Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

20 ноября 1956 года он призвал к пересмотру не только плана на 1957 год, но и всей шестой пятилетки развития народного хозяйства на 1956–1960 годы, принятой на XX съезде. Иначе повернуть экономику «лицом к человеку» не получалось, так как оказалось, что по плану не хватает 25 % средств на улучшение жизни трудящихся. При Сталине такие дефициты случались часто; средства на жилье и потребление просто урезали, а рост тяжелой промышленности сохранялся несмотря ни на что. Теперь же Хрущев страстно пытался найти выход и старался не для государства, а для народа.

«Сейчас стоит вопрос о подтягивании промышленности, производящей средства потребления… Пушки-то мы делаем из металла, но делают их и управляют ими люди… Заводы мы распределили по министерствам, и сейчас это настолько запутало хозяйство Советского Союза, что мы терпим огромные убытки», — сказал он на пленуме ЦК 20 декабря 1956 года[527]. Средства для нужд населения можно получить только за счет ограничения тяжелой промышленности; для этого надо пересмотреть пятилетний план и начать «перестройку» плановых органов и отраслевых министерств. Молотов, Маленков и Каганович возражали, но Хрущев продолжал реформировать.

28 января 1957 года он направил в Президиум записку о «Некоторых соображениях об улучшении организации руководства промышленностью и строительством», в которой предлагал создание «совнархозов» — советов народного хозяйства — для децентрализации принятия экономических решений. Такая реорганизация уменьшила бы роль министерств, не лишив центр полного контроля над экономикой. Семь членов Президиума были согласны, двое колебались, трое во главе с Молотовым выступили против; Маленкова не было. Не уверенный в поддержке соратников, Хрущев настоял на самом широком распространении документа — в ЦК, в Центральной ревизионной комиссии, среди министров и секретарей республиканских и областных парткомитетов[528].

5 февраля на 6-й сессии Верховного Совета, где утверждался пятилетний план, первый заместитель председателя Совмина Первухин отчитался, что «освоение целинных и залежных земель увенчалось замечательными результатами», а «валовый сбор зерна… был намного выше ежегодного урожая за всю историю страны»[529]. Целинная жатва 1956-го стала крупным успехом, особенно важным из-за засухи в других районах. То, что казалось маниакальной верой Хрущева в волшебную «скатерть-самобранку», оказалось спасением страны от серьезного недобора урожая.

Не успели депутаты Верховного Совета разойтись по домам, как 13 февраля был созван пленум ЦК для обсуждения хрущевской инициативы по «управлению промышленностью и строительством». Начавшаяся перестройка работы Совета министров не улучшила руководство производством, поэтому «более эффективные формы управления хозяйством» Хрущев видел в «организации по экономическим районам»[530], то есть в совнархозах. Их председатели знают свои нужды лучше, чем министры в Москве. При планировании они будут учитывать региональные интересы, а территориальное управление приведет к более тесным связям между отраслями.

Эти предложения спровоцировали один из главных кризисов в карьере первого секретаря. Еще перед началом пленума Молотов «в три часа ночи» направил членам Президиума записку со своими возражениями, и во время последующих обсуждений эти члены раздраженно молчали. Фактически Хрущев предлагал упразднить их базу: семь из одиннадцати занимали министерские посты.

Замена 25 всесоюзных и союзно-республиканских министерств на 70 совнархозов в планах виделась как создание мощных организаций со штатом из 300–500 бывших министерских профессионалов. Реформа обещала и большие сбережения: создание совнархоза в Красноярске, например, позволило бы ликвидировать 12 трестов, высвободило бы 1600 должностей, а значит, сэкономило бы 31 миллион рублей на заработной плате[531]. Экономия была серьезным аргументом, но, по воспоминаниям Микояна, чувствовалось невысказанное недовольство со стороны членов Президиума, и «такая атмосфера… отравляла обстановку»[532].

Уверенный, что «правда в народе, а не в Кремле» (как он часто говорил, по воспоминаниям домашних), Хрущев предложил вынести совнархозы на публичное обсуждение. 30 марта газеты опубликовали «тезисы о реорганизации промышленности», начав общенациональную дискуссию[533]. Никита Сергеевич стал публичным политиком задолго до того, как этот термин появился в русском языке. Реформа совнархозов была одной из первых публичных кампаний, когда-либо проводившихся в СССР. Ее одобрение было предрешено в пользу первого лица — политическую традицию сломать трудно, — но обсуждение было не только пропагандой.

Никто не сомневался в необходимости реформы «в принципе», но директора предприятий и экономисты утверждали, и вполне открыто, что рекомендованная децентрализация не решает всех недостатков управления[534]. Хрущев же не переставал надеяться на торжество политической целесообразности: партийные чиновники начнут напрямую руководить производством в своих районах.

Н. С. Хрущев «месит грязь» в венгерской деревне

1961

Фотограф Д. Н. Бальтерманц

[Семейный архив автора]

Но он требовал невозможного — партийцы всех уровней должны были преобразиться в компетентных администраторов. В 1950-х годах вездесущий стиль первого секретаря был еще более необычным, чем в 1920-х. Никто не собирался, подобно ему, кутаться в тулуп или ватник, выезжая на места. А он вел бесконечную, и совершенно донкихотскую, кампанию против руководства сельским хозяйством «из-за стола»[535].

Главная проблема многих хрущевских преобразований была в непродуманности их практического осуществления. И в этот раз ведомственные барьеры в основном сменились территориальными, а у такого горизонтального управления было еще меньше надежды на успех, так как огромная Россия традиционно управляется по вертикали.

Критику и тезисов, и процесса возглавил Молотов; был недоволен и Булганин, обычно умеренный и спокойный. Шепилов поддерживал принцип децентрализации, но считал, что идея Хрущева не продумана[536]. Когда же в разгар этих дебатов первый секретарь вдруг отказался от собственной идеи по созданию главного совнархоза, надзирающего над всеми другими, беспокойство Молотова выросло до предела[537].

Сначала Хрущев собирался понизить роль министерств и повысить роль союзных республик, сохранив центральное руководство. Но в окончательном варианте оказалось, что Москва отдает республиканским лидерам еще больший контроль. Столкнувшись с сопротивлением коллег по Президиуму, Хрущев согласился на более радикальные предложения провинциальных партийцев, рассчитывая взамен на их поддержку. Такая объемная децентрализация была неприемлема для центриста Молотова.

Обстановка накалялась. Хрущев называл Молотова «отрезанным от жизни»: тому не нравилась целинная кампания, он выступал против внешней политики, а теперь тормозил экономические реформы: «Молотов не всегда был таким неторопливым, он спешил во время коллективизации, он спешил, когда репрессировали генералов»[538]. Никита Сергеевич говорил это не случайно. Недавно Президиум реабилитировал военачальников Якира и Тухачевского, и теперь первый секретарь пользовался случаем еще раз попенять тем, кто был близок Сталину: «пусть старые члены Политбюро расскажут нам», почему привлекли Якира к ответственности.

Хрущев хорошо знал Якира, дружил с ним в