Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

«справедливой войны» Фомы Аквинского или Витории, утверждающей, что только правители могут начинать войну друг с другом. Состояние войны может возникнуть между правителями, между правителями и подданными, между индивидами и негосударственными группами, наказывающими за нарушение закона природы. Эта идея была воскрешена современным космополитическим теоретиком справедливой войны Сесиль Фабр [Fabre, 2012]. В § 17 «Второго трактата» Локк утверждает, что всякий (обычный человек или правитель) стремящийся подчинить другого своей абсолютной власти в действительности объявляет этому человеку войну, поскольку заявляет о своем решении посягнуть на его жизнь и свободу. Такие режимы, как Франция Людовика XIV, создавали постоянную угрозу закону природы, по сути заявляя о «продуманном и твердом решении» посягнуть на права других, в частности англичан. Поэтому новое английское государство при Вильгельме III в действительности находилось с Францией в естественном состоянии, содержащем в себе возможность состояния войны.

Аргумент Локка – это, с одной стороны, ответ на смешение естественного состояния и состояния войны, обнаруживаемое у Гоббса, а с другой – урок для международной теории. В § 19 «Второго трактата» он отрицает то, что естественное состояние – это мир «вражды, злобы, насилия и взаимного разрушения». Его лучше понимать как состояние, в котором люди живут без «кого-либо, повелевающего всеми ими, имеющего власть судить между ними», тогда как состояние войны начинается, когда один из них применяет «силу без права» для угрозы другим [Локк, 1988, с. 272–273]. Естественное состояние может быть состоянием войны, но они не тождественны. Точно так же для Локка важно то, что состояние войны может начаться внутри общества или государства, если его чиновники или правители используют силу без права или законности. Об этом Локк прямо говорит в § 20 «Второго трактата», где пишет:

Тогда же, когда имеется возможность обращения к закону и к поставленным на то судьям, но этого средства лишают путем явного нарушения правосудия и бесстыдного извращения законов с целью прикрытия или оправдания насилия или ущерба со стороны каких-либо людей или группы людей, тогда трудно представить что-либо иное, кроме состояния войны. Ведь когда применяется насилие и наносится ущерб, хотя бы и руками тех, кто назначен для отправления правосудия, то это тем не менее остается насилием и ущербом [Локк, 1988, с. 273].

У Локка естественное состояние включает социальное взаимодействие и не сводится к войне всех против всех. Выдвигая этот тезис, Локк не просто предлагает естественное состояние в качестве гипотетической модели. Он опирается на опыт отношений между государствами и королевствами, приводя их в качестве примера естественного состояния. В этом отношении его либеральный универсальный порядок – более реалистическое описание международных отношений, чем теоретический реализм:

поскольку все государи и правители независимых государств во всем мире находятся в естественном состоянии, то совершенно очевидно, что никогда не было и даже не будет такого положения, когда множество людей в мире не находилось бы в этом состоянии (II § 14) [Там же, с. 269].

В отношениях между государствами или правителями нет вышестоящего человеческого законодательного института или мирового государства, но это не значит, что между правителями нет закона. Государства и государи не имеют права делать друг с другом все, что им пожелается. Когда один нарушает закон природы, у другого есть право объявить войну, чтобы за такое нарушение наказать. Только в силу такого управляемого законом естественного состояния правитель может наказывать агента, не являющегося нацией, за нарушение закона, а иностранец, постоянно проживающий в чужой стране, может требовать возмещения за нарушение закона, регулирующего имущественные права. Агент, не являющийся нацией, но участвующий в международной торговле и экономике, имеет право требовать наказания за вмешательство в его собственность или личные дела, хотя согласие на их управление не было дано никакому государю. Честность и соблюдение договоров – обязанность, не зависящая от членства в одном и том же политическом обществе. Если бы это было не так, было бы мало оснований участвовать в международной экономике и торговле.

Собственность, территория, колония и завоевание

Если бы аргумент Локка состоял только в оправдании законного политического правления, его внимание к дополитическому приобретению собственности осталось бы лишь курьезом. Однако тот факт, что он долго и подробно обсуждает это понятие в главе 5, указывает на то, что оно занимает важное место в его аргументации. Это проще всего понять, если рассмотреть теорию законности государства Локка с внешней, а не с внутренней точки зрения.

Собственность и территориальность

В дополитическом естественном состоянии индивиды способны приобретать собственность и обладать владениями в соответствии с законом природы. Для Локка вопрос в том, как доступ к общему ресурсу, необходимый для сохранения нашей жизни, может стать основой для частного права, закрывающего другим владение собственностью. Такие близкие к Локку по времени жизни авторы, как Гроций (1583–1645) или Пуфендорф (1632–1694), верили в то, что мир являлся общей собственностью аборигенов, однако это создавало проблему: как люди переходят от общего права к частному, в том числе и праву не допускать других людей к собственности, не нарушая их естественных прав. Революционный ответ Локка обходит саму эту проблему, представляя мир в качестве всего лишь общего ресурса, которым индивиды могут пользоваться, чтобы сохранить самих себя, что соответствует закону природы. Его оригинальный ход, озадачивший более поздних исследователей, состоит в доказательстве того, что естественное состояние уже содержит в себе определенную форму права на частную собственность, а именно на владение человеком собственным лицом и телом.

Мы уже отметили этот аргумент в контексте выведения естественных прав, в котором фундаментальная посылка состоит в том, что, поскольку все мы часть творения, мы суть собственность Бога, а это исключает любые отношения естественного господства или подчинения между людьми. Поскольку мы отвечаем за наше благосостояние и действия только перед Богом, мы являемся подлинными собственниками наших тел и того, что следует из действий нашего тела, а именно труда: «Человек, будучи господином над самим собой и владельцем своей собственной личности, ее действий и ее труда, в качестве такового заключал в себе самом великую основу собственности» (II § 44) [Локк, 1988, с. 287]. Также Локк подчеркивает, что труд является первичным источником стоимости:

Мне думается, что будет весьма скромной оценкой, если сказать, что из продуктов земли, полезных для человеческой жизни, девять десятых являются результатом труда. И даже более того: если мы будем правильно оценивать вещи, которые мы используем, и распределим, из чего складывается их стоимость, что в них непосредственно от природы и что от труда, то мы увидим, что в большинстве из них девяносто девять сотых следует отнести всецело на счет труда (II § 40) [Локк, 1988, с. 285].

Тот факт, что труд играет основную роль в концепции стоимости и собственности у Локка, значим для его концепции колониального присвоения, но как именно он создает исключительное право на вещи? В конце концов, частная собственность – это не просто доступ к объекту с целью обеспечения средств существования. Право на частную собственность, особенно в применении к земле, должно включать право не допускать других к тому, что было забрано и преобразовано. Как Локк связывает труд и исключительную собственность или переход от общего ресурса к частной собственности?

Аргумент, апеллирующий к труду, составляет часть ответа. В мире, который не является чьей-либо собственностью, преобразование материи природы в нечто ценное за счет труда создает первичный аргумент в пользу справедливости собственности как контроля. Зерно, выращенное моим трудом, не существовало бы, если бы не труд по зачистке, огораживанию и распашке земли. Это уже указывает на первейшее право претендовать на продукт труда, по крайней мере в той степени, в какой никто другой не может (при прочих равных условиях) выдвинуть претензии на равное право на этот продукт. Аргумент, апеллирующий к труду, подкрепляется честностью.

Но труда недостаточно по двум причинам. Во-первых, хотя труд может создавать продуктивный ресурс, которого бы в ином случае не существовало, можно по крайней мере спросить, почему он не является всего лишь пустой тратой сил. Во-вторых, огораживание и распашка земли уже предполагают первичное право на огораживание и недопущение всех остальных, а этим неизбежно предполагается, что земля ранее не находилась в собственности и не была подчинена первичному праву. Как мы