Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

Политическая мысль Просвещения – Пуфендорф и Монтескьё

Господствующая политическая философия конца XVII – начала XVIII в. определялась новой верой Просвещения в разум и его претензии на то, чтобы предоставить основание не только для знания, но и для обязанностей и закона. Лучше всего это показывает пример одного из самых значительных политических философов конца XVII – начала XVIII в. Самуэля фон Пуфендорфа. В отличие от Гоббса или Локка, сегодня его читают только специалисты по истории мысли. Хотя Гоббс является родоначальником современной традиции общественного договора и юридического обоснования суверенитета (см. главу 5), в Европе в дальнейшем он был востребован как метафизик-материалист, чью политическую теорию заслонили гораздо более влиятельные теории Локка (см. главу 6) и Пуфендорфа, хотя они оба кое-что позаимствовали у Гоббса.

Самуэль фон Пуфендорф (1632–1694) был немецким теоретиком права, занимавшим ряд академических должностей в различных государствах, из которых состояла Германия XVII в. Он написал большой комментарий к работе Гуго Гроция (1583–1645), голландского юриста и современника Гоббса, чьи тексты стали основополагающими для международного права. Суть своего ответа Гроцию он вкратце изложил в работе 1679 г. De Officio Hominis et Civis («Обязанность человека и гражданина»), которой предстоит стать одной из самых важных работ по правовой и политической теории в XVIII в. Она повлияла на Руссо и Иммануила Канта, как и на многих из американских отцов-основателей. Как автор академический и систематический (в отличие от Гоббса, Гроция или Локка), Пуфендорф предложил интеллектуальную программу изучения международного и публичного права. Подобно Гроцию и Гоббсу, Пуфендорф выводит идею суверенитета из досоциальных прав индивидов, образующих политический организм или политическое сообщество посредством договора или имеющего обязательную силу соглашения, которое передает право от индивида государству как политической единице, образованной по территориальному принципу, и именно через объединение частных владений образуется территориальность политических сообществ. Этот упор на собственности, территориальности и суверенитете у Гроция и Гоббса либо отсутствовал, либо не был систематическим, но в идеях Пуфендорфа он занял центральное место. И Пуфендорф, и Локк используют концепцию дополитических прав собственности для объяснения территориальности как юридического понятия, произведенного в результате передачи индивидуальных прав.

Идея политического сообщества как юридической единицы, выводимой из дополитического естественного права, будет определять политический язык XVIII в., повлияв на подъем международного права как способа регулирования отношений между правовыми государствами. В отличие от Пуфендорфа, неясно, какое место теория международного права занимает у Локка, хотя нельзя сказать, что оно у него полностью отсутствует (глава 6) [Kelly, 2015]. Однако, хотя естественное право и преобладало, это был не единственный значимый язык политической мысли в начале XVIII в. Естественное право всегда размышляло об историческом происхождении политических сообществ и государств. Учитывая, что Пуфендорф и Локк, в отличие от Гоббса, признавали значение общественного начала в естественном состоянии – с собственностью, торговлей и денежным обменом, понятно, что должны были возникать исторические теории и теории развития, объясняющие историческое в противоположность юридическому происхождение общества, власти и моральных практик. Голландский юрист Гуго Гроций начинает свое изложение естественного права с замечания о том, что общество присутствовало всегда. Этот факт подкреплялся открытием новых земель, где всегда можно было встретить ту или иную версию общества, даже если в обеих Америках от него часто отмахивались, считая такие общества примитивными. У Гроция этот естественный факт становится основанием для философских размышлений об условиях социальности. Для позднейших историков естественного общества XVIII в., таких как Монтескьё (1689–1755), наличие различных версий «общества» стало поводом для исторических и антропологических спекуляций о естественной истории и различиях в обществах. «Персидские письма» (1721) Монтескьё и его фундаментальное сочинение «О духе законов» (1748) ознаменовали значительное отступление от естественного права Локка и Пуфендорфа и в дальнейшем оказали не менее важное влияние на Руссо и непосредственный контекст его творчества.

«Персидские письма» представляют собой вымышленную переписку между двумя персидскими путешественниками, находящимися в Париже, и их домом в Персии. Это позволило Монтескьё поразмышлять о французской политике и политическом подъеме абсолютной монархии с точки зрения постороннего человека. «Персидские письма» – в предостережение и в то же время блестящая критика политического абсолютизма французской монархии и философской защиты абсолютизма в «Левиафане» Гоббса. Замечательная притча о Троглодитах, народе, состоящем из одних закоренелых эгоистов, лишенных любых общественных мотивов, – замечательная критика естественного состояния в описании Гоббса. Безразличие Троглодитов друг к другу и их неспособность кооперироваться привели не к появлению Левиафана, а к тому, что они все вымерли во время чумы, потому что не хотели слушаться советов врачей. (Эта история приобретает особую пикантность сейчас, когда я пишу о ней во время пандемии коронавируса.)

В «Персидских письмах» Монтескьё использует также идею «гарема», раздираемого фаворитизмом и интригами, как модель опасностей, с которыми сталкивается абсолютистский деспотизм, о чем он нередко писал в своих сочинениях. «Персидские письма» – отчасти сатира на французскую монархию и аристократию, но в то же время и размышление о виде правления, который он считает господствующим в разных политических культурах – Османской, Персидской и Китайской империях. Монтескьё обильно пользуется тем, что позднее стали называть «ориенталистскими» или «колониалистскими» предрассудками и стереотипами об этих сложных и изощренных культурах [Osterhammel, 2018]. Распределение идеологических и культурных приоритетов среди различных цивилизаций станет центральным элементом политической мысли в конце XVIII в. и в XIX в. по мере роста современных торговых империй.

Тема абсолютизма важна и в теории различных видов правления в большой политической работе Монтескьё «О духе законов», где «законы» понимаются очень широко, включают мораль, нравы и культурные нормы наряду с законами городов и конституциями. Монтескьё стремился связать «дух» или различие в этих источниках авторитета с такими вещами, как национальный характер, религия, культура, география и климат. Например, он объяснял, почему разные правовые режимы развиваются в разных условиях и почему эти режимы подходят к тому или иному контексту. Подобный материалистический редукционизм позднее подхватили мыслители, указывавшие, например, на то, что протестантские формы христианства больше пригодны для Северной Европы, а католицизм – для Южной. Более спорным моментом было его использование этой теории для «обоснования» того, почему рабство является необходимым решением проблемы с трудовой силой в определенном климате, а также почему оно «подходит» некоторым народам. Монтескьё не защищает рабство по расовому признаку, но его доводы открывают теоретические возможности для тех, кто будет полагаться именно на этот признак в расовых теориях следующего столетия.

Приведенная Монтескьё классификация конституций и режимов, в особенности предпочтение, которое он отдавал балансу власти в британской конституции (как известно, неписаной), будет часто критиковаться в теории суверенитета, представленной в «Общественном договоре» Руссо. Но помимо описания режимов Монтескьё также выдвигает утверждение о том, что расцвет торговых обществ, опирающихся на идею «роскоши» и торговли между государствами, имеет долгосрочное миротворческое влияние. Монархи начнут соревноваться друг с другом в роскоши, а не в воинских доблестях, тогда как взаимосвязь государств укрепится в результате торговли и мобильности капитала. Идея о том, что торговля способствует миру, стала общим местом в теории международных отношений, начиная с XVIII в. и до наших дней. Это один из краеугольных камней классической либеральной политической экономии, хотя нужно отметить, что Адам Смит относился к ней скептически. Если Смит не очень верил в склонность торговых обществ к кооперации и мирным отношениям, Руссо был еще более суровым критиком этой идеи. Руссо в торговом обществе видел одну из главных угроз современной системе государств, и это хороший отправной пункт для нашего обсуждения его теории международной политики.

Европейская система государств в эпоху Просвещения

Вестфальский мир 1648 г. ознаменовал завершение конфессиональных войн полутора предшествующих столетий, оставивших шрамы на карте Северной Европы, но он все равно не принес периода стабильного мира в следующее столетие, охватившее период от «Левиафана» Гоббса до «Общественного договора» Руссо. Началась эпоха конфликтов и борьбы за доминирование среди новых держав Европейского континента, и эти споры в конце концов распространились через европейские империи на весь мир. В продолжавшихся конфликтах сохранялся и конфессиональный элемент, не в последнюю очередь в борьбе между Англией и Францией (а после объединения Англии и Шотландии в 1707 г. – между Великобританией и Францией). Однако религия очень скоро