По горам и пустыням Средней Азии - Владимир Афанасьевич Обручев

Полотно защищено с обеих сторон пучками хвороста. Опыт показал, что эти пучки нужно втыкать горизонтально, а не вертикально; тогда они держатся хорошо и предохраняют насыпь. Если втыкать их вертикально, ветер выдувает песок вокруг их основания, и они падают (рис. 13).

Рис. 13. Устранение выдувания песка на полотне железной дороги из-под шпал посредством пучков хвороста, вертикальных (хуже) и горизонтальных (лучше)

— Со временем, когда все полотно будет забалластировано, выдувания песка вообще не будет. А от заносов может помочь только насаждение растительности на песках. Сделано что-нибудь в этом отношении? — спросил я.　

— Пока еще нет. У ст. Репетек мы хотим устроить опытный участок и выяснить, какие травы и кусты скорее всего укрепляются и растут на песках. Предлагают также защищать полотно от заносов установкой решетчатых заборов, как поступают зимой для защиты от снежных заносов на дорогах в России.　

— С этой мерой нужно погодить, проверив ее скачала на небольшом участке. Песчаный занос ведь не снег, который весной растает. Этими заборами вы можете создать мало-помалу вдоль полотна такие гигантские барханы, что бороться с заносами будет невозможно.　

— А все-таки генерал Анненков был прав, когда заявил, что построить железную дорогу через Кара-кум можно. Хоть и с задержками, но едем в вагоне, а не на верблюде.　

— Вспомните, что писал в «Новом времени» генерал Черняев, завоеватель Ташкента, о проекте этой дороги: «Миллионы шпал и рельс будут погребены под желтыми волнами песчаного моря, которые засыпают даже высокие тополя до самой верхушки. Туземцы не могут справиться с песком, засыпающим их посевы и даже селения». Он предсказывал полную неудачу постройки дороги через пески.　

— А другие, более смелые, предлагали проекты постройки совершенно фантастические. Один старый инженер писал, что от заносов нужно обезопасить дорогу на всем протяжении ее деревянным тоннелем, как это делают в Альпах для защиты от лавин. Сколько бы стоил такой тоннель от Аму-дарьи до Уч- аджи и как легко он мог бы сгореть в этом жарком климате от искры из паровоза! Другой прожектер предлагал провести из Аму-дарьи на всем протяжении песков два канала, обсадить земляные валы вдоль этих каналов деревьями и только после этого в промежутке между валами и каналами проложить полотно, чтобы поезда шли по зеленой аллее.　

— Этот проект, пожалуй, интереснее и не дороже первого, — заметил я. — Но чтобы пустить воду в каналы, пришлось бы соорудить на реке большую плотину, так как местность в песках выше, чем в долине Аму-дарьи. А мост через реку, вероятно, почти готов?　

— Еще нет! Эта капризная река весной переменила свое главное русло и проложила его там, где раньше был мелкий рукав и где сваи поэтому были забиты не так глубоко. Понятно, что река снесла значительный участок готового моста.　

— Кто же утвердил такой проект моста?　

— Генерал утвердил ради ускорения постройки. Мост ведь временный, деревянный, а фокусов Аму-дарьи мы еще не знали.　

В этот раз мне предстояло изучить местность вдоль строившейся железной дороги от Аму-дарьи до Самарканда, и меня интересовал вопрос, далеко ли продвинулась укладка, не отразилась ли на ней задержка с окончанием моста.　

— Конечно, отразилась, — сообщил офицер. — Приходится перевозить шпалы и рельсы через реку на каюках, а дальше вдоль полотна на телегах. Если бы не авария с мостом, укладка уже дошла бы до Бухары.　

— А полотно уже готово?　

— Полотно готовят одновременно на всех участках; работают уже под Самаркандом, а до Бухары полотно почти проложено.　

Перед закатом мы, наконец, добрались до Чарджуя. За год этот городок значительно вырос. На перроне вокзала у каждого вагона теснилось не менее двух десятков смуглых молодых оборванцев в войлочных ермолках, ожесточенно споривших друг с другом на непонятном языке, сопровождая слова оживленной жестикуляцией.　

— Что это за племя? — воскликнул полковник.　

— Это персы-амбалы, т. е. носильщики. Они заняты днем на перевозке шпал и рельсов на каюках, а вечером встречают и провожают поезда, чтобы подработать у пассажиров, — пояснил офицер.　

— Почему же они не идут в вагоны?　

— Этого им нельзя позволить. Если они всей толпой ввалятся в вагон, вашему багажу не поздоровится: двое или трое будут хватать одну и ту же вещь и спорить друг с другом: кое-что при этом может пропасть. Каждый пассажир зовет одного-двух; они спорят на перроне и входят по очереди.　

Мы вызвали четырех амбалов и направились вместе с ними через площадь у вокзала к глинобитному низкому дому, над которым на кривом шесте болтался красный флаг. Эго была гостиница, отличавшаяся от той, которая описана выше в Мерве, только большим количеством номеров при той же самой скромной обстановке, которая ужаснула полковника и его супругу, хотя им отвели самую лучшую комнату. Пол был из кирпича, на кроватях — простыни сомнительного цвета, а на столе под окном зеркальце и подсвечник; у одной кровати даже старый, рваный коврик. В других номерах ни простынь, ни зеркала, ни коврика не было. Но цена номеров была небольшая; полтора рубля в сутки за номер с двумя кроватями и рубль с четвертаком за одиночный.　

Так как в этот раз мне предстояла поездка по населенной мирной стране, я предпочел не брать конвоя из казаков, а купить двух лошадей, нанять кого-нибудь в качестве конюха и повара, а для багажа взять арбу, т. е. телегу на двух огромных колесах, запряженную парой лошадей. Ночевать приходилось на постоялых дворах, вне которых искать воду, топливо и подножный корм было бы трудно и сопряжено с большой потерей времени. Полковнику с женой мы также посоветовали нанять арбу до Самарканда. Следующий день ушел на эти задачи и закупку провианта.　

В прошлый раз в Чарджуе я провел только ночь и не успел побывать на берегу Аму-дарьи, поэтому отправился туда, чтобы узнать, как организована переправа. Улицы и переулки разросшегося города доходили уже до берега реки, которая поражала наблюдателя своей величиной, но никак не красотой. Широкая долина реки уходила вправо и влево за горизонт; противоположный берег был чуть виден. По всему этому пространству извивались рукава реки, разделенные отмелями мокрого серо-бурого ила без всякой растительности и островами уже высохшего ила с зарослями камышей и мелких кустов. В рукавах быстро текла грязная вода цвета кофе с молоком. Слева невдалеке виднелся строящийся мост, длиной на-глаз больше километра; он был весь на сваях, вбитых в илистый грунт рукавов и отмелей. Место переправы было правее, выше по течению, где река шла одним широким руслом между низкими берегами, затопленными в половодье, но теперь совершенно сухими. Там видны