Кофе. Подлинная история - Марк Пендерграст

В самом начале 1930-х годов сожжение кофе заметил иностранный журналист Хайнрих Якоб, низко пролетавший над местом акции на аэроплане. «Ароматный, но резкий запах снизу наполнил кабину. Он притуплял чувства, но в то же время пробуждал какое-то болезненное ощущение… Потом запах стал совершенно невыносимым, и у меня зазвенело в ушах. Казалось, из меня ушли все силы». Позже журналист встретил обезумевшего от горя фермера-банкрота, который сказал ему: «Кофе – наше национальное несчастье». Он показал коробочку, где под стеклом лежал broca do café, кофейный сверлильщик, который стал досаждать плантациям лет за десять до этого. «Ни в коем случае нельзя мешать сверлильщику, – сказал фермер. – Если власти действительно хотят спасти страну, пусть нагрузят аэропланы личинками этого жука и разбросают над плантациями».

В мире, перевернутом с ног на голову, где у фермеров скупали кофе только для того, чтобы потом уничтожить, бразильцы чувствовали себя несчастными. Ученым и изобретателям поручили найти применение излишкам кофе. Министр общественных работ выступил с предложением формовать зерна в брикеты и использовать их как паровозное топливо. Другие умы изыскивали способы перерабатывать кофе в алкоголь, бензин, газ, кофеин и целлюлозу. Газета из Рио напечатала сообщение, что добавление зеленых зерен кофе позволит получать чрезвычайно питательный хлеб «прекрасного вкуса и внешнего вида». Виноделы сумели приготовить из мякоти кофейных ягод вполне сносное белое вино, а цветки дерева нашли применение в парфюмерии. Через несколько лет один изобретатель придумал, как делать из кофе пластмассу.

Одновременно Бразилия искала новых клиентов. Она признала Советскую Россию в надежде сбывать кофе за зерно или кожу. Она задумала открыть тысячи кафе по всей Азии и тем создать новый рынок для своего товара. Из всех этих замыслов мало что вышло, но начиная с 1931 года бразильцы обменивали кофе в США на местное зерно28. Хотя плодородные земли, terra rоха, вполне могли прокормить страну, производство продуктов питания составляло только восьмую часть от потребности – еще один результат близорукого предпочтения кофейной монокультуры.

Кофейно-зерновой бартер принес, однако, и неприятности. Американцы жаловались, что все перевозки достались бразильским пароходным компаниям. Аргентинцы, которые до этого поставляли зерно в Бразилию, тоже были недовольны. Американским кофейным дельцам не нравилось, что правительство вмешивается в торговлю, может выбросить на рынок дешевый кофе и обвалить цены. А американские производители муки с крайним неудовольствием узнали, что сделка запрещает поставки муки в Бразилию.

В июле 1932 года, когда Совет по зерновой стабилизации (Grain Stabilization Board) начал продавать кофе, полученный за зерно, разочарованные паулисты восстали против Варгаса, требуя возвращения конституционной власти. Порт Сантус закрылся. «Завтрак без чашки кофе становится реальностью», – предупреждала шапка «New York Times» в августе. Хотя порты Рио и Виктории поспешили увеличить экспорт, поставки более качественных зерен из Сан-Паулу резко прекратились. В США Совет по зерновой стабилизации накопил свыше миллиона мешков кофе, но по контракту не имел права продавать более 62 500 мешков в месяц. Возник искусственный кофейный дефицит. Правда, через три месяца бунт паулистов закончился и цены вновь пошли вниз.

«Хранилища Сан-Паулу переполнены и больше не принимают кофе из внутренних районов, – гласило сообщение из Бразилии в конце ноября 1932 года. – Складские площади исчерпаны. Для временного размещения кофе используются подвалы и дома. Ситуация безвыходная… Невозможно справиться с наплывом новых партий кофе. Приходится сжигать в срочном порядке».

Кофейная олигархия: диктаторы и жертвы в Центральной Америке

Великая депрессия и падение кофейных цен привели к волнениям и переворотам в Центральной Америке. Крах 1929 года резко ухудшил и без того нелегкую жизнь рабочих. Во всех странах (за исключением Коста-Рики) встревоженные олигархи поспешили привести к власти «сильных» людей, чтобы восстановить «порядок и стабильность». Все диктаторы рассчитывали на иностранный капитал и поддержку США, сопротивление безжалостно подавлялось. После 1929 года в руки олигархов перешло много мелких ферм: прежние хозяева либо не смогли выкупить закладные, либо вынуждены были продать свое состояние. Пропасть между имущими и неимущими углубилась еще больше.

В Сальвадоре военные свергли законного президента и в конце 1931 года привели к власти диктатора Максимилиано Эрнандеса Мартинеса. Более 10 лет он железной рукой правил Сальвадором и с каждым годом позволял себе все более экстравагантные выходки. В народе Мартинеса прозвали El Brujo (колдун): он увлекался теософией, оккультизмом и любил рассказывать по радио о своих видéниях. «Это хорошо, что дети ходят босиком, – вещал он. – Так они лучше впитывают благотворные испарения планеты, вибрацию земли». Мартинес утверждал, что его охраняют «незримые легионы», состоящие в прямой телепатической связи с президентом США. Диктатор верил в переселение душ, но только человеческих: «Убить муравья – больший грех, чем убить человека. Человек перевоплотится, а муравей погибнет навсегда».

В 1930-х годах на кофе приходилось более 90 % экспорта Сальвадора. Индейцы работали 10 часов в день за 12 центов. Как писал один канадский журналист, они сильно страдали «от мизерной зарплаты, невыносимых условий жизни, полного отсутствия заботы со стороны плантаторов и совершенно бесправного положения, близко напоминавшего рабство».

Не имея средств платить по закладным, плантаторы объявляли себя банкротами, урезали зарплату до минимума, прекращали уход за плантациями и массами увольняли рабочих. «Тогда наступило время, – рассказывал потом один рабочий журналисту, – когда у нас не было ни земли, ни работы… Пришлось мне уйти от жены и детей. Я не мог заработать достаточно, чтобы прокормить их, не говоря уже об одежде или образовании. Не знаю, где они сейчас. Нищета разлучила нас навсегда… Поэтому я и стал коммунистом».

22 января 1932 года по призыву харизматического лидера коммунистов Аугусто Фарабундо Марти индейцы западных нагорий (где выращивалась основная часть кофе) восстали и убили почти 100 человек – главным образом надсмотрщиков и солдат29. Вечером того же дня, словно вторя всплеску долго копившейся ярости угнетенных, началось извержение соседнего вулкана Исалько. Восставшие, вооруженные дубинками, пращами, мачете и считаными винтовками, не имели никаких шансов против карательной экспедиции. Мартинес приказал не щадить никого и распорядился о создании национальной гвардии из числа состоятельных граждан.

Кровавую расправу потом назвали просто La Matanza (резня). Солдаты, к которым присоединились плантаторы, убивали всех индейцев без разбора. Группами по 50 человек их расстреливали у церковной стены. Других заставляли копать могильные рвы и косили из пулеметов. Обочины дорог были усеяны телами. Смерть грозила любому человеку, одетому в национальную индейскую одежду. В некоторых районах произошел форменный геноцид. Мертвых никто не хоронил: они стали пищей для бродячих собак и хищных птиц. Фарабундо Марти был схвачен и расстрелян. В течение нескольких недель погибли почти 30 тысяч человек30. Коммунистическая партия фактически перестала существовать, и на многие годы всякое сопротивление в стране прекратилось. Память о