Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

подобной просьбой напрямую, является ещё одним свидетельством того, что он не испытывал стыда. Социальные ценности здесь, как и в других случаях, подкрепляются религией. Ислам и в этом отношении, и в других выступает не основанием для покорности и смирения, а набором ценностей, из которых может быть сформировано осуждение богатых. Сложно хоть в чем-то не согласиться с представлением Тока Касима, что «богатым предписано помогать (ди-сурух толон)», а те, кто нарушает это обязательство, «не боятся Бога». Чаще всего об этой норме, конечно же, вспоминают именно бедные жители деревни, однако она прочно укоренилась и в языке их более обеспеченных соседей.

Когда – такая ситуация случается все чаще – состоятельным земледельцам из Седаки не удается помочь своим нуждающимся родственникам и соседям работой, займами, закятом и мелкими услугами, они оказываются уязвимыми для двух обвинений. Во-первых, это уже знакомое обвинение в скупости и прижимистости. Как отмечает Ток Касим, «раньше богатые проявляли щедрость (сенан кира). Мы могли обращаться к ним за помощью (минта толон). Но теперь их сложно просить о содействии. Теперь они следят за каждой копейкой (пакаи нипис)». Абу Хассан, говоря о том, что Хаджи Кадир не хочет сдавать ему в аренду никакую землю, также связывает отказ помочь с обвинением в скупости: «Какое-то время назад люди, у которых было больше земли, хотели помочь (толон) тем, у кого земли не было. Раньше они были щедрыми, а теперь они умные (чердик) и действительно все считают (кира сунгух)».

Второе обвинение более масштабное и вполне показательное – это обвинение в высокомерии, гордости и чванстве, в том, что кто-то ставит себя выше деревенского сообщества, а следовательно, и вне его. Если обвинение в скупости подразумевает отрицание щедрости и помощи, то обвинение в высокомерии предполагает отрицание принципиального равенства жителей деревни. В Седаке обвинение кого-то в чванстве (сомбон, бонгак, бонкак) является, пожалуй, наиболее распространённой и самой вредоносной популярной формой подрыва репутации. Чаще всего, хотя и не всегда, такие действия направлены на состоятельных людей. Противоположное качество – скромность (мерендахкан дири, налу) обладает высокой ценностью, и самому уважаемому человеку среди селян – Лебаю Сабрани – обычно возносят похвалы именно за неё. Благодаря тому, что он является религиозным учителем и обладает целительскими навыками, Лебай Сабрани обрёл огромный престиж, но никогда не держит себя заносчиво.

В простейшем случае обвинение в высокомерии может возникнуть из-за любого отрицания общепринятых приличий взаимодействия в обществе, которые селяне рассчитывают получать друг от друга. Например, такое обвинение может быть выдвинуто против жителя деревни, который при встрече на главной сельской дороге отказывается отвечать на приветствие или отвергает его. Аналогичному риску подвергается всякий, кто не приглашает на пир кого-то из своих соседей. С обвинением в высокомерии может столкнуться даже тот, кто держится особняком и избегает такой мелочи во взаимодействии между селянами, как бойкое подшучивание друг над другом. И, конечно же, каждый – как мужчина, так и женщина, – чей стиль одежды, речь или походка выдают попытку продемонстрировать превосходство, будет выделен из общей массы как сомбон[359]. Нередко этим словом называют молодых людей, которые остаются в деревне учиться (как правило, тщетно) на протяжении нескольких лет, чтобы затем сдать экзамена на аттестат о среднем образовании и искать работу в государственном секторе, – и отказываются работать в поле. Во всех этих случаях речь идёт не о неспособности жителей деревни осознать те имеющиеся различия в доходах, имуществе, образовании, религиозных познаниях или навыках, которые являются неотъемлемой частью деревенской жизни. Напротив, вопрос заключается в том, что от селян требуется действовать таким образом, чтобы их поступки отдавали должное общей локальной принадлежности и взаимности – или, иными словами, признавали принципиальное равенство с другими жителями деревни[360].

Имеется две причины, в силу которых богатые селяне в особенности подвержены обвинениям в том, что они высокомерны (сомбон). Во-первых, именно они с наибольшей вероятностью будут ставить себя выше других и располагают средствами для того, чтобы делать это относительно безнаказанно. Во-вторых, поскольку богатые в большей степени способны помочь своим односельчанам, их гражданские обязательства, если здесь допустима такая формулировка, тоже считаются намного бóльшими. Здесь применима аналогия, согласно которой Седака – это «одна семья» (эту аналогию жители деревни часто используют в контексте указания на чьи-либо недостатки): богатый человек, закрывающий глаза на нужды своих родственников и соседей, тем самым ставит себя выше других и считается высокомерным (сомбон). Как указывает Мохзани в своём исследовании деревенского кредитования, состоятельные люди, которые отказываются давать ссуды своим соседям в неотложной ситуации, будут называться именно словом сомбон[361]. Таким образом, понятия «скупой» и «высокомерный» в применении к богачам образуют некую естественную пару. Тощий Мат, рассуждая о том, как изменились за последнее десятилетие настроения состоятельных людей, говорит: «Теперь они более скупы и более высокомерны», – как будто для него две эти вещи складываются в одну. Мат Иса, указывая в аналогичном контексте на землевладельцев, живущих за пределами Седаки, замечает: «Богатые, как и прежде, высокомерны; они не принимают бедных в расчет», – как будто их бессердечность была просто выражением их чванства.

Представление о том, что богачи, игнорирующие свои обязательства, высокомерны, естественным образом наиболее настойчиво продвигается деревенскими бедняками, для которых нападки на репутацию остаются одним из немногих доступных орудий социальной борьбы. Однако подобное представление едва ли ограничено этой группой, ведь от обеспеченных селян тоже часто можно услышать критику – причем в таких же точно выражениях – крупных внешних землевладельцев, которые возобновляют обработку своих земель или сдают огромные участки коммерческим арендаторам. Но если рассматривать обвинение в высокомерии (сомбон) просто как попытку призвать богатых к порядку, апеллируя к общим ценностям, то можно упустить значительную часть скрывающейся за этим обвинением социальной сути. Чтобы его избежать, богатый селянин должен не только заботиться о самых насущных нуждах своих родственников и соседей, но и делать это в духе, описываемом словом толон, то есть так, чтобы не позорить и не унижать человека, получающего помощь. Благодетель должен действовать таким образом, чтобы сохранить по меньшей мере форму, если не суть, взаимности. Если даже богатый благотворитель будет поступать иначе, это не избавит его от обвинения в высокомерии. Ирония заключается в том, что здесь требуется оказывать покровительство, в котором отсутствует покровительственное отношение (patronage that is not patronizing). Дело обстоит так, будто деревенские бедняки хотят получить свой кусок пирога – и заодно его съесть. Используя символические средства, они пытаются не только обязать богатых к благотворительности и помощи, но и одновременно отрицать ту «социальную премию», на получение