Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

Антиохийский – пали в бою. Гибель последнего была воспринята Нур эд-Дином как особенно ценный дар судьбы. Торжествующий победитель приказал, по старинному тюркскому обычаю, оправить череп обезглавленного князя антиохийских «многобожников» в серебро и…нет-нет, не пить из него, словно из чаши, на пирах (как может быть, подумал уважаемый читатель), а всего лишь поднести его в подарок аббасидскому халифу Багдада, как зримое доказательство очередной победы правоверных над «неверными». «Презренный еретик» Али ибн Вафа такой посмертной чести удостоен не был. Его жалкий череп явно «не тянул» на подарок наместнику Аллаха на земле.

Однако, несмотря на это сокрушительное поражение и на захват грозным Имад эд-Дином – «Столпом Веры» – Зенги пятью годами ранее, в 1144 году, города Эдессы (после взятия которого сельджуками окружавшее его «франкское» графство прекратило свое существование), другие удерживаемые крестоносцами Леванта территории продолжали упорно «цепляться за жизнь». Одним из таких «цеплявшихся за жизнь» франкских анклавов было графство Триполи (Тарабулус). Около 1152 года граф Триполийский Раймунд II (тезка злосчастного князя Антиохии, побежденного свирепым Нур эд-Дином под Инабом) испытывал очередные военные трудности, перед лицом которых графом были преприняты попытки примириться с королем Иерусалимским, забыв свои прежние разногласия с номинальным сюзереном всех глав «франских» государств «Заморья». Попытки, вероятно, увенчались успехом. Поскольку жена графа, Годьерна, собралась погостить в Иерусалиме, чтобы затем вернуться из Святого Града к своему супругу в Триполи. Нежно любящий жену, граф Раймунд не мог не проводить Годьерну по улицам Триполи и не пожелать ей счастливого пути. Проводив свою благоверную, он отправился в обратный путь к своей городской резиденции (естественно, в сопровождении охраны). Но тут на него неожиданно напала группа неизвестных. В последовавшей вслед за внезапным дерзким нападением свалке граф Триполийский был убит. По всему городу поднялся горестный шум и плач. Разъяренные жители Триполи, исповедовавшие христианскую веру, хватали и убивали любого мусульманина (поскольку убийцы графа обладали явно восточной внешностью), попадавшегося им в руки, чтобы отомстить таким «косвенным» образом подлинным убийцам, которые исчезли без следа, как будто растворились в многоязыком населении шумного торгового города. Никто из триполийцев и антиохийцев (и не только их одних) не сомневался в том, что убийцы князя Раймунда были низаритскими «фидаинами», хотя большинство жителей Тарабулуса и «Невесты Сирии» (и не только их одних) терялись в догадках относительно причины избрания именно Раймунда очередной жертвой «кинжальщиков».

Так низариты были впервые обвинены в убийстве не мусульманина, а знатного левантийского «франка». За всю историю существования феодальных государств, основанных «вооруженными паломниками» с христианского Запада в Святой Земле лишь горстка «франкских» рыцарей была убита таким образом. Их число было несравненно меньше числа пронзенных кинжалами убийц знатных исповедников ислама. Однако убийство «кинжальщиками» каждого «франка», естественно, находило гораздо больший отклик у христианских хронистов, раздувавших чарующий воображение миф об «ассасинах» до тех пор, пока те не превратились под их бойкими перьями в неуловимых убийц, призраков, способных раствориться в воздухе сразу же после совершения своих кровавых преступлений. Именно тогда была заложена основа расцветшей пышным цветом в христианском мире «легенде об ассасинах», по сей день питающей фантазию столь многих наших современников.

* * *

7. Явление имама своему народу

После не слишком удачного начала своей сирийской миссии, низариты начали консолидировать и укреплять свои позиции в Сирии. Впрочем, в описываемое время сирийская миссия не находилась в центре внимания руководства «саббахитского» ордена, занятого и на других военно-политических «фронтах». Центр «батинии» по-прежнему находился в Иране. Пока низариты боролись за укреплениие своих позиций в Сирии, в Иране тоже много чего происходило. А происходили там фундаментальные изменения, которым было суждено оказать важнейшее влияние на судьбы «батинитского» движения.

«Вышедший в люди» перс-простолюдин Кийя Бузург-Умид, сменивший в 1124 году усопшего Хасана ибн Саббаха в должности низаритского «худжи», был его верным последователем и ревнителем «батинии». Пребывая, в качестве коменданта, на протяжении почти тридцати лет, в стенах мощной орденской крепости Ламасар, до своего назначения главой «даисов», он много сделал для движения. Однако кругозор Бузург-Умида (предпочитавшего Ламасар в качестве резиденции и после своего назначения «худжей»), вследствия решения им прежде преимущественно местных, локальных задач, страдал, по вступлении Бузурга в новую должность, известной узостью. Ктому же преемник Хасана ибн Саббаха не был, в отличие от своего предшественника, образованным человеком – «академиев не кончал», хотя и обладал немалым практическим опытом и природной сметливостью. Возможно, поэтому его приход к власти над низаритами грозил им потенциальной нестабильностью. Однако он не посрамил памяти Хасана ибн Саббаха, твердо уверенного в том, что исполнил свой долг перед основанным им орденом, движением и делом всей своей жизни наилучшим образом, избрав себе в преемники именно Бузург-Умида, – пусть не теоретика, не духовного учителя, но способного и верного «эффективного менеджера», готового приложить все свои силы во благо низаризма, во благо «батинии». И постарался отвечать высоким требованиям, предъявляемым к вождю низаритов, хотя и не обладал харизмой своего предшественника и не достиг таких же успехов, как Хасан (поскольку за тридцать лет времена и обстоятельства заметно изменились).

Как уже говорилось выше, перед смертью «худжа» Хасан ибн Саббах передал руководство делами основанного им «батинитского» ордена и «крепостного» государства не только одному Кийя Бузург-Умиду, но и трем его советникам, без которых тот не должен был обходиться. И поначалу наследник Хасана обо всем с ними советовался. Похоронив Хасана, четверка назначенных им вершителей судеб ордена и государства принялась за дело. «Банде четырех» предстояло, в духе заветов своего незабвенного вождя и учителя, сражаться с врагами, строить и реконструировать крепости и бороться с наималейшими поползновениями наместников и комедантов батинитских крепостей выйти из-под власти «Орлиного гнезда».

Верхушка орденского братства низаритов сохраняла внешнее единство. Но происходили странные события. Менее чем через год после Хасана неожиданно скончался главный соперник Кийя Бузург-Умида по «большой четверке» – главнокомандующий всеми вооруженными силами восточных измаилитов. Еще несколько месяцев спустя таинственная смерть – «разлучительница собраний» (как выражались мусульманские поэты и сказители) – унесла двух других членов «банды четырех». Не прошло и двух лет со дня кончины Хасана ибн Саббаха, как Кийя Бузург-Умид не только официально, но и на деле стал единственным главой ордена. Как уже говорилось, хитрый перс предпочитал оставаться в крепости Ламасар – центре «спецподготовки» низаритских «фидаинов». Если верить источникам, все более видные места в батинитской орденской иерархии стали занимать носителя родового имени Кийя Бузург-Умида – его родственники. Семья нового «худжи» была велика, и всем ее членам требовались высокие должности…

«Худжа» Кийя-Бузург Умид, хотя и давал повод подозревать себя в кумовстве,