хотя тот факт, что Эфкен уступил мне свою комнату, только усилил подозрения Сезги насчет наших отношений, по какой-то причине она больше не делала недвусмысленных намеков, как в тот вечер в клубе. Или она перестала думать о нас в таком духе. Я не знала.

– Махинев, я ухожу! – выкрикнула Ярен, и я услышала, как открылась и захлопнулась входная дверь. Неподалеку раздался рев машины Джейхуна, который возил ее на учебу и обратно, когда Эфкена не было дома.

Я взяла миску, стоявшую на деревянном столе, и отнесла ее на кухонную стойку. Я понимала, что нужно действовать и что глупо просто сидеть на месте сложа руки. Узы Непреложной печати давали мне лишь кратковременную защиту, и если человек, с которым я связана, внезапно исчезнет, то смерь вмиг постучится в мою дверь, а я не собиралась приглашать ее в гости. Я спокойно вышла из кухни, приняла теплый душ и почистила зубы, а затем достала из пакетов, которые принес Эфкен, черный свитер с высоким воротом, черные кожаные