Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

смыслом искусства, но даже за пределами спортивной борьбы есть важные элементы, которые нельзя упускать из виду. Борцы вступают в основополагающую форму состязания, в котором единственное используемое ими оружие – их собственное тело. Для такой борьбы существенную роль имеет определенная форма равного признания, поскольку у противников одинаковая способность нанести урон. Дуэль между борцом и его противником, вооруженным мечом, копьем или ружьем, не была бы дуэлью. В мире формальных дуэлей XVIII в. один из противников мог выбрать оружие, но в итоге дуэлянты всегда пользовались одним и тем же оружием. Поэтому состязание отличается от Гоббсового мира «войны всех против всех», в котором по определению на палку можно ответить мечом, на меч – ружьем, к тому же противника можно убить хитростью, когда он спит.

Метафора дуэли – метафора структурированного состязания, в котором противники соглашаются на конфликт и сходятся друг с другом; эта простая мысль раскрывает существенное качество войны и дуэли как акта двух противников, которые пытаются отстоять свою честь. Война возникает, когда противник признается как противник и атакуется в таком именно качестве. Наличие комбатантов играет основополагающую роль для идеи войны, поскольку их отличие от нонкомбатантов определяет тех, кто может быть атакован в боевых действиях. Хотя современное развитие войны вышло за пределы дуэли, так что в список законных целей были включены и те, кто поддерживает своими силами войну, не являясь в точном смысле слова комбатантами, для оправдания атаки на них требуется связать их деятельность с поддержкой нападения. Нападение и оборона внутренне связаны в единой борьбе. Если государство-противник вводит свои войска на территорию соседа, однако сосед принимает решение подчиниться, в этом случае нет ни атаки, ни обороны. Соответственно, какой бы политический мотив ни стоял за таким актом, это не война, и точно так же не становится сражением оскорбление, на которое никто не обратил внимания, или односторонний удар прохожего. Не всякое насилие становится началом сражения или составляет его.

Для формальных правил и ритуалов дуэлей XVIII в. главным оставался древний акт обмена насилием в сражении, в котором стороны принимают друг друга и используют насилие по отношению друг к другу как средство удовлетворения. Есть много способов разрешения споров и поиска удовлетворения, однако сражение – древняя и, возможно, первичная форма. Дуэль – не просто межличностный конфликт; она включает в себя восстановление чести, и это еще одно качество, объясняющее, почему это ритуальный акт применения насилия противниками. С точки зрения Клаузевица, в войнах короли, нации, народы и отдельные армии пытаются отстоять свою честь, тогда как сражение в этом случае представляется для них испытанием. Ритуалы, оформляющие и управляющие современной практикой войны, определяются международным правом и обычаем, однако, как подчеркивает Клаузевиц, они «едва достойны упоминания» и слабы, если сравнивать с первичным качеством войны, а именно ее насилием. Здесь Клаузевиц опять же вкладывает очень многое в это краткое упоминание о международном праве и его ограничениях.

Право на войну – это право государств или политических сообществ, поэтому оно не может предоставляться какой-то высшей юридической властью. Соответствующие законы, правила или нормы – те, что обоюдно признаются противоборствующими сторонами в качестве воинского кодекса чести. Так же, как и в схватке борцов есть минимальные правила, не допускающие определенное оружие или обман, на войне есть взаимно обязывающие правила, которыми воюющие ограничивают свое поведение. Законы войны применяются к ведению войны самими армиями, определяя то, что теоретики справедливой войны называют правилами jus in bello. Они представляют собой принципы, за исполнением которых следят армии, вступившие в противоборство, а не какая-то внешняя власть, стоящая над ними. Обращение с комбатантами, ранеными и военнопленными, соблюдение условий капитуляции и перемирия, различение комбатантов и нонкомбатантов – все это часть почти незаметных законов и обычаев, оформляющих войну. Их нарушения являются вопросом чести, а потому за ними следят сами армии, а не международные суды или трибуналы. Большинство военных ревностно блюдут эти принципы и в наши дни, причем их собственные военные суды несут первичную ответственность за любые нарушения военных законов. Клаузевиц не признает высшего закона войны, который мог бы определять справедливость начала войны, или jus ad bellum. Право на войну на самом деле является государственным правом, но не моральной обязанностью государств: государства способны отказаться от сражения или занять нейтральную позицию. Война – инструмент государственной политики, необходимый для защиты государственного интереса, и в этом качестве только государство решает, воевать или нет – принимая бой в случае вторжения или же начиная атаку, какой бы политический довод для этого ни нашелся. Поскольку современная война – это более формальная версия первичного сражения, то есть дуэли, значит, в ней в игру вступают институты, выполняющие эту роль дуэлянтов, то есть государства и армии.

Итак, война – акт применения силы с целью принуждения противника. Война по самой своей природе предполагает применение насилия, хотя в редких случаях ее цель достижима благодаря минимальному насилию. Однако даже в этом случае угроза применения насилия остается основной задачей войны. Клаузевиц презирал так называемые разведывательные войны, в которых армии избегают друг друга, пытаясь избежать конфликта или прямой конфронтации. Такие акты можно считать войнами только по аналогии, поскольку возможность конфликта в них остается, но не реализуется. В новом мире войн с применением массовых армий, который был создан Наполеоном, планирование разведывательной войны – в высшей степени неразумная политика. Эти элементы сражения и состязания убедительнее всего сходятся в описании Клаузевицем успешной борьбы. В случае борцов, состязание которых является примером дуэли, победителю удается бросить противника на пол и подчинить его. В случае же войны победа – более сложное явление, она должна быть более долговременной:

Если война есть акт насилия, направленный на то, чтобы принудить противника выполнять нашу волю, то все всегда должно было бы сводиться к сокрушению противника, то есть к лишению его возможности оказывать сопротивление.

…Вооруженные силы противника должны быть уничтожены, т. е. приведены в состояние, в котором они уже не могут продолжать борьбу. Следует иметь в виду, что впредь мы будем разуметь «уничтожение вооруженных сил противника» именно в этом значении [Клаузевиц, 1998, с. 59–60].

Клаузевиц предупреждает о том, что война не может быть окончательной, поскольку враг (государство или народ) никогда не уничтожается в той мере, чтобы он не мог в будущем восстановиться и стать противником. Однако в столкновении с врагом задача состоит именно что в уничтожении способности вражеской армии создавать угрозу. Таким образом, Клаузевиц выявляет наиболее существенное качество природы войны. Принудить врага выполнять чужую волю можно только в том случае, когда его армия более не может оказывать сопротивления. Читая эту фразу в свете истории XX в. и помня об объяснении Клаузевицем жестокости войны как ее неотъемлемого качества, можно решить, что его теория является бездушной и сомнительной в моральном смысле. Но мы должны обратить внимание на то, что Клаузевиц говорит о разрушении вооруженных сил врага как потенциальной угрозы, а не об уничтожении каждого военнослужащего вражеских вооруженных сил. Клаузевиц не призывает к массовым бойням. Есть и другие способы уничтожения армии как вооруженной силы или ее реального разоружения. Задача полководца – определить, как его тактика и стратегия достигают цели уничтожения вражеских сил. Часто такая задача определяется контекстом и, как доказывает Клаузевиц в книге VIII, политикой, стоящей за войной. При этом Клаузевиц не отказывается в конечном счете от необходимости уничтожения армии противника путем убийства его солдат в бою, поскольку это и есть суть войны.

Применение концентрированного насилия для разоружения и уничтожения противника ставит следующий вопрос, сыгравший ключевую роль в концепции войны Клаузевица, вопрос о типологии войн, вызвавший определенную путаницу, особенно в последней, восьмой книге. В начале книги I Клаузевиц пишет:

Применение физического насилия во всем его объеме никоим образом не исключает содействия разума; поэтому тот, кто этим насилием пользуется, ничем не стесняясь и не щадя крови, приобретает огромный перевес над противником, который этого не делает. Таким образом, один предписывает закон другому; оба противника до последней крайности напрягают усилия, и нет других пределов этому напряжению, кроме тех,