Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

Markus R.A. (1988). The Latin Fathers // J.H. Burns (ed.). The Cambridge History of Medieval Political Thought c. 350–1450. UK: Cambridge University Press. P. 92–122.

McMahan J. (2009). Killing in War. UK: Clarendon Press.

Niebuhr R. [1932] (2005). Moral Man and Immoral Society. USA: Continuum.

O’Donovan O. (1996). The Desire of the Nations: Rediscovering the Roots of Political Theology. UK: Cambridge University Press.

O’Donovan O. (2003). The Just War Revisited. UK: Cambridge University Press.

O’Donovan O. (2005). Ways of Judgement. UK: W. Eerdmans.

O’Donovan O., Lockwood O’Donovan J. (2004). Bonds of Imperfection: Christian Politics Past and Present. USA: W. Eerdmans.

Ratzinger J. [Pope Benedict XVI] (2008). Church, Ecumenism and Politics: New Endeavours in Ecclesiology. USA: Ignatius Press.

Ratzinger J. [Pope Benedict XVI] (2018). Faith and Politics. USA: Ignatius Press.

Song R. (1997). Christianity and Liberal Society. UK: Clarendon Press.

Williams R. (2016). On Augustine. UK: Bloomsbury.

ТЕКСТЫ АВГУСТИНА В ОТКРЫТОМ ДОСТУПЕ

perseus Digital Library, Tufts University: https://www.perseus.tufts.edu/hopper/searchresults?q=St+Augustine

Глава 4. Никколо Макиавелли. Политика и применение насилия

Макиавелли – один из самых противоречивых политических мыслителей. Его идеи имеют множество следствий для политических концепций, таких как роль общего блага или отношение между политической властью и моральными или этическими обязательствами. В контексте осмысления международных отношений Макиавелли предстает реалистом и автором идеи raison d’état (государственный интерес). Здесь я утверждаю, что Макиавелли ставит под сомнение идею стабильных политических обществ или народов и сосредоточивает свое внимание на основании или переосновании политических сообществ в мире, где происходят непрерывные изменения и революции. Этим объясняется его озабоченность характером лидеров и способами осуществления временной, преходящей политической власти с целью учреждения и поддержания режимов. Вместо того чтобы аккуратно обойти идею этики в политике, Макиавелли исследует природу политической жизни вне моралистических, этических и легалистских рамок. Этим он бросает один из самых поразительных вызовов концептуальным основам современной политики.

Макиавеллиевский – прилагательное: использование хитрых, но зачастую нечестных методов, обманывающих людей ради достижения власти и контроля.

Cambridge English Dictionary

Имена многих политических мыслителей и философов стали нарицательными, дав название той или иной теории или идеологии. Но лишь от нескольких имен были образованы общеупотребительные прилагательные, описывающие определенный стиль политических действий. Никто, кроме Макиавелли, не добился в этом отношении столь значительного успеха, никто не стал источником для столь безусловно негативного термина, описывающего определенное политическое поведение. Ранняя рецепция его сочинений была враждебной. В 1552 г., вскоре после его смерти, Римская католическая церковь включила их в перечень запрещенных книг (Index Librorum Prohibitum). С тех пор Макиавелли ассоциируется с обманом, двуличием, насилием и пороком – по крайней мере, в традиционном моральном смысле. В самом деле, часто утверждается, что выражение «старина Ник» (эвфемизм для обозначения дьявола) происходит от имени Никколо Макиавелли. У Шекспира герцог Глостер говорит об «убийственном Макиавелли» («Генрих VI») как источнике «воспитания» определенного типа политика, которое не способствует добродетельности и мудрости короля. Прилагательное «макиавеллиевский» используется для обозначения поведения двусмысленного и сомнительного с моральной точки зрения, сколько бы практики высокой и низкой политики ни восхваляли успешное применение темных искусств дипломатии и стратегии. Историки идей потратили немало времени на обсуждение академического вопроса о том, справедливо ли применять эту сомнительную характеристику к исторической фигуре Макиавелли, флорентийского дипломата и ученого-гуманиста. Но история вообще редко бывает справедливой, и образ или тип макиавеллиевской личности – узнаваемая и неизменная фигура в описании политических деятелей и их действий.

Эта фигура деятеля макиавеллиевского типа хорошо знакома в международной политике, в управлении государством и дипломатии (что неудивительно, учитывая профессию самого Макиавелли). Однако эта роль подходит и под требования высшего управления государством, предполагающие если не ложь, то по крайней мере «экономию на правде», манипуляции и компромиссы интересов. И, естественно, когда дипломатия либо не срабатывает, либо нуждается в дополнительном стимуле, управление государством может потребовать развязать войну или применить насилие. В современной международной политике множество примеров макиавеллиевских фигур, таких, например, как Генри Киссинджер, ученый, дипломат и госсекретарь США, который стал прочно ассоциироваться с подобным стилем управления государством – не затрудняющим себя простыми моральными принципами и нормами. Весьма эрудированный и изощренный ученый, Киссинджер также был помощником Ричарда Никсона, ответственным за ковровые бомбардировки мирной Камбоджи и в то же самое время работавшим над тем, чтобы вытащить США из кровавого и бессмысленного конфликта во Вьетнаме. Он также сыграл главную роль в установлении отношений между США и коммунистическим Китаем в самый разгар холодной войны и китайской «культурной революции», когда обе стороны начали искать сближения, не переставая при этом считать режимы друг друга олицетворением политического зла. Для макиавеллиевских фигур мир никогда не бывает черным и белым или хорошим и плохим, хотя за этими концепциями и признается определенная ценность; на самом деле реальный мир высшей государственной политики предстает в бесконечных оттенках серого. Идея бесконечности, как и смешение света (добра) и тьмы (зла), важна, если учесть, что Макиавелли создает образ политической деятельности как постоянной перемены, а не серии игр, в результате которых появляется победитель, или устойчивого прогресса, ведущего к общему благу, такому, например, как самореализация, справедливость или какая-то другая утопия. Для макиавеллианца в политике всегда есть нечто неумолимое, из-за чего все, кто в ней не участвуют, кажутся подозрительными.

В какой-то мере эта позиция частично отражается в современной неприязни к политикам как отдельному классу, чьи интересы не совпадают с интересами широкой публики. Такая подозрительность и враждебность могут быть результатом тех методов, которыми политика делается. Политики никогда не бывают до конца честны, более того, в некоторых случаях их роль требует от них двуличия. Министр финансов, честно и прямо говорящий об экономической политике, или министр обороны, дающий прямые ответы на вопросы о государственных тайнах, окажутся политиками и опасными, и саморазрушительными. Но подозрительность также может возникнуть из ощущения, что политики в своих действиях отвергают мораль. Предотвращение войны, наказание за нее и применение насилия – наиболее очевидные примеры конфликта между моралью и политикой.

Однако этот вызов не ограничивается высшим уровнем государственной политики. Пожалуй, любая политика бросает вызов морали. Возможно, потому, что обычная мораль зависит от разрешения некоторых фундаментальных политических вопросов, или потому, что политика имеет свою собственную мораль, которую иногда называют raison d’état, государственным интересом. Или же, если следовать реализму Фукидида, политика, возможно, просто находится вне сферы морали, а потому нормальные правила личного поведения в ней неприменимы. Этот иерархический, пространственный взгляд на отношения между моральными нормами и политическим действием ярче всего проявляется в области международной политики, когда национальные интересы сталкиваются в мире, лишенном общего международного арбитра или международного законодательства. Поэтому олицетворением макиавеллизма становятся дипломаты, известные своим двуличием: Молотов, Киссинджер, Громыко или Чжоу Эньлай. Но международная сфера попросту предоставляет более широкое поле для того образа действий, который, по утверждению Макиавелли, встречается в политике повсеместно. В этой главе будет, в частности, обсуждаться следующий вопрос: если международная политика находится вне сферы обычной морали, то почему это не относится к обычной «внутренней» политике? То, что государственный интерес применим только в ограниченном пространстве международной политики, отнюдь не очевидно. Вызов, брошенный Макиавелли, состоит в том, что его учение влияет на любую политику, а не только на дипломатию и высшее управление государством.

Жизнь и время

Никколо Макиавелли был исключительно политическим мыслителем, чей опыт службы родной Флорентийской республике отразился на его мышлении и лег в основу его концепции политической власти и агентности. Таким образом, его биография – важный контекст для понимания его мысли. Столь же важна и специфика городской политики Флоренции и ее место в международном контексте региональной политики на Итальянском полуострове в XV в. В то время Италия не была ни единым королевством,