Мои непридуманные рассказы - Сергей Стефанович Прядкин

длинному линю, и за счет сильного магнитного поля поднять его со дна. Но такой способ тоже оказался не пригодным, поскольку в данном случае большой вес самого клина, вязкий грунт и постоянное перемещение корабля под влиянием ветра и суточного приливно-отливного течения сводили на нет успех дела. Да и где на такой глубине и как искать этот злосчастный клин! Хотя, как сказывают, на каком-то корабле все же умудрились таким способом поднять нечаянно уроненный за борт пистолет Макарова. Правда со значительно меньшей глубины, да и место падения было точно известно, и сам корабль стоял ошвартованным неподвижно у причала. В общем, пришлось, как говорится, «посыпать голову пеплом» и доложить по команде об утрате клина, составить донесение о выводе из строя артустановки, а соответствующим ответственным должностным лицам ждать заслуженного «вознаграждения». Моряки других кораблей ракетно-артиллерийской специальности, узнавшие о нашем горе и такой необычной «поломке», ясное дело, над нами подшучивали – случай-то небывалый! Но и по-дружески сочувствовали: все же товарищи по оружию. А наш корабль на одно время стали называть «Достойный» – это, на котором клин утопили?». К нашему удивлению, наказания оказались не очень суровыми, по крайней мере, на дальнейшую службу Ермака и Модестова они никак не повлияли, хотя, в назидание другим, приказ по флоту все же был. А мы стали ждать новый клин с предприятия-изготовителя этих артустановок «Баррикады» города Волгограда.

Примерно через месяц новый клин был доставлен на один из флотских складов, привезен на корабль и с огромными предосторожностями установлен на штатное место. Но на этом история не закончилась. Необходимо было еще проверить орудие на обтюрацию, исключающую прорыв пороховых газов из каморы ствола при выстреле. Хотя артиллеристам известно, что обтюрация для клиновых затворов обеспечивается самой гильзой, которая, расширяясь под давлением пороховых газов, плотно прижимается наружной поверхностью к стенкам каморы ствола. Но техническими условиями на пригодность артустановки к эксплуатации такая проверка является обязательной. Поэтому, надлежало еще провести испытания фактической стрельбой в море. Что вскоре и было сделано. Испытание оказалось успешным и корабль, наконец, получил исправную артустановку, из которой еще за свою службу много раз пострелял на практических артиллерийских стрельбах.

Примечательно, что в сборник аварийных происшествий с ракетно-артиллерийским вооружением, который ежегодно издавался в Военно-Морском флоте, и нам вменялось знать их назубок, этот случай вошел под смешной формулировкой – «утопление клина».

Вместо послесловия

А ведь этой истории могло и не произойти, будь установлено специальные съемные щиты на леерном ограждении кормовее артустановки. Но их установка планировалась после завершения всех работ непосредственно перед выходом в море на артиллерийскую стрельбу вместе с остальным ограждением вокруг артустановок, предотвращающих падение за борт стреляных гильз, которые подлежали сдаче на артиллерийские склады для повторного использования после их ремонта на заводе-изготовителе артиллерийских боеприпасов. На некоторых кораблях данного проекта эти щиты в повседневной жизни вообще не снимали, но на нашем корабле эта практика не прижилась.

На побывку очень хочется! И еще пару строк об СКР «Жаркий»

Моя флотская судьба распорядилась таким образом, что вначале восьмидесятых годов я служил на Северном флоте в должности флагманского специалиста ракетного оружия 10 бригады противолодочных кораблей, состоящих из восьми единиц сторожевых кораблей проекта 1135(М). Большое и беспокойное хозяйство! Крутись, вертись, как хочешь, но никаких поблажек в службе и быть не могло, поскольку боевая и мобилизационная готовность была во главе угла.

Корабли 10 БПК почти в полном сборе на 8 причале города Североморска.

Посмотришь на эти корабли со стороны, а они и на вид, и по своим тактико-техническим характеристикам практически одинаковые, а вот их содержимое разное. Потому что их экипажи, несмотря на одни и те же руководящие документы, виды боевой подготовки, общее командование соединения, предавали каждому кораблю свои индивидуальные особенности. Ровно так же, как и военнослужащие: в строю вроде бы все одинаковые, а когда они вне строя, так все абсолютно разные. И именно благодаря этим особенностям одни корабли оставили в моей памяти неизгладимый след, а другие как-то прошли мимо нее стороной, хотя служба на них была организована командованием и офицерами корабля правильно, хорошо и даже замечательно. В подавляющем большинстве на корабли приходили служить добросовестные и дисциплинированные моряки, каждый из которых честно тащил свою тяжелую матросскую ношу нелегкой корабельной службы, да еще и на год больше, чем в Советской Армии – ведь им доверялась эксплуатировать очень сложную в освоении военную технику и корабельное вооружение. При этом, лично для меня, как офицера штаба соединения, каждый из кораблей имел еще и свою субъективную оценку, где пробным камнем было простое, но многосмысловое русское слово – «хлопоты». Именно с ними связанные события, далеко не всегда приятных душевных переживаний и без которых можно было бы вполне обойтись, у меня почему-то застряли в памяти. Наверно, так уж она у меня устроена.

Служил в это же самое время на СКР «Жаркий» Северного флота в носовой зенитной ракетной батарее ЗРК «Оса-М» ракетно-артиллерийской боевой части по военно-учетной специальности радиомеханика матрос Мамайсур. Такого оператора дальности на ЗРК «Оса-М» при моем довольно большом опыте службы, связанной с данным видом корабельного оружия, лично мне больше встречать не доводилось. Настоящий виртуоз! Умудрялся выудить в сплошном флюктуирующем «заборе» из помех и шумов крошечную едва различимую глазом отметку от воздушной скоростной низколетящей цели. Причем, если другой оператор испытывал огромное моральное напряжение в обнаружении, поимке и сопровождении такой воздушной цели, то матрос Мамайсур делал это как бы походя. А, взяв на сопровождение цель и вцепившись в нее бульдожьей хваткой, «тащил» ее сквозь все радиолокационные препоны, и небрежно докладывал, как будто, сидя на лавочке в тени плетня какого-нибудь сельского двора, а не в операторском кресле центрального поста зенитного ракетного оружия боевого корабля, шелуху семечек изо рта через губу сплевывал: «Сопровождаю! Дистанция…».

Все бы было хорошо, но на этом положительные качества матроса Мамайсура заканчивались, потому что матрос Мамайсур совершенно не испытывал рвения к остальной своей службе, соблюдению строгой воинской дисциплины и выполнению корабельных правил и распорядка дня. Как говорится, служил в треть силы, за что и был обвешан кучей дисциплинарных взысканий. Внешне в нем проявлялась какая-то постоянная разболтанность: длинный, слегка сутулый, с вечным чубом на половину одного из сверкавших глаз, в которых светилась одновременно дерзость и пренебрежение к своим начальникам и, всегда стоя, как на шарнирах, слегка покачивался в ту или иную сторону. Получалось так, что выполнил корабль зенитную ракетную стрельбу с