Имя тени - Александр Григорьевич Самойлов

Он бесшумно приподнял доску. Под ней лежал не свёрток и не письмо. Лежал маленький, криво обломанный кончик стрелы. Не настоящий, а словно вырезанный из твёрдого дерева. Знак был ясен и неумолим: «Провал. Срочно выходи на связь».

Игра была проиграна. Клан понял, что он саботировал задание. Теперь последует разбор. И наказание.

Место встречи было известно — старый храм у водопада. Шум воды, заглушающий разговоры. Дзюнъэй шёл туда, чувствуя себя приговорённым, идущим на эшафот. Он тщательно подготовился: написал на маленьких листках бумаги свои «оправдания» — те самые ложные причины провала, которые он придумал заранее.

Дзин уже ждал его. Он стоял спиной, глядя на низвергающуюся воду, и его неподвижная поза была красноречивее любых криков. Он обернулся, когда Дзюнъэй приблизился. Его лицо-маска было бесстрастным, но в ледяных глазах плескалось раздражение.

— Ну? — это единственное слово прозвучало как удар хлыста.

Дзюнъэй, не поднимая глаз, протянул ему первую заготовленную записку: «Усилена охрана. После инцидента с Дзиро везде двойные патрули. Невозможно подобраться близко».

Дзин бегло просмотрел её и отшвырнул. Бумажка упала на мокрые камни и тут же потемнела от воды.

— Охрана всегда усиливается после скандалов. Это не оправдание. Это отговорка.

Дзюнъэй подал вторую: «Мабучи сменил расписание. Работает только в присутствии адъютантов. Никогда не бывает один».

— Подкупи адъютанта. Или устрани его. Ты ниндзя или нет? — голос Дзина стал опасным, шипящим.

Третья записка: «Кэнта больше не имеет доступа к важным бумагам. Отец разгневан его некомпетентностью. Дверь закрыта».

Тут Дзин вздохнул. Звук был похож на шипение змеи.

— Нашел другого дурака для подставы? Или ты просто ищешь оправдания своей нерешительности?

И тогда Дзин сделал неожиданный шаг. Он резко схватил Дзюнъэя за запястье своими цепкими, холодными пальцами. Дзюнъэй едва сдержал инстинктивный рывок на освобождение.

— Твой пульс, — прошипел Дзин, прижимая свои пальцы к вене. — Слишком быстрый для того, кто просто боится. Он скачет, как загнанный заяц. Ты не просто боишься провала. Ты что-то скрываешь, Тень.

Ледяная волна страха прокатилась по Дзюнъэю. Это был конец. Его раскроют здесь и сейчас. Его тело кричало об опасности.

Но годы тренировок взяли верх над паникой. Он вспомнил уроки контроля. Вместо того чтобы вырываться, он наоборот, расслабил руку. Он заставил своё дыхание стать глубже и ровнее. Он поднял на Дзина глаза, полные искреннего, наигранного недоумения и обиды. Он даже слегка наклонил голову, как бы говоря: «Я всего лишь жалкий писец, чего ты от меня хочешь?».

Он не пытался скрыть страх. Он показывал его. Но он менял его причину. Не «я вас предал», а «я вас до смерти боюсь, и вы меня своими требованиями запугали».

Дзин прищурился, чувствуя, как пульс под его пальцами постепенно замедляется, становясь ровным и спокойным. Его собственная уверенность пошатнулась. Он ожидал сопротивления, лжи, попыток вырваться. Он не ожидал этой покорной, испуганной маски.

Он с силой отпустил его руку.

— Слабак, — бросил он с презрением. — Оябун не любит слабаков. У тебя есть ещё три дня. Не на информацию. На действие. Прояви инициативу. Или мы проявим её за тебя. И начнём с того, что отвлечёт тебя от работы.

Угроза Кэнте прозвучала вновь. Ясно и недвусмысленно.

Дзин развернулся и ушёл, не оглядываясь, оставив Дзюнъэя стоять под ледяными брызгами водопада с онемевшими от страха и облегчения руками.

Он выиграл этот раунд. Но цена была слишком высока. Три дня. Не на раздумья. На действие. Клан устал ждать.

Обратная дорога в замок казалась ему ещё длиннее. Он чувствовал себя загнанным зверем, на которого вывели свору. У него было три дня, чтобы придумать, как спасти Кэнту и себя, не предав Мабучи. И вариантов практически не было. Он должен был создать видимость деятельности, отчёт о «прогрессе», который успокоил бы Дзина на время, пока яд не сделает своё дело.

Он шёл, уткнувшись взглядом в землю, и не заметил, как буквально врезался в небольшую и шумную похоронную процессию. Несколько плакальщиков несли носилки с телом, завернутым в белую ткань.

— Осторожнее, чудак! — крикнул кто-то. — Уважай мёртвых!

Дзюнъэй попятился, бормоча беззвучные извинения. Его взгляд упал на лицо старого монаха, шёвшего впереди и монотонно бившего колотушкой. И в этот момент его осенило.

Он не может дать клану реальные данные. Но он может дать им нечто. Нечто, что выглядело бы как прорыв, как кропотливая работа, но на деле было бы бесполезным мусором. Ему нужно было создать легенду внутри легенды. Подготовить фальшивый отчёт о «сборе компромата» на Мабучи, состоящий из полуправд, слухов и откровенной чепухи, которую будет невозможно проверить, но которая покажет его «усердие».

Мысли неслись вихрем, когда он дошёл до замковых ворот. Стража, видевшая его столкновение с процессией, смотрела на него с жалостью.

— Эй, Дзюн, — сказал один из них. — Ты чего такой бледный? Встретил призрака? Или это твои еноты на тот свет отправились, и ты на поминки собрался?

Дзюнъэй остановился. Он посмотрел на стражника, потом обернулся, туда, где скрылась из виду похоронная процессия. На его лице медленно расползлась самая дурацкая, самая наигранная улыбка, которую он только мог изобразить. Он энергично закивал и сделал несколько торжествующих жестов, показывая, что «злые духи наконец-то побеждены и изгнаны».

Стражи переглянулись и рассмеялись.

— Ну слава богам! Значит, скоро опять чернила перестанешь лить через край!

Дзюнъэй прошёл внутрь, и улыбка мгновенно спала с его лица, сменившись сосредоточенной холодностью. У него было три дня. Три дня, чтобы сочинить самую убедительную ложь в своей жизни. Он должен был завалить Дзина таким количеством бесполезной информации, чтобы у того разбежались глаза, а у клана пропало желание что-либо проверять до получения вестей о болезни Кайто Хирото.

Он шёл к своей каморке, уже составляя в уме список «источников»: «старая прачка, которая стирает бельё генерала», «пьяный конюх, слышавший разговор», «тень на стене, показавшаяся подозрительной»… Это будет шедевр дезинформации. И это был его единственный шанс выиграть время.

Глава 12

Три дня. Семьдесят два часа на создание шедевра лжи. Дзюнъэй превратил свою каморку в штаб по производству дезинформации. Он писал не на свитках, а на крошечных, смятых клочках бумаги, имитируя стиль случайных, поспешных записок, сделанных на коленке.

Он сочинял целые саги:

«Слух от кухарки: генерал Мабучи якобы однажды сказал, что рис из провинции Уэсуги отдаёт плесенью. Возможно, скрытая враждебность?»

«Наблюдение: в прошлую полную луну генерал вышел в