9 дней в «Раю», или Тайна императорской броши - Рафаэль Тимошев

непростительную ошибку: теперь и она на примете — и Сюрте Женераль, и Николаи… Дьявол! Да и могла ли важная в германском Генштабе особа бросить разведшколу в Антверпене, чтобы заниматься этим делом в Цюрихе!

Он решительно склонился над столом, схватил карандаш и быстро рядом со знаком вопроса одним росчерком надписал: «Чушь!» Но вдруг подумал, что бросить разведшколу может любая важная особа, если дело касается самого кайзера… А это дело, похоже, для него не рядовое…

И, помедлив, он вывел второй вопросительный знак. Значит, о Лотте — забыть! И чем скорее, тем лучше!

Теперь персоны-соотечественники… Прочел о них, вдумываясь в каждое слово шифровки. Вновь бросил карандаш и, отодвигая стул, поднялся. Прошел в спальную комнату, отрешенно повалился на кровать.

Что ж, все сходится… Если уж в тринадцатом году царствующее семейство имело какие-то темные дела с Берлином, то почему бы не появилась подобная нужда в шестнадцатом? Только теперь, во время мировой бойни, открыто это сделать уже невозможно. Значит, необходимо было кому-то поручить организовать все секретно… И конечно, это поручается Спиридовичу — человеку весьма близкому… Неслучайно именно на его авто разъезжали по Могилеву графиня и Лимке! Но как начальник дворцовой охраны мог связаться с мадам Азарт — родственницей государя Николая, герцогиней Мекленбургской Анастасией? Нет, таких возможностей у него нет… Он только встречал гостей… Помог кто-то другой… Впрочем, это уже не важно. Важно, что связались. Герцогиня же — либо сама, либо через свою венценосную дочь Цецилию — по просьбе государыни устанавливает связь с ее братом великим герцогом Гессенским… С ним оговаривается будущее «дело», порядок встречи эмиссаров в Цюрихе, а получить брошь и довести детали до русских поручается Маргарите Лакомб — посланнице самой Анастасии Мекленбургской. С этим та приезжает в Могилев, и туда же Спиридович — либо кто еще — вытаскивает из небытия чиновника Министерства финансов, надворного советника Лимке… Черт бы их всех побрал! Кажется, все сходится… И не в пользу венценосной четы! И даже если инициаторы будущей встречи не Романовы, а Эрнст Людвиг Гессенский — это сути не меняет! И Лакомб, и Лимке в Могилеве были в одно и то же время! И именно тогда они ему повстречались!

Листок, не вставая с кровати, вновь закурил.

А что дальше? А дальше, вероятно, так… О тайных переговорах Анастасии с Эрнстом становится известно их дорогому дяде Вилли — германскому кайзеру, который и без того недолюбливал распутную, по его мнению, мать своей кронпринцессы. И конечно же, старая лиса немедленно решает воспользоваться предстоящей встречей гессенских и русских эмиссаров для дискредитации Романовых. Однако, кроме времени и места их встречи, они, похоже, не имеют ни малейшего представления, кому именно будет поручено участвовать в этом секретном деле. Кроме того, слухи о замыслах германцев доходят до агентов Истомина… И тогда в Цюрих посылают его, ротмистра Листка… Но почему его?

Алексей Николаевич резко поднялся с постели и, как всегда, когда приходил в возбуждение, заходил по комнатам.

А ведь и в самом деле — почему выбор пал на него? Ведь это случайность, что он столкнулся с графиней и Лимке в Могилеве и там же, на приеме императора, разглядел на груди государыни царскую брошь! Без всего этого он так и не разгадал бы в ресторане «Eden», кто есть кто! А может, все не случайно? Что, если его намеренно готовили к Цюриху и задолго до декабря шестнадцатого года мотали от Ставки и Бердичева до Парижа и Русского корпуса? Но кто? Чья невидимая рука распоряжалась его судьбой, точно режиссер, рождая сцены кошмарного спектакля? И с какой целью? Изобличить Романовых в тайных переговорах — чего желает и германский кайзер — или, наоборот, предотвратить их? И что есть в России выше царской власти, чтобы посягать на государевы помыслы? Так кто же ты, тайный демиург, — враг или друг Российской империи? Для чего я тебе понадобился?

Листок с догоревшей во рту папиросой остановился у окна.

Что ж, есть только одно средство установить это — встретиться с гессенцем! Достаточно одной фразы, чтобы понять, что за дело затеяно августейшими — в добро или во вред собственной державе. А значит, выяснить — друг или враг прячется за государевой спиной, пытаясь это дело расстроить. Посему — решено! Завтра встреча! Даже если она будет стоить жизни!

Накануне.

Июль — октябрь 1916 г. Фронт

Из переписки Александры Федоровны и Николая II:

"Царское Село. 24 сентября 1916 г.

…Милый, наш Друг совершенно вне себя от того, что Брусилов не послушался твоего приказа о приостановке наступления. Он говорит, тебе было внушено свыше издать этот приказ, как и мысль о переходе через Карпаты до наступления зимы, и что Бог благословил бы это; теперь же, он говорит, снова будут бесполезные потери. Надеется, что ты все же будешь настаивать на своем решении, так как сейчас «не ладно». Один из моих раненых написал мне лишь мне понятным образом, что это сейчас совершенно бесцельно, даже само начальство не слишком уверено, и жертвы будут бесполезны. Как видишь, что-то здесь не так — многие так говорят об этом. Это совпадает с отзывом Павла о Каледине, что последний совсем не уверен в успехе. Зачем упорно лесть на стену, разбивать себе голову, зря жертвовать людей, словно это мухи?

…Я очень тронута всем, что ты пишешь, это даст мне возможность быть тебе помощницей, и я раньше стремилась к этому, но чувствовала, что министры меня не любят…"

Генерал-майора Лохвицкого — начальника 1-й Особой пехотной бригады Русского экспедиционного корпуса — ротмистр Листок нашел в городке Мурмелон-ле-Гран департамента Марна, что на северо-востоке Франции. Штаб бригады располагался в одноэтажном каменном домике, невдалеке от бараков, выделенных для находящегося в резерве 1-го пехотного полка. И как позже ему стало известно, передовые позиции бригады пролегали почти рядом — близ населенного пункта Оберив, находившегося в семи верстах от штаба.

Пятидесятипятилетний генерал встретил вновь прибывшего ротмистра с явным недоумением. Оторвавшись от чтения представленного им предписания, он поднял на него глаза, сверкнувшие недобрым светом из глубоких глазниц, придававших его взору какую-то болезненную строгость, и с плохо скрываемым раздражением спросил:

— Что значит «придается штабу»? На исполнение какой должности?

Листок промолчал.

— Вы состояли при управлении генерал-квартирмейстера штаба Юго-Западного фронта?

— Так точно.

— По разведке?

Листок кивнул.

Лохвицкий поднялся, вышел изо стола и, повернувшись спиной к ротмистру, прошел к окну. Ростом чуть выше среднего, худощавый, подтянутый, в новеньком генеральском кителе, плотно опоясанном ремнем.