Имя тени - Александр Григорьевич Самойлов

она неуверенно положила тушь на край стола и медленно вышла. Его сердце сжалось от боли. Он хотел крикнуть ей вслед, что это не она, что это он, что он должен… Но он не мог. Он мог только молчать и отталкивать её всё дальше.

С Кэнтой было проще, но не менее больно. Тот, конечно, сразу заметил перемену.

— Дзюн, ты что, опять в своей скорлупе сидишь? — ворвался он как-то утром в канцелярию. — Хватит уже! Пошли, я тебя в новые горячие источники отведу! Там такие девушки массажистки… ой, то есть… целебные воды!

Дзюнъэй лишь мрачно помотал головой, делая вид, что не понимает. Он видел, как лицо Кэнты омрачилось искренним недоумением и обидой.

— Ладно, — вздохнул тот. — Сиди тут со своими свитками. Скучным ты стал, друг.

Это было хуже любого упрёка. «Скучным ты стал». Он, мастер маскировки и легенд, стал слишком хорош в роли унылого, замкнутого писца. Он построил вокруг себя стеклянный колокол, и каждый удар сердца по его стенкам отдавался болью одиночества.

Однажды вечером, возвращаясь из своей ночной кладовой, он почти столкнулся со старым Соко. Мастер как будто случайно вышел прогуляться в этом заброшенном крыле. Его внимательный взгляд скользнул по вспотевшему лицу Дзюнъэя, по его напряжённой позе.

— Ночью воздух свежее, — произнёс Соко, глядя куда-то в сторону. — Хорошо для размышлений. И для… разминки застоявшихся мышц.

Дзюнъэй замер, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Соко знал. Он всё видел.

Но старый мастер не стал ничего спрашивать. Он просто молча протянул ему небольшую бамбуковую кружку с дымящимся ароматным чаем.

— Пей. Успокаивает нервы и согревает душу. Холодными ночами полезно.

Этот простой жест доброты и понимания чуть не сломал Дзюнъэя. Он с благодарностью взял кружку, чувствуя, как тепло разливается по его пальцам. Он хотел жестами что-то сказать, объяснить, но Соко уже повернулся и пошёл прочь, тихо насвистывая ту самую старую солдатскую песню.

Дзюнъэй стоял один в холодном коридоре, сжимая тёплую кружку, и впервые за последнее время почувствовал, что он не один. Кто-то видел его. Кто-то понимал. И, возможно, даже одобрял его тихую войну.

Но это понимание не отменяло одиночества. Он вернулся в свою каморку, сел на циновку и смотрел на луну за окном. Он был в стеклянном колоколе. Все видели его, но никто не мог услышать его крика. И он не мог ни к кому дотронуться, боясь, что стекло треснет и осколками поранит тех, кого он пытался защитить.

Он допил чай, лёг и закрыл глаза. Завтра ему снова предстояло надеть маску безразличного писца. Но теперь он знал, что под ней скрывается не растерянный юноша, а воин, готовый к бою. Одинокий, но не сломленный.

* * *

Три дня, данные Дзином, истекли. Утром четвёртого дня Дзюнъэй проснулся с ледяным комом в груди. Сегодня его ждала расплата. Сегодня Дзин придёт за ответом. И ответа у него не было. Никаких вестей о Кайто Хирото. Никакого чудесного спасения. Только груда бесполезных, бредовых записок, которые лишь разозлят контролёра.

Он не мог ждать пассивно. Это было равно самоубийству. Ему нужен был ход. Отчаянный, безумный ход, который хотя бы ненадолго отсрочил бы неизбежное.

Идея родилась из отчаяния и чёрного, циничного юмора, который стал его единственной защитой. Если Дзин хочет компромат на Мабучи, он его получит. Такой компромат, что у клана глаза на лоб полезут.

Он провёл остаток утра за созданием своего шедевра. Он не просто сочинял ложь. Он творил эпический памфлет, полный абсурда и паранойи. Он взял за основу все свои предыдущие «наработки» и довёл их до гротеска.

«СЕКРЕТНЫЙ ОТЧЁТ о враждебной деятельности генерала Мабучи», — вывел он с мрачной торжественностью на чистом свитке.

И понеслось:

«Подозревается в организации заговора с целью отравления водоснабжения замка (источник: повар-подросток, видившего генерала у колодца в час быка)».

«Возможно, состоит в тайной переписке с предстааителями других государств (наблюдение: использует для писем бумагу небывалого качества, слишком белую)».

«Подозрительная любовь к кошкам. Его любимый кот умеет ходить по стенам. Возможно, используется для шпионажа».

«Основываясь на расположении родинок на спине генерала (со слов прачки), можно предположить его тайные планы по смещению сёгуна и установлению собственной власти».

Это был полный, беспросветный бред. Свиток пестрел такими нелепыми «доказательствами» и «логическими» умозаключениями, что любой, кто прочитал бы это, решил бы, что автор либо сошёл с ума, либо издевается.

Именно на это и был расчёт. Дзин, человек прагматичный и холодный, должен был прийти в ярость от такого издевательства. Его гнев обрушится на Дзюнъэя, а не на Кэнту. Это даст лишний день, может быть два, пока яд не подействует. Это была тактика отчаявшегося — подставить себя под удар, чтобы отвлечь внимание от настоящей цели.

Он свернул свиток, запечатал его сургучом со случайной печатью (он нашел её на рынке — она изображала весёлого демона) и отправился на условленную встречу. Местом была выбрана та же публичная баня. Шум воды, пар, если повезёт, то и храп — всё это было его союзником.

Дзин уже ждал его в дальнем углу, его лицо было напряжённым и не предвещало ничего хорошего. Он не стал тратить время на прелюдии.

— Где отчёт? — его голос был тихим и шипящим, как раскалённый металл, опущенный в воду.

Дзюнъэй с преувеличенной почтительностью протянул ему толстый, увесистый свиток. Дзин схватил его, разорвал печать и начал читать. Его лицо, обычно непроницаемое, начало меняться. Сначала появилось недоумение. Потом лёгкое раздражение. Затем губы сжались в тонкую белую ниточку, а брови поползли к волосам.

Он читал, листая страницу за страницей, и его пальцы начали слегка дрожать. Дзюнъэй наблюдал, затаив дыхание, готовый в любой момент отпрыгнуть от летящего в него свитка.

— Что… что это? — наконец прошипел Дзин, поднимая на него взгляд, полный немого бешенства. — Ты что, меня за идиота держишь? Водоснабжение? Родинки? Ещё бы написал про летающих кальмаров!

В этот момент в соседней купели старый торговец Уно, который, как всегда, основательно распарился, издал особенно громкий, дребезжащий храп, который прозвучал как насмешливый аккомпанемент к гневу Дзина.

Дзюнъэй сделал самое глупое и самое гениальное, что мог придумать в тот момент. Он уставился на Дзина с наигранным, искренним недоумением и жестами начал показывать: «Это же очень важные данные! Требуют глубокого анализа!»

Дзин, побагровев, с силой сжал свиток в кулаке, комкая дорогую бумагу.

— Глупо. Вода в замке берётся из защищённого подземного источника. Его охраняют лучше, чем спальню Такэды. Ты меня за идиота держишь? — его голос