9 дней в «Раю», или Тайна императорской броши - Рафаэль Тимошев

съехали, за домами нашел его уже с перерезанной глоткой. Карманы были обшарены, а вот брошь в руке не привлекла… Видать, ничего об этой штуке не знали — взяли только документы, чтобы опознали не сразу. Не исключено, что и гессенскую записку найти пытались, коль графиня в их лапах…

Росляков замолчал.

— Кто-нибудь тебя видел?

— Трудно сказать… Вроде никого не заметил. Во всяком случае, сижу здесь.

Наступила тишина — тягостная, ватная… Нарушил ее шепот Листка:

— Наварили, однако, кашу… Кажется, убирают всех, сволочи!

— Вы о чем? — спросил Росляков.

— У театра забрали компаньонку графини…

Вновь стало тихо. Потом голос Рослякова:

— Она-то что там делала?

— Похоже, желала покончить со мной — по сигналу Лимке. И все логично — выудили нужные сведения, и стал я опасным свидетелем. Когда ее брали — из муфты револьвер выпал… Они бы и меня взяли, да выручила Лотта — мимо проезжала, увезла.

— Вдова? Думаете, случайность?

— Да пошло все в тартарары! — вдруг возбудился ротмистр. — Теперь и сам черт не разберет, что случайно, что не случайно! Одно ясно — немец пошел ва-банк — убирают всех, кто в этом деле замешан! Исчезла графиня, прибрали компаньонку, Лимке зарезали! Очередь за мной, не сегодня завтра явятся по душу!

— А Отто Шлик? — подал голос Росляков.

Листок вперил взгляд в силуэт:

— А что Шлик! О нем они знать не знают! К графине не подходил, со мной и с Лимке не общался! А компаньонка могла и не знать, для кого подруга нацепила сапфировую брошь!

И снова тишина, которую нарушало теперь лишь возбужденное дыхание ротмистра.

Росляков позвал:

— Алексей Николаевич…

— Что тебе?

— А стоит ли теперь рисковать?

— Ты это к чему?

— К тому, что встреча эмиссаров уже не состоится — Лимке не воскресить. А государева брошь у вас на руках — косвенное, но доказательство, кто все замутил… Может, все-таки вовремя умыть руки?

— Эх, Алешка! — помолчав, вздохнул в темноте Листок. — В том-то и дело все — черт бы тебя побрал! — что брошь указывает на причастность монаршей семьи! Но сам-то веришь, что помазанник Божий, да августейшая супруга предали своих же верноподданных, кровью которых залито уже пол-России? Нет, брат Алешка, на кону честь русского императора! А как доказать, что это не так? Только через встречу с проклятым Шликом! Шанс один из тысячи. Брошь-то теперь у того, кого гессенец принял за русского посланника! И что бы ты ни говорил — это, в конце концов, наш с тобой долг! Не имею я права вернуться, не сделав все возможное, даже…

Листок, точно захлебнувшись, вдруг замолчал, не договорив. В темноте трудно было понять, как воспринял его слова Росляков — силуэт его был неподвижен. Лишь спустя минуту со стороны окна послышалось:

— И все же рискованно, Алексей Николаевич… С вами могут разделаться еще до встречи со Шликом. А если и не разделаются, то все равно мы не знаем, с каким посланием должен был явиться Лимке. Гессенец расколет вас, как орех, при первом же вопросе, и тогда ничего хорошего ждать не придется и от него — порешат за милую душу!

Листок долго не отвечал. и вдруг медленно, точно забытый стих, процитировал:

— «8 — го числа, в 11 ч., на углу Утоквай и Фалькенштрассе. Вас узнают по известной нам вещи»…

Помолчав, отрешенно спросил:

— Для чего-то же они должны были встречаться — Лимке и Шлик? Как думаешь, для чего? Передать или получить нечто-то вещественное? Обменяться устными посланиями? Тогда какими? Нет, Алексей… Скорее передать… Иначе встреча произошла бы в тот же день и Шлику не было бы нужды покидать «Eden» на несколько дней. А коль передать, то не на виду же у всех! Значит, приедут на моторе, в нем передача и состоится. А возможно, куда-то отвезут… Что ж, тогда откажусь куда-либо ехать, потребую разговора на месте — пусть раскроют, с чем пожаловали! Как тебе такое? А?

— А если этак их не устроит? — спросил в свою очередь Росляков.

Листок тихо, незлобно выругался:

— Черт бы тебя побрал, поручик! В конце концов, главное ввязаться в драку…

Силуэт Рослякова мотнул головой:

— Рискованно, Алексей Николаевич… Все как-то несерьезно. Даже если буду рядом, успею ли помочь, коль вдруг окажетесь в чужом моторе? Увезут, и поминайте, как звали!

— Говоришь, рискованно? Конечно! А варианты? — Листок вонзил взгляд в силуэт. — Сам-то что предлагаешь?

Ответа не последовало.

— Чего молчишь?

— Думаю… — послышалось со стороны окна.

В молчании прошла минута.

— Надумал? — не выдержал ротмистр.

Росляков ответил с заметным раздражением:

— Будь по-вашему, Алексей Николаевич, — встречайтесь! Но прежде я прослежу обстановку! Коль встрече быть в моторе гессенца, то если обнаружу что-либо подозрительное — отсутствие Шлика или людей больше двух, к примеру, — подам знак, и тогда уж никакого рандеву! Вернетесь в номер, и мы оставляем Швейцарию! Это во-первых. Согласны?

— И как поймешь, что ожидает именно мотор Шлика? — прежде чем ответить, спросил Листок.

— Это уж мое дело! В конце концов, есть ваше описание гессенца! Так вы согласны?

— Что ж, допустим… А во-вторых?

— Во-вторых, вы ни при каких обстоятельствах в авто гессенца не сядете! Немедленно уйдете!

Листок с сомнением покачал головой:

— Если что хотят передать, то это возможно только в моторе…

— В противном случае это слишком опасно, а я отказываюсь вами рисковать! — жестко сказал Росляков.

— Ну хорошо… Что дальше?

— В-третьих, вы сделаете все, чтобы до назначенного срока не попасть в лапы германских агентов! Из гостиницы не выходите, номер без нужды не покидаете — разве что в ресторан и обратно! Дверь никому не открываете, на звонки не отвечаете! Разрешается лишь впустить нашего портье. Думаю, «Часовщик» к обеду вернется с ответом Русской миссии, так что вечером Мартин занесет шифровку. Разглядите через глазок… Кстати, информация даст вам возможность окончательно понять, стоит ли рисковать, идя на встречу с гессенцем. И это, Алексей Николаевич, все! Такое устраивает?

Листок проворчал:

— Черт с тобой — устраивает… Только как ты теперь сам выберешься из гостиницы? Филеры могут сидеть на всех этажах!

— Уйду, как пришел, через черный ход. Мартин передал дубликат ключей. А вот пока вы отсутствовали — и, подозреваю, у вдовы, чего, признаться, не одобряю! —