Французская тропа - Вальдемар Лысяк

Довольно скоро он заработал и другие имения. Мечом. Во время кампании 1355-1357 годов, во главе сотни человек он ворвался в лагерь осаждавших Ренн английских войск герцога Ланкастерского и устроил там резню, захватил обозы, с которыми в триумфе въехал в город. Именно тогда английский рыцарь Бембро вызвал Бертрана на поединок, обвинив его в предательском убийстве одного из своих родственников. В присутствии кучи рыцарей с обеих сторон Бембро был убит, что так разозлило англичан, что те, не теряя ни секунды, бросились на штурм укреплений Ренна. Дю Гесклен разбил их наголову; в качестве награды за это он получил от Карла де Блуа имение Ла Рош-Дерье, а от короля – губернаторство Понторсон. Бертрану было всего лишь тридцать семь лет, но он уже был символом рыцаря.

Бертран дю Гесклен родился около 1320 года в замке Ла Мот-Броон (в 60 км от Ренна). Был он самым уродливым из многочисленных детей, рожденных Робером дю Гескленом и Жаниной из дома Малемайнс. На бесформенном корпусе с широченными плечами и пугающе длинными руками торчала непропорционально большая голова с горящими маленькими, зелеными глазами. Вместо красоты природа одарила его чудовищной силой и королевской надменностью. И еще - талантом убивать в сражении; в этом искусстве он достиг совершенства еще до того, как у него выросли зубы мудрости.

Дю Гесклен успел вовремя – апогей, правда, был уже позади, но еще полностью не погасли злотые лучи чего-то, что можно назвать кланом, орденом, кастой, классом, привычкой, обычаем, стилем или учреждением, и что было каждой из этих вещей понемножку, а вместе с тем – своеобразной религией средневековья, предприятием, не знавшим прецедента в мировой истории, а в самой Европе наиболее интересным событием между введением христианства и Французской Революцией. РЫЦАРСТВО.

Рыцарство в той форме, которое родилось в средние века, никогда до того не существовало. Перед тем рыцарство было военно-политическим учреждением, никогда оно не было охваченной нормами кодексов нравственной организацией с доминирующими элементами в форме отваги, праведности и уважения к прекрасному полу. Перечить данному тезису упоминаниями о гомеровских и более поздних героях древности было бы делом и несерьезным, и неправильным. Гектор, как заяц, удирал от копья Ахилла; тот же, победив в поединке, издевался над трупом побежденного врага. Фемистокл, не ответив ни словом, вынес угрозу побить его палкой; Демосфен публично получил по морде от Мидия, а потом спокойно рассказывал об этом; точно так же и Кай Лекториус, которого избил Аппий Клавдий; Лентула плюнул в лицо ораторствующему Катону; Помпей и Цезарь обменивались ругательствами, не хватаясь при этом за мечи, и т.д., и т.д.

Конечно, можно вспомнить про рыцарское состояние[63] в римской империи, но на такое воспоминание следовало бы припомнить, что всадником мог стать любой, кто обладал 400000 сестерций. Конечно, можно порассуждать о рыцарях Кастилии, Арагона и Андалузии, в качестве примера указав на боевой союз Раба тис и героически бившего сарацин Сида Воителя. Вот только Сид не стыдился помогать силе лисьей хитростью, и слишком уж долго он занимался тем, чтобы получить приданое для своих дочерей и заполучить назад два украденных меча.

Средневековому рыцарю нельзя было ждать с ответом на оскорбление, запрещались ему и уловки. Во время посвящения он получал пощечину – это было символическое последнее оскорбление, которое он должен был вынести без того, чтобы немедленно не ответить ударом, всегда честно и с предупреждением. Осью всей этой забавы было изобретение Средневековья тотальное понятие о чести.

Классическое рыцарство родилось во Франции (в XI веке), отсюда же родом были и самые знаменитые его представители. Помогли рыцарству крестовые походы, церковь дала морально-идеологическую надстройку, феодализм предоставил институт вассальной зависимости и усовершенствованные доспехи, превращавшие рыцаря в благородное животное, плотно закованное в массу железа и бронзы.

Дю Гесклен был таким вот урожденным животным, так же, как и сегодня встречаются "кинематографические животные" – врожденные актеры, которые не обращают внимания на присутствие камеры. Он достиг всего, к чему предрасположила его природа, богатство и ступени на лестнице Системы – поочередно: графство Лонжевилль, титулы маршала Нормандии, герцогоа Молины, коннетабля Кастилии и, наконец, коннетабля Франции (1370 год), то есть, военного предводителя всего французского рыцарства. Считалось, что он не имел цены. Когда в 1364 году он был взят в плен во время битвы за Бретань (под Орей), его выкупили за сказочную сумму в 100 тысяч ливров, для чего пришлось сложиться королю Карлу V, папе Урбану V и претенденту на трон Кастилии, Генриху де Транстамарскому. Когда три года спустя он случайно попал в руки герцога Уэльского, тот от страха выпустил дю Гесклена на свободу за символическую сотню ливров. Тогда бретонец разъяренный тем, что его оценили столь низко, заплатил за себя 70 тысяч ливров (по другим сообщениям, Карл V отдал тогда за Бертрана 100 тысяч дублонов!).

Когда же правители повернулись к нашему герою спиной, великий коннетабль разозлился на короля и, несмотря на все уговоры с его стороны, отправился в Кастилию, к своему приятелю Генриху. По дороге он узнал, что маршал Сансере безуспешно осаждает англичан в замке Шатонеф-Рандон. Дю Гесклен поехал туда и предложил осажденным сложить орружие в течение пятнадцати дней. Слава имени старого воина была настолько огромной, что никто и не подумал отвергнуть ультиматум; и, хотя еще до истечения срока больной дю Гесклен умер (13 июля 1380 г.) – комендант крепости сдал ключи. Он положил их на крышку гроба Бертрана.

Величайшего, наряду с Байярдом и Оливье, рыцаря в истории Франции похоронили в Сен-Дени, где Франция хранит останки своих монархов. Говорили, что он заслужил того, поскольку ни разу не изменил рыцарскому обету, всегда помня о верности Богу, отчизне и даме.

Именно это последнее предложение и последнее слово вспомнилось мне, когда я стоял, опершись о поручень подъемного моста замке дю Гесклена, Монмуран. Средневековые бретонские замки обладают чудесным свойством напоминания об эпохе рыцарства и крупных рыцарских турниров; моя же задумчивость на мосту в Монмуране напомнила мне о владычицах всех рыцарей – о дамах. Может быть потому, что рядом прошла девушка – милая, светловолосая, в длинном платье, оборками которого играл ветер? Она улыбнулась и должна была бросить мне шарф, чтобы я его приколол к панцирю, только она о рыцаре не думала и даже и не знали, кем был дю Гесклен.

Рыцарство возвело женщину – ясное дело, не