Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

Скоро, однако, пошли слухи о том, что эти проявления заботы о судьбе и нуждах гонимых низаритов были не столько делом самого Токтекина, сколько его визиря аль-Маз(а)дакани. Последний не был измаилитом, но прекрасно отдавал себе отчет в пользе, которую Дамаск мог извлечь из сотрудничества с «саббахитами» в Сирии. И низариты, перейдя на службу к Токтекину (или же – к его дальновидному визирю) скоро в очередной раз продемонстрировали свои террористические таланты, напоминая местным военным предводителям о предпочтительности поддержания с «саббахитами» и их покровителями добрых отношений. На этот раз целью сирийских «эзотериков» стал очередной эмир Мосула – Бурзук (Бурсук) бен Бурзук (иль-Бурзуки), тюркский «солдат удачи» и авантюрист, сумевший подчинить богатый город своей власти. Иль-Бурзуки был воином до мозга костей. Если он не был занят войнами с другими знатными сельджуками, то оттачивал свои воинские навыки в набегах на соседние «франкские» государства. В 1126 году эмир Мосула выступил в очередной поход на «многобожников». Ключевую роль в военных предприятиях такого рода всегда играл фактор внезапности. Если иль-Бурзуки удавалось захватить крестоносцев врасплох, успех ему обычно был обеспечен. Если же «франки» оказывались готовыми к его появлению, сломить их сопротивление было очень непросто, ибо они были опытными профессиональными «воинами по жизни», как и сам эмир Мосула со своими людьми. В схватке один на один, как правило, сказывалось превосходство «латинян» в вооружении, компенсировавшее обычное численное превосходство их противников-сарацинов (как правило, в сражениях с «агарянами» крестоносцы были в меньшинстве). Хотя это превосходство «франков» в вооружении зачастую сводилось на нет их неискушенностью в стратегии, тактической «наивностью» и недисциплинированностью в бою (единственным исключением в этом плане были монашествующие воины «франкских» духовно-рыцарских орденов – госпитальеров-иоаннитов, тамплиеров-храмовников и других, чью численность и силы, впрочем, не следует переоценивать). Король Иерусалима Балдуин II был выдающимся государственным деятелем и опытным военачальником. Заблаговременно извещенный о предстоящем нападении иль-Бурзуки, король приготовился встретить эмира Мосула «со товарищи» во всеоружии. В результате обе стороны, не желая рисковать, так и не вступили в полевое сражение. Военная кампания свелась к взаимному маневрированию, или к «стратегии непрямых действий» (если использовать выражаение британского военного историка сэра Бэзила Лиддел Гарта). В скором времени было заключено мирное соглашение, и оба войска отправились восвояси.

Для эмира иль-Бурзуки возвращение без одержания решительной победы было почти равносильно поражению. Хотя подобные военные предприятия с неясным исходом не были редкостью, и неудачный поход на аль-Кудс не был сопряжен с большими людскими потеряли, все-таки в данном случае явно пострадал имидж эмира Мосула как «неизменно победоносного» полководца. Со всеми вытекающими последствиями, одно из которых стало полной неожиданностью, как для эмира, так и для его окружения.

По возвращении в Мосул 26 ноября 1126 года иль-Бурзуки, отдав все необходимые распоряжения, пошел помолиться в городскую мечеть. Дело было в пятницу. Среди молящихся в мечети присутствовала немногочисленная группа суфиев, не привлекавших особого внимания окружающих. Внезапно восемь суфиев (в действительности – переодетых суфиями низаритских «фидаинов») напали на иль-Бурзуки и закололи его кинжалами. Все террористы, кроме одного, были убиты на месте, однако смерть ничего не значила для этих благочестивых самоубийственных убийц, обретших, таким образом, вечную жизнь через мученическую смерть во имя «единственно верного учения».

Халебский летописец Камаль ад-Дин ибн аль-Адим сохранил для современников и для последующих поколений, включая «нас, нынешних», примечательную историю о непосредственных последствиях этого «резонансного» террористического акта, как бы вводящую нас в мир низаритской психологии. Когда семьи убийц получили известие об успехе совершенного теми покушения на жизнь мосульского эмира, они преисполнились радости и ликования по поводу обретения благочестивыми «кинжальщиками» райской жизни (в полном смысле этого слова). Тем не менее, одному «фидаину» удалось уйти от расплаты. Какова же была реакция его матери, узнавшей о том, что сын ее выжил и спасся? Она, возликовавшая при известии об устранении иль-Бурзуки и о последующем убийстве его убийц (полагая, что ее сын – среди них) и даже накрасившая, в знак своей радости, ресницы углем, при виде своего возвратившегося через несколько дней живым и невредимым сына, впала в великую печаль, стала рвать на себе волосы и окрасила свое лицо в черный цвет…

«Воистину, Аллах купил у верующих их жизнь и имущество в обмен на уготованный им рай. И они будут сражаться во имя Аллаха, убивая и погибая, в соответствии с истинным обещанием от Него» (Коран, сура IX, стих 111).

Прилюдное убийство столь видного мусульманского военачальника, как мосульский эмир иль-Бурзуки, сирийскими «саббахитами» крайне дестабилизировало обстановку в регионе. Вызванная этим «громким» терактом цепочка событий весьма способствовала выживанию «франкских» государств Святой Земли в ранний период их существования, когда они были еще очень хрупкими и уязвимыми. Оно послужило наглядным примером того, как низариты, используя индивидуальный террор в качестве средства запугивания своих противников, добивались непропорционально большого (по сравнению с численностью своей группировки) влияния в регионе. Каждый удачный террористический акт вписывал очередной параграф в историю «саббахитского» движения, и добавлял очередной «мазок» к устрашающей картине, изображавшей низаритов в виде «ассасинов», так и ждущих подходящего момента, чтобы внезапно выйти из тени и беспощадно расправиться с любым своим недругом. Применяемая ими тактика была выигрышной за счет своей необычности и необычайно эффективной с точки зрения продления существования «отвратительной секты». Еще большую сумятицу в политическую жизнь исламских государств внесла скорая кончина преемника закланного на «алтаре батинизма» эмира иль-Бурзуки – его сына Масуда. Незадолго перед тем его отношения с Токтекином приобрели враждебный характер, и ходили слухи, что Масуд умер от яда (хотя большинство современников возлагало ответственность за отравление скорее на Токтекина, чем на низаритов). Интересно отметить, что в описываемое время в Сирии почти ни одно из совершенных убийств с использованием иного оружия, кроме кинжала или ножа, не ставилось в вину низаритам.

Хотя своей известностью (прежде всего – во «франкском» мире) восточные измаилиты были обязаны именно террористическим актам вроде описанных выше, в регионе происходили процессы, в большей степени способствовавшие обеспечению будущего «саббахитского» движения. Подобно большинству низаритских «даисов», Бахрам всю свою жизнь оставался строго засекреченной и крайне загадочной фигурой. Чему способствовали почти полное отсутствие данных о жизни тех или иных видных низаритов и постоянное стремление этих людей уйти в тень, не привлекая к себе общественного внимания. Дамасский историк ибн-аль-Каланиси писал о Бахраме, что тот жил в крайнем уединении и тайне, и постоянно менял обличья, переезжая из города в город и из крепости в крепость, никому не открывая своей подлинной личности. Он прибыл в Сирию из Ирана (что доказывает верность