Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

Данте закрепил в мировоззрении людей прежде маргинальную, не признанную церковью концепцию Чистилища, что переиначило концепцию греха – оказывается, не всякое нарушение догм чревато вечными муками! Одним этим заштатный политэмигрант и прихлебатель при чужих дворах без ложной скромности поставил себя выше папы Римского.

Наконец, он совершил маленькую революцию одним тем, что подписал «Комедию» собственным именем – шаг резкий и дерзкий на фоне средневековой литературы, в которой господствовали анонимы. Прежде доминировала идея, что земной творец не так уж важен, его пером водят высшие силы, но Данте не только не скрывал свою личность, но и сделал себя, со своим именем и биографическими обстоятельствами, главным героем произведения. Небывалая дерзость!

Итого: досадные случайности, маловероятности и турбулентности преследовали этого человека всю жизнь – и, выстроившись в определенном порядке, слепили нам того Данте, который спустя 700 лет сохраняет высочайшую известность, а главное – немеркнущее влияние на мировую культуру.

К моменту завершения работы над первым томом «Дон Кихота» Сервантесу было уже 57 лет. Он был изрядно потрепанным писателем второго ряда – без работы, без заметных успехов, без репутации. От карьеры при дворе он давно отказался, от карьеры драматурга – тоже. Его молодецкие стремления к славе и победам угасли, его попытки закрепиться на государственной службе потерпели крах.

Пристанищем Сервантеса в первые годы XVII века был город Вальядолид, на несколько лет ставший столицей Испании. Вместе со своей расширенной семьей – женой, сестрами, дочерью, племянницей – он проживал в тесном доме у городской бойни. Кругом царили шум, вонь, суета – и на этом фоне Сервантес дописывал, редактировал и готовил к печати великий роман.

Руководящий принцип его биографии: терпя неудачи в малом, он не отступал к меньшему, а наращивал аппетиты. Не получилось стать великим воином – он подался в литературу. Не получилось войти в элиту драматургов, поэтов и прозаиков в модном литературном жанре – он поставил себя выше жанровой литературы и создал нечто куда более масштабное.

Изначальная концепция «Кихота» хорошо известна (сатира на рыцарские романы), но по мере работы смыслы текста стали разрастаться. Во-первых, более комплексной становилась пародийная составляющая – со временем Сервантес прошелся и по той самой пасторальной литературе, и по модной драматургии и поэзии. Образ стареющего неудачника, сходящего с ума по романтизированным книжным образам, оказался не столько злободневным, сколько универсальным. Во-вторых, и в-главных, трансформировалось сперва уничижительное отношение автора к персонажу – очевидно, по мере работы над текстом писатель стал ассоциировать себя с ним.

Кихоту передался опыт странствий и мытарств, заточений и увечий, наивное упрямство и возвышенные идеалы автора, раз за разом терпящие феерический крах. Как и сам Сервантес, герой живет не в своем времени и не на своей земле. Оба они старомодны, нелепы и обречены на вечное поражение.

Двумя десятилетиями ранее Сервантес писал «Галатею», стараясь во всем следовать жанровому канону, очевидно, в надежде угодить издателям и публике. Вероятно, создавая «Кихота», он оставил надежду и принялся весело топтаться на сложившихся правилах. Характеры Кихота и Пансы стали каркасом повествования, а элементы жанров стали крутиться, как в калейдоскопе: это и мелодрама, и комедия, и приключения, и философия.

Популярность романа была молниеносной – уже в первые месяцы после выхода первого тома «Дон Кихота» стали перепечатывать пираты. Роман читали по всему испаноязычному миру вплоть до Тихоокеанского побережья Южной Америки, в течение нескольких лет обрели популярность и переводы на языки Западной Европы. По всей видимости, в начале 1610-х годов пьесу на основе одной из вставных новелл романа успел написать Уильям Шекспир.

Содержание книги быстро прорастало в народный фольклор – Кихота, Пансу и других не до конца осознавали как в полной мере вымышленных персонажей, о них травили байки и анекдоты. Следствием этой стихийной популярности стал один из самых диких виражей всей этой истории: в 1614 году один автор под псевдонимом Алонсо Фернандес де Авельянеда выпустил пиратское продолжение похождений Дон Кихота. Сам Сервантес в это время работал над собственным вторым томом романа, но еще не успел его дописать. Книга Авельянеды пользовалась некоторой популярностью, что, очевидно, приводило Сервантеса в ярость. Это была слабая подделка, в которой персонажи и язык были просты и тривиальны – примитивный сиквел отчасти бросал тень на самого Сервантеса.

Ему было нужно как-то отреагировать – и он сделал это на страницах своего романа. На страницах второго тома настоящего «Дон Кихота» он развернул целую кампанию разоблачения – как книга Сервантеса, так и подделка Авельянеды стали частью романной реальности. Кихот и Панса одобряют первую и осуждают вторую как клевету и поклеп. Реальность и вымысел, связанные и до этого, окончательно переплелись в замысловатый узор. Старый неудачник Сервантес нарушил целый ряд литературных законов – и одержал запоздалую и невероятную победу.

Итого: досадные случайности, маловероятности и турбулентности преследовали этого человека всю жизнь – и, выстроившись в определенном порядке, слепили нам того Сервантеса, который спустя 400 лет сохраняет высочайшую известность, а главное – немеркнущее влияние на мировую культуру.

«Плюс сорок минут моего храпа»: как великие идеи приходили творческим людям во сне

Около трех часов автор оставался погруженным в глубокий сон, усыпивший, по крайней мере, все внешние ощущения; он непререкаемо убежден, что за это время он сочинил не менее двухсот или трехсот стихотворных строк, если можно так назвать состояние, в котором образы вставали перед ним во всей своей вещественности, и параллельно слагались соответствующие выражения, безо всяких ощутимых или сознательных усилий. Когда автор проснулся, ему показалось, что он помнит всё, и, взяв перо, чернила и бумагу, он мгновенно и поспешно записал строки, здесь приводимые[44]

– так Сэмюэл Тейлор Кольридж пишет о появлении на свет своего стихотворения «Кубла Хан». Мы бы едва ли узнали о столь легендарном событии в истории английской поэзии, если бы не вмешательство еще одного ее титана. Через 18 лет после описываемых событий Кольриджа навестил лорд Байрон и, выслушав пару неопубликованных сочинений старшего товарища, великий романтик убедил автора все-таки сделать «Кубла Хана» и «Кристабель» достоянием общественности. Этот разговор сослужил невротичному и сомневающемуся Кольриджу блестящую службу: спустя 200 лет считается, что это буквально два из трех лучших его текстов (третий – поэма «Сказание о старом мореходе»).

Kubla Khan – на тот момент традиционное имя исторического деятеля, которого мы называем Хубилаем, монгольского хана, основоположника китайского государства