Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

не может отчуждать или делегировать полномочия внешней власти. Таким образом, Гоббс исключает идею общего управления или совместной юрисдикции, осуществляемой вместе с какой-то внешней державой, например путем уступки папе права назначать людей на церковные должности или освобождения духовенства от гражданского судопроизводства – таковы две ключевые проблемы английской революции в управлении, проведенной Томасом Кромвелем при Генрихе VIII. Только суверен может назначать церковных иерархов, политических или судебных чиновников, а также награждать подданных наградами и определенным статусом.

С точки зрения более поздних конституционных теоретиков либеральной направленности, теория Гоббса проблематична в том, что она наделяет суверена исключительной и окончательной (тотальной) властью над подданным и его правами. Суверен принимает судебное решение о всех спорах о правах и претензиях, определяя наказания, применяя их и распределяя компенсации в тяжбах. Соответственно, подданные никогда не могут осудить суверена и признать, что он действует несправедливо, также они не могут его наказывать, поскольку он априори единственный, кто определяет содержание справедливости. Поэтому суверен, по определению, не может причинить ущерб своим подданным. Осуждение суверена требовало бы обратиться к частному стандарту за пределами права, а потому стало бы несправедливым актом подданного. Кажется, что эта позиция наделяет суверена экстраординарными полномочиями, что заставило многих утверждать, что Гоббс попросту дает прикрытие тирану и угнетению. Гоббс разбирает этот вопрос, утверждая, что упреки в тирании являются не более чем суждениями о суверенной власти, которую подданный не любит или считает неудобной. Однако его основная идея представляет собой всего лишь логическое заключение о природе самой суверенной власти, а не суждение о личном характере того или иного суверенного правителя или же опирающееся на благоразумие суждение о том, как должна использоваться суверенная власть. Чтобы быть сувереном, политическая власть должна быть окончательной, единой и бесспорной, и именно поэтому она считается абсолютной, ведь она не может подчиняться более высокой власти или закону, каковой и был бы в противном случае сувереном.

Это, впрочем, не дает тому или иному правителю карт-бланш, который бы позволял ему действовать как заблагорассудится. Весь смысл суверенитета заключается в обеспечении безопасности, то есть в уклонении от войны и конфликта, и Гоббс дает четко понять, что правитель должен проявлять благоразумие как в применении своих полномочий, чтобы не скатиться обратно в гражданскую войну, так и в применении своих прав на войну на международной арене (что с его стороны является замаскированной критикой Стюартов). И опять же, хотя это право на войну является неотчуждаемым правом суверенитета, безрассудное ведение войны, особенно когда перспективы успеха не определены, ставит подданных в обстоятельства, в которых от них требуется действовать против естественного закона и их собственного самосохранения. То есть успешный суверен должен понимать требования благоразумной политики, хотя он и обладает правом окончательного решения в вопросах обеспечения мира и безопасности своих подданных. Право что-то делать и мудрое или благоразумное действие – не одно и то же, и блага гражданского мира непосредственно зависят от того, будет ли смешивать одно с другим суверен.

В историческом плане у Церкви были альтернативные притязания на власть, независимую от власти суверена, поэтому аргумент Гоббса получает значительное развитие в частях III и IV «Левиафана», в которых разбираются следствия его теории в области религии. Зачастую эти важные части текста «Левиафана» толкуются современными исследователями как всего лишь историческое применение фундаментальной логики начал и природы суверенитета, изложенной в частях I и II. Однако подробное обсуждение церковной власти у Гоббса и ее подчинения гражданскому суверену является основной частью аргументации Гоббса и в то же время фундаментальной иллюстрацией учения cuius regio, eius religio («чья власть, того и вера»), выведенного из Аугсбургского мирного договора (1555 г.), каковое учение стало основой для Вестфальского мира 1648 г. Стилистика обсуждения в частях III и IV «Левиафана» также является важной иллюстрацией приоритета его новой гражданской науки, получающей независимость от политической теологии. Некоторые комментаторы подчеркивают, что Гоббс излагает свои аргументы в категориях именно политической теологии (хотя есть и исключения, см., например: [Lloyd, 1992]). Но в то же время большинство исследователей восхваляют его как одного из первых подлинно современных философов политики, то есть как того, кто решительно подчиняет все притязания откровения требованиям разума.

Не стоит поспешно сбрасывать со счетов значение политической теологии Гоббса для его главной мысли. Он определенно намеревался ответить своей книгой тем (в частности, кардиналу Роберту Беллармину), кто использовал Писание и политико-теологическую аргументацию для защиты притязаний папы на гражданскую и имперскую власть. Беллармин (1542–1621) был одним из наиболее важных защитников католической политической теологии в период после католической Контрреформации и Тридентского собора, и Гоббс сам встречался с ним в Риме в 1614 г. [Martinich, 1992, p. 34]. С точки зрения Гоббса, утверждение приоритета разума перед откровением и Писанием было бы нелогичным аргументом, который не смог бы убедить его оппонентов-современников. А потому ему было важно показать, что аргументация из первых двух книг «Левиафана» полностью согласуется с Писанием. Кроме того, он пытался представить наилучшее объяснение данного в Ветхом Завете описания Царства Божьего как ограниченного периода суверенной власти над еврейским народом, которым Моисей правил от имени Бога до времен Самуила, когда еврейский народ отказался от священнического правления и заменил его гражданским царством. Точно так же и в Новом Завете Гоббс подчеркивает проповедь Иисуса Христа о грядущем Царстве, указывая на то, что это не историческое предсказание о некоем временном царстве или государстве, но нечто совершенно иное, а потому область политики им безусловно передается гражданским суверенам, которые играют свою собственную роль в божественном провидении.

Одно важное следствие этих аргументов состоит в том, что природа церковной власти не вытекает прямо из Бога и не опосредуется властью того же папы, который, с точки зрения Гоббса, попросту еще один европейский гражданский суверен. Она является гражданской конструкцией, необходимой для управления религиозными делами в политическом сообществе, а потому полностью подчиняется решению суверена. В части IV Гоббс подкрепляет это подчинение церковной власти гражданской, дополняя аргументы из Писания научными объяснениями происхождения идей о духах и тем, как эти причуды воображения используются для маскировки незаконной политической власти. Тем, кто использует положения Писания и религии в качестве основы для критики политической власти, Гоббс доказывает, что единственное, что необходимо для спасения, – это вера в положение «Иисус Христос – спаситель». Утверждение этой веры независимо от суверена, требующего определенной формы религиозного культа или его, наоборот, запрещающего. Такие минимальные требования спасения, если их правильно понять, не могут подрываться сувереном, а потому не может быть законного религиозного основания для отвержения каких-либо притязаний суверена.

Революционное значение осуществленного Гоббсом синтеза гражданской науки и политической теологии в современном мире, вероятно, несколько стерлось, поскольку откровению в нем уже не уделяется прежнего внимания, по крайней мере на Западе. Однако эта трансформация обосновывает притязание постепенно складывающегося суверенного государства на окончательное право определять объем и требования религии в его собственной юрисдикции и на собственной территории. Гоббс превращает компромиссный modus vivendi XVI в., то есть периода религиозных войн, в принципиальные утверждения о легитимном распространении сферы политической власти на религиозные требования. Тем самым он подрывает притязание христианства на создание транснационального имперского порядка, оставляющего пространство для отдельных локусов подчиненного правления. В то же время он устраняет сложную систему интеграции двух «градов», то есть августиновскую модель политики как промежуточного секулярного порядка, ожидающего окончательной расплаты в день Страшного суда. С Гоббса начинается представление о современном государстве, а вместе с ним и представление о системе современных государств, составляющей ядро международных отношений.

Традиция Гоббса в международных отношениях

Хотя концепция единого суверенного государства у Гоббса составляет один из основных элементов современной теории международных отношений, сам он не дает подробного анализа международных отношений, считая их всего лишь внешними отношениями государств. Однако в некоторых его высказываниях предугадывается направление соответствующей теории международной политики. В академическом обсуждении международных идей Гоббса его краткие замечания рассматриваются в качестве противоречий, выявляемых, когда его теория применяется в современной теории международных отношений. Я вернусь к этому моменту в последнем разделе, но сначала хочу рассмотреть,