Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

учитывать два обстоятельства. С одной стороны, далеко не все покушения были удачными. И хотя «фидаины» были обучены принимать обличья купцов и нищих, вельмож и разносчиков воды, музыкантов, воинов и муфтиев, мусульманских дервишей и христианских монахов, хотя они были приучены ждать, если нужно, месяцами, ибо не смели возвратиться к своим, не выполнив приказа, все равно не обходилось без провалов. Так что на каждое удачное покушение, возможно, приходилось одно (если не больше) неудачное. Во-вторых, можно предположить, что уменьшение числа терактов было отражением определенной эволюции восточноизмаилитского движения. В конце концов, не только «крепостное» государство батинитов, но и многие другие государства, созданные радикально настроенными революционерами и объявившие войну не на жизнь, а на смерть всему «старому миру», который намеревались «разрушить до основанья», чтобы на его развалинах построить «новый, справедливый мир для тех, кто был никем», со временем были вынуждены научиться сосуществовать со своими соседями более-менее мирно. Вести постоянную «войну на истощение», с течением времени, оказывалось не по силам подобным государствам и создавшим их экстремистским движениям, вынуждаемым силой обстоятельств искать компромиссы, делать ставку не только и не столько на военную силу, сколько на политико-дипломатическое искусство, приспосабливаться к изменчивому и не укладывающемуся в жесткие религиозно-идеологические схемы миру, не желающему «прогнуться под них». В данном контексте, не представляется удивительным и неожиданным то обстоятельство, что число совершаемых низаритами убийств шло на убыль, поскольку батиниты, из политических соображений, имели достаточно веские основания для постепенного примирения со своими соседями (или, по крайней мере, не столь яростно враждовать с ними, как в прошлом). Хотя не следует забывать о наличии в рядах столь радикального движения, как низаритское, фанатиков-экстремистов (а ведь именно религиозный фанатизм, помноженный на политический радикализм, является наиболее труднопреодолимым препятствием на пути к достижению компромисса). И эти бескромпромиссные фанатики-зилоты вряд ли были удовлетворены «проявлениями позорной, недостойной слабости» руководства «батинитского» орденского братства и движения, готового договариваться с его «естественными» врагами.

Впрочем, существовали и другие признаки того, что положение и место низаритов в мире начинает понемногу изменяться. Уцелевшие документы «саббахитского» движения описываемого периода, посвящены исключительно маловажным и достаточно второстепенным вопросам. В них гораздо чаще идет речь об угоне скота, границах пастбищных угодий и стычках местного значения, чем о важных событиях, затрагивающих мусульманскую веру и мир ислама в широком смысле слова. Представляется немаловажным проследить эволюцию представлений низаритов о мире и своем отношении к нему, в зависимости от изменений обстоятельств их существования. Представления времен ранних, героических лет восточноизмаилитского движения, лет экспансии и территориальных захватов, осуществляемых пассионарными низаритами, пребывавшими всецело в плену своих экзальтированных видений и мечтаний о завоевании всего мира для ислама (разумеется, в его низаритской форме), с течением лет уступили место представлениям о гораздо более скромных и ограниченных перспективах. Согласно которым низариты уже не ставили себе целью завоевать весь мир (во всяком случае – в обозримом будущем), но ограничивались созданием и удержанием базы, необходимой им, в первую очередь, для выживания, а во вторую – для сплочения, консолидации. Нечто вроде новаторской идеи о возможности построения низаризма в одной отдельно взятой стране (или на одной отдельно взятой территории), в «еретическом» окружении, хотя и враждебном (в принципе), но пригодном для мирного сосуществования с низаритским «станом верных». Низаритский измаилизм, утратив свои изначальные амбиции и мечты о «всемирной батинитской революции», все больше превращался в феномен локального, местного значения.

Что отражалось и в характере территориальных владений «саббахитов», представлявших собой в описываемое время два пребывающих в значительном отдалении друг от друга, изолированных анклава, или филиала – изначального, иранского, более крупного, и новоприобретенного, сирийского. Однако в подобном разделении низаритского «лоскутного» орденского государства для «саббахитов» были и свои плюсы. Что касается более крупного, иранского, анклава ордена «батинитов», то властители окружавших его сельджукских владений в описываемое время были склонны оставить его в покое, ибо их гегемония в регионе находилась под постоянной угрозой, вследствие не прекращавшихся междоусобиц, отвлекавших их от осуществления вынашиваемых ими планов расправы с еретическим движением низаритов.

Тем не менее, между низаритами и их ближайшими соседями дело не обходилось без периодических боев местного значения. Двумя главными местными противниками низаритов были в то время правитель области Мазандеран (располагавшейся на южном побережье Каспийского моря) и сельджукский правитель Рея по имени Аббас. Согласно источникам, для обоих суннитских властителей не было большего наслаждения, чем массами истреблять еретиков-измаилитов и воздвигать высокие башни из отрубленных голов казненных «нечестивцев», превращавшихся со временем в выбеленные солнцем и дождями черепа. Но у Аббаса имелся чрезвычайно опасный враг – казавшийся поистине бессмертным султан Санджар, десятилетиями игравший главную военно-политическую роль в регионе. В 1146 году (или около того) Санджар организовал убийство своего врага Аббаса, пребывавшего в Багдаде с визитом. Труп убитого противника султана был обезглавлен, а его отрубленная голова – отправлена в Хорасан как несомненное доказательство гибели Аббаса.

В этот относительно «тихий» период султан Санджар, похоже, продолжал придерживаться избранной им двойственной, амбивалентной политики в отношении низаритов, чье движение он то преследовал, то поддерживал. Скорей всего, такая двойственность была отражением характера Санджара – отъявленного оппортуниста по природе, всегда готового к проведению политики, обещавшей ему наибольшую выгоду в данный момент. В других областях низариты не полностью отказались от попыток расширить свое присутствие путем новых захватов или, по крайней мере, своей проповеди. Так, при «худже» Мухаммеде «даисы» иранских «эзотериков» были направлены с «благой вестью» даже в далекий Афганистан. Однако эти «экспансионистские» инициативы были ограничены по своим размаху и амбициям, представляя собой, во всех отношениях, всего лишь бледное отражение гораздо более авантюристических проектов, планируемых и осуществляемых в рамках «давата» при блаженной памяти Хасане ибн Саббахе.

Между тем, Аллах (или «скрытый» имам) избавили измаилитов от султана Санджара, внушив неутомимому сельджукскому султану мысль пойти в 1141 году войной на каракитаев[15]. Недалеко от Самарканда (древней Мараканды) Санджар, вместе с войском своих вассалов – Караханидов[16], потерпел сокрушительное поражение от каракитаев – не мусульман – под командованием «гурхана» Елю Даши (предположительно – христианина) в битве на Катванских равнинах. Но на этом несчастья разбитого сельджукского султана (от чьего бесчисленного войска уцелело якобы всего пятнадцать всадников), вынужденного до дна испить горчайшую чашу унижения, не закончились. Он был впоследствии пленен туркестанскими огузами, а после освобождения умер в 1157 году от «поносной болезни». Гробница Санджара в Мерве была в 1221 году разрушена монголами в ходе завоевания ими Хорезма. Так проходит слава мира…Но вернемся к нашим «эзотерикам».

Ходили слухи о брожении и недовольстве среди