Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

разбросным способом и нанимает комбайн, когда урожай созрел, вообще не нужно давать оплачиваемую работу ни одному из деревенских бедняков. Крупному землевладельцу, в свою очередь, вообще не требуется сдавать землю в аренду своим бедным соседям или нанимать их для работы на своих полях. Традиционная экономическая связь между богатыми и бедными в виде наемного труда и аренды была почти разрушена. С одной стороны, появился всё более коммерческий класс крупных землепользователей, а с другой – гораздо более многочисленный класс, который можно лишь в самом общем приближении именовать «полупролетариями». «Самое общее приближение» (looseness) в данном случае неизбежно, поскольку эти люди по-прежнему держатся за свои небольшие рисовые поля, однако они определенно всё меньше и меньше являются аграрным пролетариатом, поскольку производство теперь осуществляется в значительной степени без их участия. И если они когда-нибудь вообще станут пролетариатом, то это произойдет в городах и на плантациях Малайзии, а не на рисовых полях, где их услуги больше не требуются.

Тем временем уже запущен процесс квазипролетаризации, который связывает многих сельских жителей вовсе не с производством риса, а с городской экономикой за пределами Седаки и даже за пределами Кедаха. Если на первой стадии перехода к двойным урожаям мелкие земледельцы могли позволить себе не отправляться на заработки в города, то на втором этапе этого процесса ситуация драматично развернулась вспять. Постоянный исход населения, являвшийся устойчивой особенностью аграрных территорий Кедаха после Второй мировой войны, снова превратился в демографическое кровопускание. Начиная с 1978 года восемь глав семей Седаки (семеро из них относились к беднейшим сельских домохозяйствам) регулярно покидали деревню в поисках временной работы на стройках в Куала-Лумпуре, Пинанге и других городских центрах. Могло уехать и ещё больше людей, если бы некоторые жители Седаки не считали себя слишком старыми для такого труда или не испытывали неуверенность в том, что найдут работу. Двенадцать женатых мужчин подали заявки на участие в программах переселения за пределы Кедаха, хотя их шансы на успех невелики[250]. В поисках работы в каком-нибудь другом месте из Седаки уехали почти три десятка не связанных узами брака мужчин и женщин – многие временно, а несколько человек навсегда. Несомненно, многие из них в конечном итоге уехали бы в любом случае, однако локальные изменения в землепользовании и занятости, идущие с 1977 года, способствовали тому, что это произошло раньше.

Непосредственной причиной этого исхода стала полная отмена ирригационного сезона 1978 года, случившаяся из-за засухи. Потери всего урожая и отсутствие оплачиваемых работ, которые мог обеспечить этот сезон, оказалось достаточно, чтобы многие мелкие земледельцы и батраки временно отправились в город. А те, кто остался в деревне, накапливая долги, в следующем сезоне не только столкнулись с посредственным урожаем, но и обнаружили, что их доходы в период его уборки существенно сократились из-за конкуренции со стороны комбайнов. Сразу после посадки риса следующего урожая многие из этих людей уехали из Седаки вместе со своими взрослыми сыновьями в надежде возместить свои потери и выплатить долги ростовщикам и лавочникам.

В результате возник, вероятно, самый большой эмиграционный поток селян в поисках работы, о котором только можно вспомнить[251]. За месяц-другой работы большинству женатых мужчин среди тех, кто покинул деревню, удавалось отложить из своих заработков 200 ринггитов, а то и больше для поддержки их семей в Седаке. «Там остались только те, кто не был готов к работе (Тингал оран так парат сабаджа)», – так охарактеризовал ситуацию один из уехавших из деревни мелких арендаторов, пусть его слова и звучат преувеличенно. В близлежащих сёлах этот исход был, пожалуй, ещё более выраженным, и остаётся мало сомнений в том, что для бедных домохозяйств и мелких земледельцев, которые остаются в Седаке, временная миграция в поисках наёмной работы превращается в образ жизни. Пока городская экономика обеспечивает функционирование этого предохранительного клапана, он будет оставаться единственным средством, при помощи которого находящиеся в критическом положении семьи Седаки смогут сохранять точку опоры в сельском сообществе.

Локальные институты и экономическая власть

Ассоциация земледельцев

То гигантское воздействие, которое переход к двойным урожаям в регионе Муда оказал на землепользование, доходы и социальные отношения, неизбежно отразилось и в характере местных институтов. В Седаке этот процесс можно наиболее ощутимо наблюдать на примере краткой истории Ассоциации земледельцев, учреждённой на основании специального закона в 1967 году и изначально предназначавшейся для предоставления образовательных и кредитных возможностей в сфере рисоводства для всех крестьян этой местности. Возможно, ассоциация так и не оправдала первоначальных обещаний, но превосходно послужила другим целям. Местное отделение ассоциации в соседнем Кепала-Батасе теоретически обслуживает более двух десятков деревень с населением около 1800 семей, однако за весь период существования этой организации в неё вступили представители лишь 600 семей. Подавляющее большинство мелких землевладельцев и арендаторов никогда не присоединялись к ассоциации, считая затраты на это слишком большими, а выгоды слишком незначительными. Местные члены малайской оппозиционной политической партии ПАС, включая многих из довольно зажиточных селян, тоже никогда не вступали в Ассоциацию земледельцев, полагая, что ею рулит государство в интересах правящей партии – и в большинстве случаев так оно и было. В результате филиал ассоциации в Кепала-Батасе, как и большинство других её региональных подразделений, стал марионеткой богатых крестьян, связанных с ОМНО.

Сами крестьяне, говоря об Ассоциации земледельцев, называют её аббревиатурой МАДА, имея в виду не саму эту организацию, а государственную структуру – Администрацию сельскохозяйственного развития региона Муда, которая руководит деятельностью ассоциации. Основная функция ассоциации – как в восприятии крестьян, так и на практике – заключается в предоставлении кредитов на производственные цели и удобрений. Кредиты выделяются членам ассоциации для покрытия расходов на аренду тракторов (по состоянию на 1979 год – 30 ринггитов за релонг за два прохода трактора по полю), исходя из площади обрабатываемой земли, а удобрения выдаются в натуральном виде[252]. Когда ирригационный сезон 1978 года был отменен, и крестьяне столкнулись с множеством невзгод, МАДА также распоряжалась крупной программой помощи пострадавшим от засухи (бантуан кемарау), в рамках которой трудовым бригадам щедро платили за работы по очистке водоотводных и ирригационных каналов. Кроме того, МАДА предоставляет небольшие займы для таких начинаний, как обустройство рыбоводческих прудов и разведение мясного скота, а также время от времени организует «учебные туры» за государственный счёт в такие отдалённые территории, как Суматра и Сингапур. Таким образом, МАДА рассматривается не столько как структура, к которой прикреплена автономная Ассоциация земледельцев, сколько как источник кредита и патронажа, распределяемых прежде всего между её членами.

В Седаке все эти милости достаются преимущественно