Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

только в форме правомочного наказания, в ином виде она исключается первичной обязанностью оберегать друг друга. Такая исполнительная власть закона природы дает основание для двух специфических прав на наказание. Первое – право на наказание для острастки или предотвращения преступлений, второе – право на наказание как возмещение. Право на предупреждение применяется всеми людьми, а не только теми, кто понес ущерб или стал жертвой преступников и изгоев. Оно может включать и смертную казнь тех, кто создает угрозу, или убийц. Здесь действует аналогия со львами, тиграми и дикими животными, с которыми мы не можем жить в одном обществе. Поскольку люди, ведущие себя как звери, наносят вред не только своим жертвам, но и всему человечеству, у всего человечества есть обязанность предотвратить угрозу и опасность. Локк специально выделяет смерть как достойное наказание за убийство. Обоснование убийства человека как достойного наказания, а не просто побочного эффекта защиты себя и других не проведено у него в полной мере. Но из отсылки к Писанию ясно, что аргумент Локка зависит от идеи лишения прав. Применима ли смертная казнь только в качестве наказания за убийство?

Локк уходит от простой пропорциональности принципа «глаз за глаз», утверждая, что в случае незначительных нарушений закона природы достойное наказание может опираться на оценку степени тяжести наказания, в силу которого такое нарушение должно для преступника стать «невыгодным». В таком качестве наказание отчасти служит возмещению, а отчасти – устрашению. Аргумент о возмещении поддерживает необходимость и обязанность наказывать за нарушение закона. Тогда как в рамках строгой теории устрашения мы можем взвесить издержки наказания, сравнив их с другими издержками, и в некоторых случаях принять решение отказаться от наказания, поскольку оно не окажет устрашающего воздействия. Но, с точки зрения Локка, наказание – обязанность, вмененная нам законом природы, и мы не правы, когда не применяем эту власть. Устрашающее воздействие играет некоторую роль в определении суровости и природы наказания. Не существует простой связи между природой преступления и характером наказания, связи того рода, что мы могли бы вывести из применения смертной казни для наказания за убийство. А потому вполне возможно, что смертная казнь будет признана достойным устрашением для большинства преступлений против собственности. Локк занимается и проблемой частного насилия, и легитимным применением частного насилия в рамках исполнительной власти закона природы [Frazer, Hutchings, 2020].

Также Локк определяет дополнительное право на возмещение. Это право отличается от права на предотвращение, поскольку оно может применяться только жертвой преступления, а не третьими сторонами, в отличие от предотвращения. Право на возмещение позволяет жертве или истцу восстановить свое имущество, вернув то, что было украдено, или же компенсировав его стоимость. Это право не позволяет никому другому незаконно пользоваться выручкой от преступления. Но также оно важно для дальнейшего рассуждения Локка о компетенции политического судьи, поскольку только сторона, понесшая ущерб, может решить, следует ли стремиться к возмещению, но никто другой не может претендовать на «возмещение» того, что было получено незаконным путем, если только оно не было его изначальной собственностью. Если бы государство или какие-либо третьи стороны попытались получить обратно доходы, полученные преступным путем, не возвращая полную стоимость утраченной собственности изначальным собственникам, они также оказались бы виновными в пользовании выгодой от преступления, а это бы означало, что они нарушают закон природы. «Странное учение» об исполнительной власти закона природы – одна из наиболее проблематичных идей. Хотя такая власть определенно является одним из элементов идеи политической власти, она не является в полной мере «отчуждаемой» (то есть ее нельзя полностью потерять, отказаться от нее или передать). Основой для философии Локка является представление о том, что дополитический мир морален и что моральные нормы в этом политическом мире не просто создают обязанности, но также и содержат в себе законные санкции, способные оспаривать притязания политики. Таков генезис одного из наиболее спорных аспектов либерального универсализма в международной сфере. Но, прежде чем обратиться к этому вопросу, следует рассмотреть еще один элемент теории естественного состояния у Локка, а именно положение войны.

Естественное состояние – это не состояние войны

Третью главу «Второго трактата» Локк посвящает теме войны, и знание этого вопроса для естественного состояния довольно очевидно, в том числе и по контрасту с концепцией естественного состояния у Гоббса. У последнего война означает отсутствие закона и власти суверена. Тогда как у Локка отсутствие суверенной или политической власти (как он ее понимает) вполне совместимо с социальным взаимодействием, в том числе с примитивной торговлей и ремеслом. Война как феномен должна быть включена в представление о мире, который структурирован законом природы как фундаментальным качеством естественного состояния. Ее нельзя объяснить как у Гоббса, то есть как всего лишь отсутствие закона и власти суверена.

В § 16 «Второго трактата» Локк определяет состояние войны как состояние враждебности и разрушения, возникающее, когда человек «словом или действием» заявляет о «продуманном и твердом решении лишить жизни другого человека». Когда такое решение объявлено, человек, для которого возникла такая угроза, имеет право уничтожить то, что грозит ему уничтожением, поскольку закон природы требует, чтобы все были сохранены. Когда какой-то человек угрожает жизни другого, он в действительности отказывается от своего права на охранение, а потому его можно убить так же, как дикое животное или другое создание вне закона. Аргумент здесь напоминает тот, что приводится в защиту наказания, когда применение насилия и убиение оправдываются на основе подобного отказа от прав. В § 18 Локк доказывает, что я могу убить вора, даже если и нет прямой угрозы моей жизни, поскольку вор ставит себя вне закона природы, пытаясь подчинить меня своей власти. Поскольку меня ограничивают в свободе или лишают собственности, я имею право предположить, что вор мог бы забрать у меня все, в том числе и жизнь. Но в таком случае, если вор меня убьет, возмещение станет невозможным, и я не обязан ждать этого акта и только потом пытаться наказать преступника. Обязанность самосохранения позволяет мне убить вора как несправедливого агрессора, который, по сути, объявляет мне войну.

Далее следуют три важных элемента этой аргументации. Во-первых, состояние войны не обязательно является следствием страстного и поспешного акта, напоминающего беспричинную атаку. Оно рассматривается в качестве «продуманного и твердого решения» лишить жизни другого человека. Во-вторых, угроза жизни, создаваемая другим, – законное основание для утверждения собственного права на самосохранение против потенциального агрессора. Последний должен показать или заявить свое намерение создать угрозу для жизни других, однако не обязан привести свое заявленное намерение в действие, чтобы стать законной целью защиты от агрессии. Такое заявление о намерении может совершаться словами или делами (такими, как подготовка к вторжению для установления католицизма в протестантской Англии). Однако, вопреки позиции классического или современного реализма, простое существование альтернативной власти, которая могла бы создать такую угрозу, не является выражением «продуманного и твердого решения».

Позиция Локка отвергает структурную угрозу, включенную в «ловушку Фукидида» или же в дилемму безопасности, образуемую в анархическом состоянии, как оно представляется современным реализмом. Примерами заявленного «продуманного и твердого решения» у Локка становятся действия испанского короля Филиппа II и испанской армады в 1588 г. или поддержка Людовиком XIV абсолютизма Стюартов в так называемом папистском заговоре – точно так же, как, с точки зрения Джорджа Кеннана, именно идеологическая поддержка СССР глобальной революции, а не собственно армия Советского Союза – вот что превращало его в военную угрозу. Конечно, обратная сторона позиции Локка также является проблемой для современного либерального универсализма. Если государства не поддерживают локковские естественные права или же современные права человека (которые не вполне совпадают, но для нашей аргументации это не важно), тогда они подлежат наказанию, ведь своим «твердым и продуманным решением» они создают угрозу для либерального порядка государств, поддерживающего универсальные либеральные нормы. Вот что составляет предмет озабоченности современных критиков либеральной внешней политики США, например Джона Миршаймера. Они утверждают, что либеральный универсализм вырождается в угрозу безопасности другим, которые могут опасаться того, что их не сочтут правильно организованными государствами или народами. Наконец, Локк не ограничивает состояние войны одними только правомочными властями, такими как монархи или государства. В этом плане он отклоняется от традиционной теории