Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

иметь в Армении сильного царя. Тогда Митридат пошёл на уловку. Он уговорил парфян короновать Тиграна в обмен на пресловутую территорию «семьдесят долин». Тигран, у которого не было иного выхода, вынужден был согласиться. В итоге жадные парфяне заполучили свои вожделенные земли, а наш Мецн наконец-то стал царём. В том же году он взял в жёны дочь Митридата и скрепил союз с Понтом.

Мецн оказался на троне уже зрелым мужчиной и потому сумел избежать ошибок, свойственных молодым правителям с горячими головами.

Получив верховную власть, Тигран сразу развернул кипучую деятельность. Вся энергия, скопившаяся за годы неволи, выплеснулась наружу. Первым делом царь реформировал армянскую армию. Он освободил от налогов тех, кто захотел добровольно в ней служить. Безземельные крестьяне пошли в войско, получив за это наделы из царских угодий. Так же поступили и разорившиеся землевладельцы. Кстати, наш Баграт – один из них. Как только у царя появилась большая армия, он отвоевал обратно пресловутые «семьдесят долин». Окрылённый победой, Мецн принялся завоевать, одну за другой, соседние страны. Армия увеличивалась и стала самой грозной в Азии. С каждым годом всё больше земель переходило под власть Мецна, и вскоре парфяне добровольно передали ему титул царя царей. Тесть и зять стали всесильными азиатскими царями. Однако наш Мецн не пошёл на поводу у Митридата и не ввязался в войну с могучим Римом. Но и Парфию с тех пор не жалует и морщится, вспоминая свою неволю.

– Теперь всё понятно, – произнёс я.

– А сейчас угадай, Соломон, откуда родом наш Вреж? – спросил Меружан.

Я в недоумении повёл плечами.

– Наш Шанпоч, страшно даже сказать, родом из Парфии, – ответил Меружал и ехидно засмеялся.

– Это правда, Вреж? – спросил я.

– Да! А что тут особенного? – обиделся Шанпоч. – Кстати, Соломон, твоя кличка Бахтеци имеет парфянские корни.

– Не имею ничего против самой Парфии, – ответил я.

– Так вот, – продолжал невозмутимо Меружан, – отец Шанпоча рос вместе с Мецном во время его парфянского плена и привязался к нему как к родному брату. Между прочим, кличка Шанпоч возникла ещё со времён их детских игр. Когда Мецн стал царём, он сделал друга своим доверенным лицом. Увы, смертельная болезнь рано лишила Мецна надёжного соратника. Сильно горевавший царь нашёл утешение в сыне друга – Вреже. С тех пор Вреж и стал Шанпочем.

Я внимательно выслушивал подробности из жизни Мецна.

Время было позднее, всех нас клонило ко сну, но мне не терпелось порасспросить ещё кое о ком.

– Расскажи мне про царевну Сати.

– О, Сати! Сати – это царевна-чудо! Царевна-легенда!– начал Меружан мечтательно, на театральный манер закинув назад голову. – Сам Бог Митра покровительствует ей. Сати родилась от наложницы-индианки, дочери погонщика слонов. Её мать была красивой женщиной, и царь сразу влюбился. На празднествах царевна Сати всегда сидит рядом с отцом. Её голову венчает высокая пирамидальная прическа, украшенная огромными желтыми цветами, которые источают тяжелый пряный аромат. От этого запаха у царя всегда кружится голова, и он вспоминает годы, проведённые рядом с матерью Сати. Запах шафрановых соцветий благоухающим шлейфом тянется за царевной по длинным запутанным дворцовым переходам, и молоденькие рабыни украдкой мечтательно-глубоко вдыхают недоступный царственный аромат.

Меружан сделал паузу и глубоко вздохнул, как будто тоже почувствовал запах волос царевны.

– Где же выращивают эти чудесные цветы? – спросил я, заворожённый рассказом царского советника.

– Цветы шафрана выращивают в специально созданном для царевны саду к югу от женских покоев. Ее любимый садовник мальчик-индус каждый день срезает свежие тяжелые от росы бутоны и приносит их Сати в круглой бронзовой чаше с розовой водой. Ложе царевны всегда усеяно цветами шафрана и даже подушка набита его лепестками. Но основное предназначение жёлтых цветков – украшать пушистые волосы Сати.

– Неужели в Индии уделяют такое внимание волосам?

– У индусов это – предмет культа. К рано осиротевшей девочке перешли все знания и предрассудки, завезенные её матерью из далекой Индии. Она рассказывала маленькой царевне о почитаемой брахманами священной книге, в которой среди множества прочих запретов говорится, что женщина, остригшая волосы, непременно попадает в ад.

– Сати верит во всё это?

– В этом она очень похожа на мать, и поэтому царь души в ней не чает.

– Любит, а хочет сделать её несчастной, – сказал я с горечью.

– Таков наш царь. Не обижайся. Для него политика превыше всего. И потом он считает, что Сати, став царицей Осроэны, сама позаботиться о своём настоящем счастье.

– Ты хочешь сказать, что она умертвит своего больного мужа и будет забавляться, с кем захочет? Да? Ты это имеешь в виду?

– Погоди, не кипятись, Соломон. Не мы эти нравы выдумали. Они есть во всех царских домах.

– И ты считаешь правильным, когда сын мечтает о смерти отца, а супруга травит мужа, от которого прижила ему наследника?

– Так было, и так будет вечно, – уже по-философски заметил Меружан, – Где богатство и власть, там идёт беспощадная борьба. Ты думаешь, отчего царь так любит нас? Меня, Шанпоча, Баграта, а теперь и тебя? Да оттого, что мы ему преданы до конца жизни. Не будь его, нас сразу же сравняют с землёй. Мы хорошо это осознаём, и потому зубами будем бороться за его жизнь.

– Ладно, философы. Пора ложиться, – сказал Шанпоч, который всё это время молча слушал наш разговор, – завтра будет долгий переход.

Я хотел, было, высказаться, но Меружан опять опередил меня:

– Не надо сейчас ничего говорить, Соломон. Ты и так устал от впечатлений. Иди спать. Слуга проводит тебя.

Наутро мы опять собрались вокруг фонтана. У Мецна от хорошего сна проступил румянец на щеках. Он что-то говорил незнакомцу, стоявшему рядом – с пером и пергаментом.

– Я царский нотариус, – представился мне этот человек, – этот документ означает, что сей дом его владелец передаёт тебе в дар. Прошу тебя, достойный Соломон Бахтеци, поставь под документом свою подпись.

Мне всё ещё казалось, что вчерашнее заявление Мецна было мимолётным порывом и скоро всеми забудется. Но я ошибался. Дарственный документ был уже надлежащим образом оформлен – оставалось только поставить на нём мою подпись. Я принялся внимательно изучать дарственную.

– Здесь написано, что дом этот будет принадлежать мне до тех пор, покуда жив царь Тигран? – сказал я и вопросительно посмотрел на нотариуса.

– Совершенно верно, – ответил тот, – такова воля царя.

– А что будет после его кончины?

– Согласно пункту номер два документа, после смерти царя, да живи он вечно, дом превратится в университет.

– Университет? – изумился я.

Стало быть, я получал этот дом во временное владение, и это была ещё одна причуда царя. Я