9 дней в «Раю», или Тайна императорской броши - Рафаэль Тимошев

толпами возбужденных людей, приходящих в восторг при каждой вспышке на темном небосклоне, когда миллиарды цветных искр зажигали вдруг зеркальную поверхность швейцарского озера. Но Алексей Николаевич почти не видел этого. Аромат, исходящий от стоявшей перед ним женщины, кружил ему голову, выстриженный под «каре» затылок затмевал яркие огни фейерверка, а лебединая шея заставляла дышать в унисон с ней — тяжело и часто…

Сколько времени продолжалась эта странная нега — сказать трудно. Только вдруг Лотта обернулась и, не глядя на него, едва слышно прошептала:

— Хочу на воздух… Проводите меня в номер… Одеться…

Они молчали в лифте; молчали, проходя по коридору второго этажа. Лишь открыв дверь номера, она едва слышно произнесла:

— Можете войти… Надолго не задержусь…

Богато убранный номер был в несколько комнат. Листок остался дожидаться в зале, она же удалилась в гардеробную. Через некоторое время послышался ее голос:

— На столе «Клико» — откройте!

Алексей Николаевич послушно выполнил просьбу и разлил вспенившее вино в бокалы.

Через минуту она вышла. Листок, потянувшийся, было к бокалам, поднял глаза и… замер от восхищения. В темной шляпке, больше напоминающей высокий берет, в изящном однобортном пальто с шалевым воротником и меховыми обшлагами, она казалась еще очаровательней… И вероятно, изумление его было настолько откровенным, что прекрасная вдова улыбнулась и кокетливо показала глазами на бокалы:

— Надеюсь, один из них предназначается мне?

Листок бестолково кивнул и протянул шампанское. Она приблизилась.

— С Новым годом, русский Алексей Листок… — не то насмешливо, не то искренне нежно произнесла она.

— С Новым годом, Лотта Баккер…

Теперь они стояли так близко друг к другу, а чары ее карих глаз стали столь гипнотическими, что Алексей Николаевич, точно впав в транс, вдруг потянулся к ее холодным губам…

Женщина не шелохнулась. Не отнимая губ, он на мгновение замер. Что-то было не так в этом поцелуе. Словно целовал мраморную статую.

Он отшатнулся, изумленно посмотрел в ее глаза, и поразился — они были холодны, как и мертвенные губы. И взгляд этих холодных глаз не был взглядом оскорбленной вдовы; скорее это был взгляд надменной победительницы… Боже! Как же это не было похоже на образ милой Натальи Ивановны! Но что с ним? Он же потерял голову! Забыл, для чего оказался в этом треклятом Цюрихе!

Он медленно опустил бокал на стол и, отвернув взгляд, едва слышно прошептал:

— Простите… Думаю, мне надо уйти…

Фрау Баккер не ответила.

10

Накануне.

16 октября 1915 года. Могилев.

Государь

Из дневника Николая II за 1915 год:

"16 — го октября. Пятница.

Утро прошло, по обыкновению, в Ставке.

Перед докладом снялся с Алексеем общей группой с чинами штаба на дворе. В 12 час. принял англ. генерала Мюррея и двух офицеров англ. миссии. Аликс и дети завтракали (и) обедали с нами. За ночь выпало порядочно снега и вид города и окрестностей сделался скучный.

В 2 1/ 2 отправились вместе по дороге на Оршу, затем через д. Мосток и Днепр; вылезли из моторов и пришли пешком к поезду Аликс, где пили чай. До обеда принимал Барка. Весь вечер читал. Аликс уехала в 11 ч.'.

Этот день запомнился ротмистру Листку на всю оставшуюся жизнь. Ночь почти не спал. Было и волнительно, и как-то неспокойно. Все думал, как это могло случиться: неведомо как попал в самую Ставку Верховного, а по приезде, на следующий же день, удостоился высочайшего приема! И что это — шанс судьбы или злой рок? Что ожидает его после этой встречи — государева милость или царская опала?

И странное предчувствие чего-то непредвиденного и нехорошего все более и более наполняло его сердце…

Ровно в одиннадцать следующего дня, отутюженный и начищенный, как кавалергард перед плац-парадом, с Георгиевским орденом четвертой степени на груди он предстал перед генерал-квартирмейстером штаба Верховного главнокомандующего генерал-майором Пустовойтенко.

Генерал выглядел озабоченным. Он явно куда-то торопился. Вероятно, по этой причине разговор получился коротким.

— Сегодня, Алексей Николаевич, на утреннем докладе я вновь напомнил о вас его императорскому величеству! — объявил он. — Вчера государь были чрезвычайно взволнованны, узнав, что его офицер, грудью защитивший своего императора, находится в Ставке. Пожелали непременно встретиться с вами. Время и место сегодня были уточнены. В связи с тем что в Ставке гостит императрица Александра Федоровна с великими княжнами, государь пожелал своего героя представить им и наследнику по завершении совместного завтрака. В час дня вам надлежит находиться подле дверей государевой гостиной…

Пустовойтенко сделал паузу, чтобы просмотреть бумаги и нужные отложить в папку.

— Сейчас должен быть у начальника штаба генерала Алексеева. Посему уделить внимание больше не могу. До назначенного времени можете подождать либо здесь, в штабе, либо прогуляться по скверу. Однако к половине первого находитесь ближе к дому Верховного — вас позовут. И не робейте! Я также приглашен на завтрак и буду рядом. Разговор с государем ведите достойно, отвечайте коротко и просто. А теперь, ротмистр, больше времени не имею! Можете идти!

Вот и все, что было сказано, — коротко и ясно. Хотя Алексея Николаевича так и подмывало расспросить, что от государя следовало ожидать, дабы хоть как-то быть готовым, но, понятно, на это он уже не решился.

Однако что было делать предстоящие полтора часа?

Неожиданно Листок вспомнил рассказ Беляева о Ставке — с Губернаторской площади можно пройти к высокому берегу Днепра. Что ж, Днепр он не видел, можно совместить приятное с полезным. И гоголевской рекой полюбоваться, и в одиночестве все обдумать. Если, конечно, дозволят пройти…

Он вышел на площадь с уже описанным сквером по центру и осмотрелся. Наметанный глаз жандарма сразу определил особ по охранной части. По периметру площади маялись общая полиция и жандармерия; между ними, точно прогуливаясь, хаживали невзрачные с виду лица в штатском — «ботаники», как их назвал вчера Беляев, из-за постоянного кружения вокруг сквера; у входа в губернаторский дом, ныне занимаемый Верховным главнокомандующим, несли службу полевые жандармы.

Умозрительно сообразил, что выход к Днепру был где-то за сквером, сразу за углом дома губернатора. И все же стоило у кого-нибудь справиться, чтобы не попасть в нелепую историю с охраной. О, если бы только он знал, что за этим может последовать и как одно случайное событие способно изменить всю последующую жизнь!

А произошло то, чего он не мог даже предположить: как раз в эту минуту проходил мимо жандармский старший унтер-офицер, небрежно козырнувший его высокоблагородию, и Листок, как-то