Небо красно поутру - Пол Линч

Никаких больше дел у меня с ним не было.

Кто ж знает, что у него в этом его уме творится? Не то чтоб он об этом стал бы кому-нибудь рассказывать.

Может, кто-нибудь попросит его нарисовать.

* * *

Проснулся он около полуночи и заметил, что дождь в покое, и встал, и растолкал Резчика, и они вышли на палубу подышать. Там уже собралась толпешка, и эти двое лишились дара речи от того, что увидели. То было больше не миром, но миром вверх тормашками. Небо там, где должно быть море, а воды живы, словно звезды рухнули со своего крепежа, и небесный холст оставили пусто-черным. Океан светился расплавленно-белым, словно неутолимое жидкое пламя. Сиянье расстилалось вокруг них полями призрачного света, рябь каждой волны увенчана гребнем полосы того же необычного вида, что всплескивались из-под судового носа, когда тот вспарывал воду, прыгучее свеченье, словно море стало живым существом, раскинувшимся глянцевито и свербяще, и существо это, искря, угасает в ночном воздухе.

С мачт и такелажа тени спадали зловещие, а судно лишь шепот на воде. Зеваки тоже притихли, человек двадцать или около того, с озадаченными челами и глазами, широкими от изумленья. Капитан стоял на палубе вместе с супругой, и та шептала тем, кто стоял поблизости, со спокойной вескостью, что морское диво такое она раньше уже видала, только не настолько замечательное, и не самое ли это чудесное на свете, а поблизости заговорил Резчик, и голос у него звучал тихо и почтительно.

Даже не знаю, ужас это внушает или почтение.

Рядом с ними прошептал какой-то мужчина. Моряки говорят, это природный вид вод потеплее. Говорят, это значит, что мы возле Америкеи.

Зашептал Койл. В этом мире больше тайн, чем я вообще раньше думал.

Ему в ответ шепотом Резчик. И знаешь чего?

Чего?

У рыбы сна ни в одном глазу.

Они стояли и смотрели, пока восток не запятнался синим и не вспыхнул, а потом спустились в трюм и лежали беспокойно у себя на койках, умы их тянулись охватить собою то зрелище, что наполняло их страхом и изумленьем, они думали о тех, кто остался позади, дома, и об историях, какие хотелось им рассказать, и как они облекут зрелище это в слова. А потом, наконец уснув той ночью, Койл увидел во сне море, воды добела раскалены и ярко горят вокруг всего его тела, а потом сон потемнел, пока не поплыли они по водам, что стали глубочайшим оттенком красного.

* * *

Он наблюдал, как белые барашки воды вздымаются вперед, существо пенной красы живое на один краткий миг, а потом сворачивались они в себя, нескончаемое возобновленье моря. За ними на палубу вышла женщина, беззубая была она, и с обритой головою, и он повернулся, и стал на нее смотреть. Она выволокла одежду, перекинув ее через руку, к тому месту, где начала раскладывать ее, каждый предмет один за другим на палубный настил, а потом выпрямилась, и покричала, и пустила ее с торгов. Каждую одежонку поднимали, и держали, и осматривали. Женщина ростом едва ль выше ребенка на свое тело прикинула белое платье, рукава длиннее рук ее, а подол кучкой остался на палубе. Выторговала она цену и выволокла затянутый бечевкой кошель, подвешенный у нее на шее, и вложила деньги в протянутую руку. Остальные предметы исчезли один за другим, пока не остался лишь черный платок. Он поглядел, как вытащила монету молодая мать и забрала его. Перешла на другую сторону палубы и нежно обернула им плечи кашлявшей детки.

Низенькая женщина возникла на палубе в своем новом платье, материя тащилась позади, и следом за нею двинулись двое мальчишек, наступая на струившийся подол, пока не натянулся он у нее на ходу и не поймал ее. Мужчины рассмеялись от такого зрелища, пока Снодграсс не погрозил им пальцем. Не смейтесь над нею, сказал он. На ней платье покойницы.

Они сидели и смотрели, как против неба укладывается вечер, дальние пределы пустого мира загорались от безмолвного пылавшего солнца. Заснеженные облака темнели так, что казалось, будто польет дождь. У камбуза в бродиле рылся ребенок. В воздухе похолодало, и они спустились в трюм, где легли на свои койки.

Резчик позвал койку напротив.

Снодграсс.

Чего.

Ты мне скажешь, сколько уже.

Не-а.

Пожалуйста, я знать хочу.

Снодграсс миг обождал, а потом заговорил. Шестьдесят один день.

Резчик зажег себе трубку и покурил ее, а потом передал Койлу, и тот тоже затянулся и вернул. Они лежали навзничь, безмолвно желая, чтобы путешествие прошло.

* * *

Он проснулся, ум настороже, и понял, что спать не может. Большинство крепко спало, а тишь вокруг стояла такая, будто казалось, что больные и умиравшие договорились о временном перемирии. Он перебрался через развал пожитков и тихонько ступил на палубу, воздух шелковист и добродетелен, и льнул к нему. Ноздри у него расширились, и он вдыхал его поглубже. Темные тучи откатились назад, явив звездный холст, усеянный самоцветами ковер, поблескивавший от тех же самых звезд, на какие глядел он в детстве, и он оперся на фальшборт и уставился вверх.

Вот шаги, и к нему в темноте кто-то приблизился. Он увидел, что это мужчина, и поднял в воздух приветственно руку, но никакого отклика не получил. Никак не определить, кто это, в тусклом свете, пока мужчина чуть на него не навалился, и тут он увидел, что это Немой. В руке блудка, и ее взмахами он вспарывал перед собой воздух, а потом безмолвно ринулся на Койла. Нож царапнул тело, и ему обожгло ребра, и Койл отпрыгнул назад. Немой кинулся снова, и Койл схватил его за вытянутую руку, поймал ее, и двое мужчин сцепились. Мышцы их напрягались, а руки дрожали от натуги, какой-то миг казалось, что ни один не дышит. И боролись они бессловесно, если считать напруги, что рвалась гортанно из каждого, шеи у них разбухли зобами, а ноздри фыркали, и единственным другим звуком был там плеск волн.

Он вскинул колено в пах нападавшему и почувствовал, как тот слабнет, и сжал руку и выгнул ее, и блудка выпала на палубу, и он посмотрел нападавшему в глаза, но в темноте видеть там было нечего.

Громко стукнуло, и оба мужчины опрокинулись навзничь, а Койл потерял равновесие и рухнул на палубу, а когда поднял взгляд, увидел очерк еще кого-то, Немой схвачен за глотку и потащен к корме, пока юнца этого не перевалили через борт судна. Койл