Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

лет. Электрик – один из немногих мужчин – присоединился к AWO на год, потому что нашел в социальной работе свое истинное призвание68. Главным препятствием были родители, которые часто не одобряли такую перемену карьеры или хотели, чтобы их дочери начали зарабатывать или сразу записывались на профессиональную подготовку. “Снова и снова мы наблюдаем, что 50–60 % приходится преодолевать серьезное сопротивление со стороны родителей”, – отметила женщина-викарий из Рейнской области. Двадцатиоднолетняя девушка вспоминала, как мать перестала с ней здороваться, когда она ушла из дома, чтобы заняться волонтерством69.

История волонтерства с тех пор отражает меняющиеся реалии образования и рынка труда. К началу 1970-х годов большинство волонтеров были выпускниками школ, а не офисными работниками. По мере роста безработицы в конце 1970-х годов росла и привлекательность “промежуточного года” между учебой и работой. К 1996 году почти у двух из трех добровольцев уже был Abitur. К этой схеме присоединялось все больше молодых людей, хотя они по-прежнему составляли лишь четверть. С 2000 года волонтерство снова привлекало больше молодых людей с неполным средним образованием. Именно они преимущественно кормят и моют пожилых людей, в то время как их коллеги, выбравшие академический путь, предпочитают заниматься экологическими и культурными проектами70.

Заманчиво рассматривать эти изменения как переход от традиций к постмодерну, когда благотворительность в отношении других уступает место личным интересам и дополнению к резюме. Розвита из Рейнской области откровенно рассказала о своих мотивах. “Для меня, – призналась она Diakonische Werk, протестантской зонтичной организации соцобеспечения, – смысл Добровольного социального года лежит в исключительно личных, почти эгоистических причинах”. Он дал ей “значительно больше свободы с точки зрения времени и денег, чем под бдительным оком родителей”. По словам девушки, это был удобный “компромисс между моей жаждой приключений, желанием быть независимой и их заботами”. Она могла наслаждаться “относительно беззаботной жизнью” и избежать “давления” на рынке труда, по крайней мере на какое-то время. И это расширило ее “географический и умственный горизонт, потому что можно узнать других людей и другие сферы жизни”, что, как она надеялась, даст ей “новый импульс для планирования будущего и карьеры”. Волонтерство сделало Розвиту более “зрелой” и придало ей “уверенности”. Это подвергло испытанию “всю ее личность”71. Однако она написала это в 1971 году, в разгар индустриальной современности и социал-демократии, а не в постмодернистские, неолиберальные 1990-е.

На самом деле собственные интересы и сострадание к другим всегда переплетались. Что менялось, так это их форма. С самого начала волонтерам обещали самопознание и удовлетворение. “Удовольствие, которое вы доставляете другим, вернется в ваше сердце”, – уверяли католики Аахена в 1960-х годах. Caritas призывала молодежь относиться к помощи другим как к “подарку самому себе”72. В конце концов, милосердие и благотворительность действительно делали человека на шаг ближе к Богу. Такие трансцендентные цели дополнялись практическими достижениями на пути личностного развития. Например, в рекламном буклете “Письма богатых девушек” 1964 года стажеры рассказывали о том, как они повзрослели и научились терпению, самодисциплине и лучшему пониманию человеческой природы73. Помощь другим, вероятно, никогда не была бескорыстной, но с конца 1960-х годов она стала более явно связана с помощью самому себе. Как выразился один из организаторов, было меньше “ангелов” и “больше трезвых реалистов”, которые надеялись извлечь уроки из своего опыта и почувствовать вкус “реальной жизни”74. Хотя волонтерство все больше осознавалось как “развлечение”, оно также продолжало быть связано с самопознанием и чувством долга по отношению к другим. Действительно, национальный опрос волонтеров указывает на “возрождение” долга. В первом десятилетии XXI века доля молодых добровольцев (от четырнадцати до тридцати лет), заявлявших, что их главной мотивацией является “общее благо” (Gemeinwohl), выросла с 18 до 30 %, опередив приобретение личного опыта и осознание того, чем хочется заниматься75.

В XIX веке добровольные ассоциации получили признание за воспитание демократических талантов путем обучения своих членов искусству управления собой. Однако в Веймарской Германии процветание клубов еще больше подорвало слабую демократическую систему, настроив группы друг против друга. В 1960-е годы “социальное государство” и права на социальное обеспечение возродили признание демократических качеств волонтера. В 1966 году историк Перси Эрнст Шрамм в нескольких публичных выступлениях утверждал, что “каждый обязан пожертвовать частью своей рабочей силы ради общего блага – добровольно, потому что сообщество создало предпосылки для его собственного существования”76. Социальное государство сделало волонтеров более, а не менее важными. Гарантируя всем гражданам базовый уровень жизни, Sozialstaat позволило людям посвятить свое внимание другим. Самым ценным пожертвованием становилось время, а не деньги. Католическая молодежь в конце 1960-х годов подчеркивала, что Добровольный социальный год давал участникам возможность “думать и действовать ответственно”77. Для головной организации независимых благотворительных организаций (Deutscher Paritätischer Wohlfahrtsverband, DPWV) более широкое привлечение волонтеров преследовало “в первую очередь социально-политическую и социально-педагогическую цель”, а именно – “создать тренировочную площадку для демократических добродетелей и поведения, которые пробуждают и укрепляют общественный дух и чувство ответственности человека за более слабых членов общества”78.

В середине 1960-х и еще раз в середине 1990-х годов некоторые подумывали о том, чтобы сделать социальный год обязательным для девочек, смягчив тем самым кризис в сфере ухода. Помимо того, что это предложение вызвало воспоминания об Имперской службе труда Гитлера, оно было уничтожено двойной озабоченностью по поводу демократии и субсидиарности. В церквях и организациях социального обеспечения не было добровольцев, которые могли бы заполнить пробелы в секторе ухода. Их вклад состоял в солидарности, уважении и самоопределении. Свободно отдавая свое время, они также проявляли уважение к нуждающимся как к “партнерам”. Введение обязательного социального обслуживания лишило бы их этого. К тому же работников по уходу, занятых полный рабочий день, не воодушевила перспектива дешевой конкуренции. Обязательный год обучения для девочек также угрожал закрепить традиционные гендерные роли, когда для женщин считаются естественными уход и забота, а для мужчин – воинское мужество. И в довершение всего были опасения, что это может задушить гражданскую ответственность, внушив людям ошибочное представление о том, что государство автоматически обо всем позаботится. Чтобы быть свободным, демократическому обществу нужны добровольцы. Без них граждане оказались бы во власти безликого бюрократического государства79. Добровольцы были частью общественного договора, лежащего в основе демократии.

Ассоциация социального обеспечения трудящихся (AWO) в конце 1960-х собрала отзывы своих первых сотрудников, которые дают представление о том, насколько близок к идеалам добровольный социальный год в реальности. Большинство работало в детских домах или домах престарелых. Некоторые потратили первые несколько месяцев на готовку и уборку, а не на уход, как они ожидали. Одной из них