Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

временем выяснилось, что наследник, пользовавшийся таким же почитанием, как и его отец-имам – очень даже себе на уме. Особенно в плане религиозных представлений. Он начал разрабатывать собственный вариант низаритской доктрины и свою собственную систему политических взглядов и ценностей, резко отличавшиеся от отцовских.

Мало того! Появлялось все больше вполне обоснованных сомнений в его способности возглавить орден низаритов после смерти отца. Некоторые приближенные сомневались в его психическом здоровье, ибо наследник все чаще проявлял вспышки беспричинного и неконтролируемого гнева. Обеспокоенный всем этим, имам Мухаммед III попытался взять свое назначение обратно, ввиду предполагаемого психического нездоровья сына, что ему, впрочем, не удалось. Советники имама заявили ему, что это противоречило бы низаритским религиозным правилам (хотя прежде в аналогичных случаях проявлялась столь завидная гибкость и ловкость в обходе этих религиозных правил, что совершенно непонятно, почему Мухаммед III внял доводам своих советников и оставил свое прежнее решение в силе). «Его (имама низаритов – В. А.) слуги, следуя своей вере, отказались согласиться с этим и заявили, что только первое назначение имеет силу» (Джувейни). Тем не менее, отношения между отцом и сыном настолько испортились, что не предвиделось никаких перспектив их улучшения…

Наконец эти отношения достигли кризисной точки. По уверениям Джувейни, «Ала ад-Дин (имам Мухаммед III – В. А.) всегда (ой ли? – В. А.) притеснял Рукн ад-Дина. В своем безумстве и гневливости он постоянно придирался к нему, изводил и наказывал его безо всякой причины. И тот все дни проводил на женской половине, в комнате рядом с комнатой отца, не смея показаться ему на глаза».

Около 1255 года монголы снова появились на пороге низаритских владений. «Молодой да ранний» Рукн ад-Дин Хур-шах полагал, что только капитуляция перед монгольскими завоевателями сможет спасти низаритов от уничтожения. Он считал бессмысленным подсылать к монгольским военачальникам убийц, ибо всякое новое покушение, даже удачное, привело бы лишь к утверждению монголов в мысли о необходимости уничтожения низаритской «вредоносной секты». Его доводы были довольно резонными и потому наверняка находили отклик в сердцах многих трезво мыслящих низаритов. Сыном имама Мухаммеда III приводился, в обоснование своей точки зрения, и иной вполне разумный, с низаритской точки зрения, аргумент: беспрекословное подчинение монгольской власти в сочетании с тайным исповеданием прежних низаритских верований можно было понимать как очередной пример использования тактики «такийи». К тому времени было уже общеизвестно, что все попытки «мульхидов» оказать сопротивления монголам, включая убийство монгольских лидеров, оканчивались неудачей (за исключением одного-единственного – убийства «фидайном» хана Чагатая). К тому же наиболее чудовищные зверства, совершенные монголами (и с душераздирающей правдивостью описанные многочисленными очевидцами), разыгрались в Хорасане – достаточно близко от низаритских владений, чтобы запасть в память приверженцев низаритского ордена и всех, кто его поддерживал…

Осуществлению вынашиваемому Рукн ад-Дином Хуршахом плана отведения от низаритского орденского братства монгольской угрозы путем полного подчинения, препятствовало лишь одно единственное (и потому – тем более досадное) обстоятельство – его отец, имам-«традиционалист» Мухаммед III все еще оставался главой низаритов. И потому Рукн ад-Дин начал втайне плести нити заговора против своего якобы «совсем безумного» (хотя, по мнению Джувейни «и иже с ним», имам уже исцелился от своего предполагаемого «безумия» благодаря удачному сочетанию небесных светил, что, однако, лишь усилило его враждебность к сыну) властного и подозрительного отца. Хотя многие единоверцы обещали ему свою поддержку, лишь немногие были зайти так далеко, чтобы помочь ему насильственно устранить собственного родителя, не только по-прежнему пользовавшегося уважением (значит, не таким уж «безумцем» и «тираном» он был!), занимавшего высочайший в низаритском ордене пост, но и являвшегося сакральной персоной – «вторым после Бога». И потому дело никак не сдвигалось с мертвой точки. В конце 1255 года Рукн ад-Дин Хуршах заболел. Ему был прописан постельный режим. Зная, что его занедуживший сын лежит в собственной комнате, имам Мухаммед III отправился, как часто делал, провести ночь в своей пастушьей хижине. Глава низаритов был человеком простых нравов и любил простые развлечения, вроде пастьбы овец. Однако в ту ночь пребывание в пастушеской хижине стало для имама роковым. Когда он наутро не вышел к своим людям, те пошли его будить и обнаружили имама мертвым в хижине, в которой он заночевал. У них не возникло никаких сомнений в насильственном характере смерти, постигшей имама, поскольку его голова была отделена от тела и лежала рядом с трупом.

Некоторые сочли происшедшее справедливой небесной карой, постигшей нечестивца путем вмешательства потусторонних сил. Враги усиленно распространяли слухи о беспробудном пьянстве, которому в своем уединении якобы предавался «совершенно безумный» имам (хотя эти упреки, возможно, имели клеветнический характер). Отзвуки подобных измышлений явственно звучали в сочинениях враждебных Мухаммеду III авторов, например – в «Избранной истории» персидского хрониста эпохи власти монгольских ильханов[30]-Хулагуидов над Ираном, ученика Рашид ад-Дина, Хамдаллаха ибн Абу Бакр Мостоуфи Казвини (враждебного низаритам уже в силу своего казвинского происхождения), утверждавшего: «Когда ангел смерти встретил его (низаритского имама – В. А.) душу в миг, предначертанный для ее взятия, он (имам – В. А.) пожалел об этом пагубном дне. Виночерпии ада вышли ему навстречу, дабы сокрушить в его груди радость процветания». Очень устрашающе и поэтично, но не слишком вразумительно. Не сам же ангел смерти отрубил имаму голову, прежде чем завладеть его душой?

Кому же была выгодной смерть Ала ад-Дина Мухаммеда III? Подозрения, естественно, падали в первую очередь на его сына Рукн ад-Дина. Тот, разумеется, отрицал всякую причастность к гибели отца. Однако время, избранное им для того, чтобы внезапно захворать, наводило на мысль об алиби, и заставляло сомневаться в правдивости его уверений в своей невиновности в этом жестоком убийстве. Ведь наибольшую пользу из убийства Мухаммеда III извлекал как раз сын, бывший с отцом «на ножах», поэтому подозрения в его адрес были попросту неизбежны. Джувейни, полагавший, что лежавший в жару Рукн ад-Дин из-за своей болезни не имел физической возможности лично принять участие в убийстве своего отца, считал вполне допустимым его косвенную причастность к отцеубийству: «Тем не менее, по ранее названным причинам (враждебным отношениям между отцом и сыном – В. А.) и ввиду обстоятельств дела, нельзя сказать, чтобы смерть его отца была ему неприятна или что он не желал ее, и можно предположить, что Хасан (предполагаемый убийца имама, о котором пойдет речь далее – В. А.) сделал свое дело с его согласия». И не более того. Но далее, впадая в нетипичное для него противоречие с самим собой, хронист добавляет: «Весьма вероятно, что Хасан заключил соглашение с Рукн ад-Дином и совершил