Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

Консерватизм – последний аспект реализма. Он вытекает из государствоцентричного представления о международных отношениях, отрицающего приоритет нормативных ценностей и принципов, и из нацеленности на эффективное применение силы. Этот консерватизм представляется наиболее важным стимулом для развития ТМП как критики гегемонии реалистических международных отношений. Это консерватизм с маленькой буквы «к», то есть не идеологическая позиция, хотя иногда он и правда ассоциируется с политическим консерватизмом, поскольку консервативные партии с большой буквы «К» во многих демократических странах поддерживают армию, а во время холодной войны они часто спорили со своими идеологическими противниками.

Однако главной проблемой консерватизма в реалистических международных отношениях является то, что он обычно отражает аналогию с внутренней политикой, составляющую ядро системы государств. Международная политика, с его точки зрения, всегда определяется государством, преследующим свой национальный (внутренне определенный) интерес в контексте других государств, делающих то же самое. Итоговое разделение труда между внутренней и международной политикой означает то, что многие неотложные вопросы, влияющие на жизнь людей, выносятся в область внутренней политики и, главное, внутриполитических решений. Задача международных отношений ограничивается обеспечением мирных взаимоотношений между государствами и поддержанием тех или иных международных правил и институтов, совместно созданных государствами для того, чтобы они служили их интересам. Основные проблемы международной политики – сохранение международного статус-кво, то есть защита от угроз для стабильности, проистекающих из изменений в равновесии сил и перестройке союзов. На одном уровне такая устремленность может показаться достаточно благородной, учитывая издержки войны и развала международного порядка, – и здесь надо отдать должное таким реалистам, как Карр, Моргентау, Нибур или Кеннан. Но в то же время предпочтение статус-кво приводит к маргинализации любых новых вызовов, таких как распределение глобальных публичных благ в условиях изменения климата. Точно так же выбор реализмом статус-кво может стать основанием для идеологического предпочтения утверждения суверенитета, а не взаимовыгодного сотрудничества. А это грозит закреплением тех черт (прошлого) политического опыта, которые всегда были лишь временными и эмпирически обусловленными.

Эта тенденция видеть в международных отношениях устойчивый комплекс технических проблем, создаваемых международным порядком с определенным (неизменным) характером, заставила политиков и дипломатов с чрезвычайной осторожностью подходить к международным проблемам, которые невозможно легко встроить в эту парадигму. Особенно это относится к проблемам, определенным структурными или внешними силами, а также к тем случаям, когда решение таких проблем тормозится фиксацией на простом категориальном различии между внутриполитическим и международным. Такие проблемы, как голод (в Бенгалии в 1943 и 1971 гг., затем в Бангладеш в 1974 г.), выпадают из этого различия внутриполитического и международного. Собственно, именно их значение поставило моральные вопросы в повестку международных отношений, послужив начиная с 1970-х годов одним из важнейших источников для ТМП. Это совпадение между быстрым ростом интереса к нормативной политической теории и неотложными международными проблемами преобразовало международные отношения как особый предмет, создав одно из наиболее оживленных и интересных направлений этой исследовательской области.

Теория международной политики как критика

Обычай ставить в заслугу Джону Ролзу то, что он спас политическую теорию или философию от ее неминуемой смерти от рук логических позитивистов и оксфордской философии обыденного языка, восходит к Питеру Ласлетту. В последние годы этот обычай подвергся заметной критике в генеалогических исследованиях, попытавшихся оспорить господство ролзовского либерального эгалитаризма [Forrester, 2019]. Можно с уверенностью сказать, что тогда в области политической теории действительно было много работ, хотя и не так много в аналитической философии, как принято думать. Бесспорным, однако, остается взрывной рост интереса к нормативным вопросам, совпавший с публикацией Ролзом «Теории справедливости» [Ролз, 1995] и спровоцированными этой работой дискуссиями. Политическая философия и теория стали занятием не только модным, но и, казалось, актуальным. Начался период поразительной интеллектуальной продуктивности, совпавший с важными и неотложными проблемами международной политики. Все это происходило в разгар холодной войны, сопровождавшейся опасной конфронтацией 1970–1980-х годов. США как гарант либерально-демократического порядка с середины 1960-х годов увязли во внутренних волнениях, связанных с гражданскими правами, в конституционных сражениях и злополучной Вьетнамской войне. Война расколола американские университетские кампусы, в том числе из-за призыва (обязательной военной службы в Армии США, определявшейся жеребьевкой). Внутриполитические проблемы США всегда становились международными, поскольку США являлись центром международных союзов и оказывали колоссальное влияние на внутреннюю политику всех либерально-демократических государств. Сначала к международной области как таковой пришлось обратиться при оценке намерения Ролза применять понятие общественного договора исключительно к «замкнутому внутреннему обществу», что, казалось, подкрепляет один из аспектов государствоцентричного подхода реализма, хотя Ролз, определенно, и отказывался от его позитивизма.

Хотя Ролз написал важные работы по практическим политическим вопросам, таким как гражданское неповиновение, его главным трудом стала грандиозная теория справедливости как честности. Мотивы для написания этой книги были довольно сложными, но среди них можно выделить желание создать альтернативу утилитаризму как основанию публичных суждений о морали и справедливости, которая в то же время не опиралась бы на реалистическую в этическом смысле трактовку естественного закона или естественных прав. Если должны существовать защищающие личность права, ограничивающие применение практической рациональности или принципа полезности, то они должны быть основаны на полномочиях, с которыми все могли бы разумно согласиться, оставаясь в контексте, где имеется множество идей о наилучшей форме жизни.

Ролз признавал плюрализм как факт, то есть разумное несогласие в вопросе о сущности хорошей жизни и о том, как следует жить. Однако он утверждал, что мы можем достичь принципов права (основ закона и гражданских прав), которые защищают фундаментальное достоинство свободных и равных личностей. Поэтому его теория критична к господствовавшему тогда техническому языку утилитаризма, в ней Ролз попытался предложить устойчивое (либеральное) основание для идей, подкрепляющих общечеловеческую веру в фундаментальные права каждого человека на то, чтобы к нему относились как к свободному и равному гражданину. Эти идеи были соединены и согласованы друг с другом в концепции политического общества как честной схемы социального сотрудничества, то есть общественного договора, определяемого двумя принципами справедливости. Первый принцип Ролза требует распределения комплекса базовых свобод, доступных каждому, а второй гарантирует то, что любые допустимые экономические неравенства структурируются так, чтобы приносить пользу самым бедным и отражать честное равенство возможностей. Ролз стремился к обоснованию положений политической философии и оправданию нормативных принципов, причем его аргументация стала считаться оправданием либерально-политических курсов, в частности программы «Большого общества» в США при президентстве Линдона Джонсона (1964–1968) или британского государства всеобщего благосостояния в понимании Энтони Кросланда.

В этом отношении противником теории Ролза стала либертарианская теория Роберта Нозика, представленная в его книге 1974 г. «Анархия, государство и утопия», в которой утверждалось, что создание любой системы центрального распределения благ, включающей конфискацию у индивидов продукта их труда, является по самой сути своей несправедливым. Нозик также был известным философом, стремившимся установить пределы нормативной политической теории (а не просто идеологом либертарианства). В этот период в большинстве споров, в которых сталкивались позиции Ролза и Нозика, участники обычно занимали определенные позиции и по идеологическому вопросу о перераспределении внутри государств, а впоследствии и между ними. В результате подъема новых правых и политического успеха Тэтчер и Рейгана в начале 1980-х годов политическая философия стала более политизированной, чем ожидалось. Политические теоретики продолжали обсуждать противостояние Ролза и Нозика, придумывая все более замысловатые аргументы о способах измерения общественной справедливости.

Несомненно, политические теоретики, работающие на факультетах политологии, отводят «Теории справедливости» Ролза главную роль в возрождении нормативной теории. Однако две другие работы также показали, в какой мере этот взрывной интерес всегда носил международный характер, и они также оказали серьезное влияние на ТМП. Работа Питера Сингера «Голод, богатство и мораль» [Сингер, 2021] была опубликована в новом на тот момент журнале Philosophy and Public Affairs после голода в Бенгалии 1971 г. Тогда как работа Майкла Уолцера «Справедливые и несправедливые войны» [Walzer, 1977] стала вторым прорывом на уровне международных отношений. В ней рассматривалась возможность оправдания нормативных утверждений о справедливости войны, о добре и зле гуманитарных интервенций. Обе работы, очевидно, бросали вызов