Властелин Атласа - Колин Фалконер

Хотелось закричать, отдернуть руку, стряхнуть их, что угодно, что угодно. Вместо этого он закрыл глаза, поискал следующий зацеп, нашел выступ и, перенеся вес, крепко ухватился пальцами левой руки.

Он убрал правую руку с муравейника.

Он медленно, осторожно вытер правую руку о штаны, сдерживая стон боли и помня, что даже малейший звук выдаст его и берберов, идущих за ним. Теперь они были повсюду, на его руках, под рубашкой. Ему нужно было быстро добраться до вершины утеса.

Он нашел уступ в скале, подтянулся, повис на нем, баланс, баланс, ладони прижаты к гладкой скале в поисках следующего зацепа. Порыв ветра сейчас сорвал бы его со стены.

Он нашел один, еще два движения, его пальцы сомкнулись на краю утеса, он перевалился через него, скинул винтовку и сорвал с себя рубашку, стирая муравьев со всей груди и рук. Правая рука уже онемела от укусов.

А впереди было еще пятнадцать футов стены.

Они сгрудились на уступе, их дыхание образовывало облачка в ночном воздухе. Гарри огляделся, собираясь с мыслями и силами для следующей части восхождения. Его сильно трясло. Нужно было попытаться взять себя в руки, прежде чем они снова двинутся в путь.

Он огляделся, пытаясь понять, кто из людей сорвался. Он увидел Рыжебородого, их взгляды на мгновение встретились. Все еще здесь.

Он снова пересчитал их в темноте. Осталось девять. Этого все еще будет достаточно.

Он указал на стену над ними, и все кивнули. Ему не нужно было снова их инструктировать. Они знали, что делать дальше.

Гарри поднял глаза. Всего пятнадцать футов, но это была самая трудная часть подъема. Он встал. Руку жгло огнем, он чувствовал, как она распухает, словно на нее надели толстую перчатку. Жжение и зуд были почти невыносимы. Он чувствовал пот на коже, остужаемый ветром. Боль вызывала тошноту. Он сглотнул подступившую к горлу желчь.

Он перекинул через голову веревку, затем винтовку, и прижался лбом к стене. «Давай покончим с этим и вернемся домой».

Правой руке доверять было нельзя; придется лезть, опираясь на левую. Ранее той ночью, когда светила луна, он изучал эту часть подъема в свой полевой бинокль и не смог выбрать лучший путь, он был слишком далеко. Опасность подъема вслепую заключалась в том, что можно было застрять на полпути, не имея возможности ни подняться дальше, ни спуститься обратно. Если он соскользнет, падение ничто не смягчит, будет один удар об уступ, на котором он сидел, и прямой полет на дно.

Он увидел выщербленную дыру в кирпичной кладке в двух футах над головой, зацепился за нее пальцами левой руки и начал подтягиваться. Три-четыре быстрых движения, это было легко, слишком легко, как вдруг он замер: охристая стена была гладкой как стекло, как он и боялся.

Левый ботинок впился в крохотный выступ в стене, левая рука нащупала небольшую трещину. Он повис, вглядываясь в чернильную тень в поисках следующего зацепа. Справа, там, где сгнила деревянная опора, виднелась выщербленная дыра. Рука почти совсем онемела — можно ли ей доверять?

Выбора не было.

«Думай о подъеме. Попробуй напрячь пальцы, поработай ими».

Кирпич под левым ботинком раскрошился, и он сделал отчаянный рывок левой рукой, вцепившись пальцами в трещину в стене, и удержался. Его ботинки нашаривали опору, носок правого зацепился за выбоину, и он замер, прижавшись лицом к холодному кирпичу, на целую, казалось, вечность.

«Если я двинусь, я упаду».

«Ты должен двигаться. Теперь медленно, осторожно».

Он собрал силы для последнего рывка, нащупал опору правым ботинком. Слева он увидел еще один зацеп, подтянулся, еще два движения — и его пальцы сомкнулись на зубце стены, и он перевалился через край.

На мгновение он навзничь рухнул на парапет, чтобы перевести дух, затем сел и снял ботинки. Муравьи все еще копошились под одеждой. Он поморщился от нового укуса в спину, в живот. «Только без шума!»

Он засунул руку под одежду, левой рукой как можно тише и быстрее давя маленьких ублюдков. В темноте он не мог разглядеть свою правую руку, но на ощупь она уже распухла вдвое.

Придется заканчивать дело одной рукой.

Он бесшумно пробежал до конца зубчатой стены и поднялся к сторожевой башне. Он подождал, выглянул из-за угла парапета и осмотрелся. Там был всего один стражник, он спал, прислонившись к стене, рядом с железной жаровней. Несколько углей давали скудное тепло.

Гарри приготовился к тому, что собирался сделать. Он глубоко вздохнул, снял с плеча винтовку и со всей силы взмахнул ею над головой.

Раздался треск — винтовка проломила человеку череп прямо сквозь тюрбан. Часовой захрипел и мешком повалился набок. Может, и убил. Он не хотел, но рассуждать было некогда.

Он вернулся к парапету, снял с плеч моток веревки, перекинул один конец через стену, несколько раз обмотал другой вокруг кирпичного зубца, а свободный конец обернул вокруг спины, навалившись на него всем весом. Он дернул — условный сигнал: «Поднимайтесь, поднимайтесь».

Он почувствовал, как натянулась веревка, когда первый человек полез по стене. Гарри уперся пяткой в парапет. Это будет самое трудное. Как только здесь окажется еще один человек, они смогут тянуть веревку вместе.

Первый из берберов перемахнул через стену, и вместе они втащили третьего. Через несколько минут остальные уже были наверху.

Они были внутри крепости. Полдела сделано.

35.

Гарри повел их по парапету к сторожевой башне, мимо часового, раскинувшегося, словно тряпичная кукла, у жаровни. Они спустились по каменным ступеням. В железном кронштейне на стене горел факел, и один из берберов схватил его. У четверых за спиной были мешки с пропитанными маслом тряпками. Они собирались поджечь их от факела.

Внизу лестницы была арочная дверь. Гарри остановился и выглянул. Он услышал голоса и поднял руку, предупреждая остальных. Впереди был открытый мощеный двор, над которым возвышались касба и зернохранилище, а по обе стороны от них — открытое пространство шагов на двадцать.

Он никого не видел. Голоса, казалось, доносились с другой стороны касбы. Должно быть, они охраняют двери цитадели.

Город спал; ночной дозор был сосредоточен на башнях у главных ворот и у проломов в восточной стене. Они ждали новой атаки солдат Амастана вскоре после рассвета. Но не этого.

Он кивнул остальным — сигнал к началу атаки. Шестеро берберов молча разбились на три пары