Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

Джувейни – тридцати пяти лет) Хасан вел уединенное существование, удалившись от мира в свою «заоблачную келью», «скрывшись в соседство Бога», замкнувшись в четырех стенах своего убогого жилища, расположенного в высочайшей точке Аламута. Согласно персидскому историку Рашид ад-Дину, «худжа» большую часть времени своего пребывания в «Орлином гнезде» не покидал этого «убежища внутри убежища», занятый соблюдением поста, вознесением молитв, чтением книг, изложением основ своего учения на бумаге и управляя делами своей «крепостной» державы. Короче говоря, «худжа», всегда непривередливый, неприхотливый в пище, не вкушавший мяса, пивший только молоко (коров для этого держали в крепости) и воду, вел жизнь отшельника-аскета, отрешившегося от преходящих мирских благ ради величия дела всей своей жизни.

Последние годы (если не десятилетия) своего пребывания на земле «худжа» Хасан фактически забыл о семейной жизни. Особенно после того, как из чувства долга перед своим делом, он распорядился казнить двух своих сыновей (о чем наверняка еще не позабыл наш уважаемый читатель). На взгляд многих, он, вероятно, казался суровым, недружелюбным человеком, неспособным ни испытывать чувства любви к другим, ни вызывать это чувство в других. Тем не менее, он сумел добиться такой любви и преданности со стороны своих приверженцев, о которой всякий другой человек мог бы только мечтать. По иронии судьбы, куда большую известность среди «франков» снискал один из преемников Хасана ибн Саббаха – Рашид ад-Дин Синан (известный также как Синан ибн Салман ибн Мухаммед), предводитель сирийских измаилитов, живший во второй половине XII века. В действительности же величайшим из всех низаритских лидеров был ал амурский патриарх «худжа» Хасан ибн Саббах, проведший большую часть своей жизни не в Сирии, а в Иране. Когда он умер, его преемникам, которыми он руководил столь долгое время, вероятно, показалось, что настал конец света. Враги же его, несомненно, испытали совершенно иные чувства. Один из них – Джувейни – почтил память низаритского вождя краткой записью, согласно которой «в ночь на среду 6 раби 518 года [пятница, 23 мая 1124] он (Хасан ибн Саббах – В. А.) поспешил прочь – в огонь Господа и в Его ад».

Впрочем, верховный «даис» и «худжа» низаритов удостоился и другой, альтернативной эпитафии, сложенной представителем, так сказать, третьей, «нейтральной» стороны. Незадолго до смерти Хасана его посетил посланец «урумского» (ромейского) православного Патриарха Константинопольского, что само по себе было сильнейшим доводом в пользу законности, легитимности низаритского «крепостного» государства, получившего к описываемому времени международное признание как важная военно-геополитическая сила. Ведь не ради «размещения заказа» взял на себя посланник духовного главы всего греко-кафолического мира тяготы долгого и опасного пути в «Орлиное гнездо»! По возвращении из Аламута в Новый Рим посланец Патриарха оставил воспоминания о своем дипломатическом визите, в которых, в частности, подчеркивал, что прирожденное достоинство Хасана ибн Саббаха, изысканность манер главы низаритов, всегда вежливого и приятного в обхождении, никогда не опускающегося до проявлений фамильярности и пренебрежительности, в своем сочетании производили, несомненно, весьма благоприятное впечатление. Что свидетельствовало о величии личности этого человека, необычайно притягательного и привлекательного. В нем не ощущалось ни гордыни, ни высокомерия, но лишь кротость и доброжелательность.

Смерть Хасана повергла его сторонников в глубокую печаль (и, несомненно, вызвала в них немало опасений за будущее «общего дела»). С тяжелым сердцем «саббахиты» погребли этого незаурядного человека, почтительно именуемого ими «Саидна» – «Наш Господин» – в том месте, где он провел большую часть своей многотрудной жизни. Там, в скалистом, неприступном «Орлином гнезде», они воздвигли мавзолей, чтобы увековечить память своего вождя. На протяжении ста лет с лишним эта святыня была постоянным местом паломничества для низаритов. Поток паломников к гробнице не иссякал до того черного в их истории дня, когда Аламут со всем, что было в нем, включая усыпальницу, был разрушен врагом, оказавшимся слишком сильным для того, чтобы перед его напором устояли крепость, орден, государство и движение, созданию которых «худжа» Хасан ибн Саббах посвятил всю свою жизнь. Так проходит слава мира… Ничто – увы! – не вечно под луной…

* * *

6. О сирийском филиале низаритского ордена

Событие, произошедшее в Иране, отозвалось и прокатилось эхом по всему Среднему и Ближнему Востоку, вызвав особо сильный отклик в Сирии. Сельджукские удары по ордену низаритов в Персии, и получаемые сельджуками от «саббахитов» ответные удары не отались без внимания в западных областях Сельджукской державы. Особенно сложная обстановка сложилась в Сирии. В конце XI века там существовали многочисленные города-государства, возглавляемые собственными эмирами, правившими своими владениями вполне автономно и независимо от центральной султанской власти. Некоторые из этих сирийских эмиров были сельджукскими военными предводителями, постоянно строившими друг другу всяческие козни, однако в регионе задавали тон и иные силы. Некоторые города – к примеру, Тарабулус на средиземноморском побережье, находились под управлением местных арабских шейхов, то есть племенных вождей, ухитрявшихся сохранять свою независимость, натравливая локальных сельджукских военных предводителей друг на друга, по ромейскому принципу «разделяй и властвуй», на протяжении долгих веков помогавшему выживать сначала Первому, Ветхому Риму (на Тибре), а затем – и Второму, Новому Риму (на Босфоре). Сложность ситуации в регионе дополнительно усугублялась тем, что, как, вероятно, помнит уважаемый читатель, именно по территории Сирии проходила «линия разлома», или «линия раздела», то есть граница между измаилитским Фатимидским халифатом и суннитским миром, контролируемым сельджукскими правителями. В результате, Сирия с прилегающими областями, включая Палестину, была зоной постоянных, почти не прекращающихся военных действий между соперничающими между собой двумя главными мусульманскими военно-политическими блоками. В условиях постоянной смуты, вызванной регулярными столкновениями этих блоков – шиитского и суннитского – местным мелким правителям предоставлялось немало возможностей добиваться разной степени автономии, самостоятельности. С другой стороны, эти условия постоянной смуты и отсутствия централизованного контроля создавали столь же благоприятные предпосылки для укоренения в регионе радикальных исламистских группировок. Короче говоря, Сирия была идеальным местом для вербовки измаилитских «новобранцев».

Отнюдь не случайным представляется, поэтому, то обстоятельство, что расположенный не где-нибудь еще, а именно в Сирии город Саламия оставался, на протяжении долгих лет, «сердцем» измаилитского мира, пока не был учрежден халифат Фатимидов, и центр измаилизма не переместился в Магриб и Миер. Память об этом заставляла всех измаилитов по-особому, прямо-таки трепетно, относиться к Сирии, как к одной из «колыбелей» их движения. Фатимидский халиф-долгожитель аль-Мустансир, явно разделявший это отношение своих единоверцев к Сирии, в 1051 году направил своего главного «даиса» по имени Аль-Муайяд фиддин Абу Наср Хибат Аллах бен Аби Имран Муса бен Дауд аш-Ширази – философа, поэта, проповедника и богослова персидского происхождения – в Сирию с