Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

Хотя логика войны требует эскалации силы, политический контекст сдерживает ее, чем предъявляет новые требования к мышлению военного руководителя. Политика – не просто внешний фактор по отношению к мышлению полководца, это один из факторов, не связанных с непосредственным ведением войны. На самом деле она стала важнейшим элементом того контекста, в котором оформляются стратегия, военное планирование и проведение операций. Именно в этом контексте Клаузевиц подчеркивает преемственность между войной и политикой, когда утверждает, что война – «это только продолжение политики другими средствами». Война – одно из политических инструментов современного государства, и применение такого средства должно рассматриваться в качестве расширения политической повестки в обстоятельствах, когда другие инструменты недоступны или недостаточны. Выдвигая этот тезис, Клаузевиц отстаивает сохранение важности войны в мире, где теории вечного мира или же аргументы о требованиях политической экономии неизменно бросают вызов государству и его политикам. Война и способность ее эффективно вести должны оставаться одним из показателей силы государства. Однако они затрагивают интересы и мотивы, которые часто вступают в конфликт с другими политическими силами, а потому требуют политического участия для защиты интересов армии, иначе она не сможет гарантировать свою мощь и способности.

Это заставляет поставить вопрос о взаимоотношениях армии и других конститутивных властей государства. Когда правили монархи, а войны, небольшие и зачастую агрессивные, оставались выражением суверенной воли, государь сам был главнокомандующим, а государство и армия представляли собой единое целое. Однако с развитием современных государств и государственной бюрократии армия оказалась отделена от прямой воли суверенного решения. Это заставляет поставить конституционный вопрос о месте армии относительно суверенной власти, а также ее роли в выработке и осуществлении политического курса. Отношение между гражданской и военной властью в правительстве имеет столь же основополагающее значение для современного государства, как отношение между гражданской и церковной властью в политике раннего Нового времени, однако следствия такого нового отношения намного более ощутимы. Этот вопрос заслонялся монархами, несущими ответственность за высшее военное командование, иногда даже успешное, как, например, в случае Фридриха Великого. Однако уже во времена Клаузевица прописанное в американской конституции подчинение армии гражданскому контролю или же возвышение Наполеона, подчинившего гражданскую власть армии и в конечном счете подмявшего под себя гражданскую власть, когда он стал императором, – все это ставило неотложный вопрос об отношении между политической и военной властями.

Клаузевиц предложил решение: включить главнокомандующего в кабинет министров, то есть центральный правительственный орган принятия решений. Он пишет:

Если война должна полностью согласовываться с политическими целями, а политика – с доступными средствами войны, тогда, если только роли государственного деятеля и военного не объединены в одном человеке, единственный разумный подход – сделать главнокомандующего членом кабинета министров, чтобы кабинет был осведомлен об основных аспектах его деятельности. Однако это возможно только в том случае, если кабинет, то есть правительство, находится неподалеку от театра боевых действий, что только и позволяет принимать решения без значительной потери времени.

…В высшей степени опасно позволять какому-либо иному военному, кроме главнокомандующего, влиять на кабинет. Это если и может привести к разумным и эффективным действиям, то лишь крайне редко [Clausewitz, 1984, p. 608–609].

Итак, главнокомандующий играет существенную роль в успешной формулировке и реализации политического курса, но он не должен господствовать. Главнокомандующий, как и обычный генерал, скорее всего будет стремиться к эскалации силы, достаточной для разгрома врага. Однако в политической области этот импульс должен быть ограничен целью, а также ресурсами, доступными для всех аспектов государственной политики в целом. Должен возникнуть тонкий баланс между утверждением законных интересов армии в осуществлении политики другими средствами, что только и может обеспечить эффективное ведение войны, и гарантиями долговременной стабильности и безопасности государства. Именно озабоченность таким балансом – вот что скрывается за негативной оценкой Клаузевицем участия любого, кроме главнокомандующего, военного в политике или деятельности кабинета министров.

В свете последующей истории и обвинений Клаузевица и немецкой армии, воевавшей в Первой и Второй мировых войнах, в «пруссачестве» стоит признать важность подчинения у него армии более общим интересам государства. Эта идея имеет первостепенное значение для определения места армии в современных либерально-демократических обществах. Но стоит отметить, что подобное подчинение характерно не только для либеральных демократий, поскольку оно обнаруживается и в партийных государствах. Наиболее яркий пример, возможно, – клятва верности, которую немецкие офицеры приносили Гитлеру как олицетворению расового государства. Клаузевиц осознает то, что простые конституционные решения маскируют сложность наилучшего соотнесения политики и интересов армии, как и то, что не существует окончательного равновесия между элементами троицы, которое бы достигалось единой институциональной структурой.

Особое внимание к политике в книге VIII указывает на все большую важность противоборствующих мотивов, сказывающихся на стратегии и действии в контексте современной государственной системы, объясняющей, с точки зрения Клаузевица, приоритет «реальной», или ограниченной, войны перед «абсолютной». Но Клаузевиц не считал, что абсолютная война – только логическая возможность, которая никогда не проявится в историческом опыте в силу собственной дороговизны и конкуренции с другими требованиями политической повестки. Опыт Французской революции и Наполеона сломил политические границы государственной системы конца XVIII в.:

Война, не стесненная никакими общепринятыми ограничениями, пробудилась во всей своей первозданной ярости. Это было связано с новой причастностью народов к великим делам государства; тогда как само их участие отчасти стало следствием воздействия Революции на внутренние условия каждого государства, а отчасти – опасностью, созданной Францией для всех остальных государств.

Будет ли так же и в будущем? Будет ли каждая война в Европе вестись с использованием всех ресурсов государства, и значит ли это, что причиной для нее будут лишь величайшие проблемы народа? [Clausewitz, 1984, p. 593].

Конечно, Клаузевиц не отвечает на этот вопрос, да он и не смог бы на него ответить. Однако признание сохраняющейся возможности абсолютной «народной войны» в мире, где политическая власть масс или народа освободилась, достигнув неслыханного масштаба, остается с тех пор одним из главных военных вызовов. В свете массовых войн в Европе и за ее пределами, произошедших в XX в., замечание Клаузевица представляется особенно прозорливым. Не стоит, однако, упускать из виду главный урок троицы Клаузевица, указывающий на то, что сложное взаимодействие враждебности, случайности и политики должно согласовываться с новыми обстоятельствами и вызовами. Его краткая, но проницательная история концепций войн, предшествовавших Наполеону, не претендует на роль телеологии истории. У государственной системы есть своя логика, но Клаузевиц не утверждает того, что государственная система и идея межгосударственной войны – единственная форма войны в будущем. Троица объясняет силы, оформляющие современную войну, а ее структура обосновывает озабоченность опасной тенденцией сил, высвобожденных Французской революцией. Однако Клаузевиц – не грубый реакционер и не фаталист, который бы считал, что массовое общество уничтожает государственный порядок.

Средства: Ведение войны на практике

Несмотря на всю теоретическую утонченность концепции войны Клаузевица, сам он был практиком и опытным военным, что нашло отражение в подробном обсуждении у него особенностей ведения войны. Еще молодым офицером он прошел маршем по Рейнской области и Вогезам, поэтому его работа включает в себя подробное обсуждение условий местности и их влияния на развертывание войск. Наиболее значительная часть работы «О войне» посвящена развитию его основных идей – их всевозможному уточнению и обсуждению со всех значимых точек зрения. Хотя военная технология внесла поправки в задачи военного дела, фундаментальные идеи Клаузевица об ориентации войск на местности (со всеми ее возможностями и ограничениями) и сегодня представляются не менее проницательными, чем в его времена.

Замечания Клаузевица о переходе через болота или трясины при помощи досок, безусловно, устарели, поскольку у современных войск есть более технологичные решения для таких задач. Однако его оценка качеств местности, влияющих на фундаментальную цель боя, – не просто производная от ограниченности технологий. Топи и болота, леса, реки, горы и крепости – все они представляются специфическими проблемами и возможностями для обороны или нападения. Также Клаузевиц подробно обсуждает снабжение, расквартирование, охрану и передвижение войск. Клаузевиц был континентальным военным,