Французская тропа - Вальдемар Лысяк

Под Оэссан лежит на океанском дне "Народный Мститель", являющийся сейчас славой и гордостью Франции, символом ее морского героизма. Вслушайся хорошенько в песнь волны, бьющей о скалы Оэссан – она глумится, она пенится от смеха. Нет, она не издевается над "Мстителем", ведь крышка никогда не смеется над трупом, гроб которого она покрывает, но над символом, который из него сотворили, ибо она мудра – волна насмехается над теми, которые издеваются над этим символом.

Дорога к небольшому заливу ведет мимо маяка Жюмен. Перед носом корабля можно видеть башню маяка Нивидиц, а дальше – блестящую голову сцепившегося в каменистый берег маяка Креац'х, который здешние жители рекламируют как "самый большой в свете маяк". Его построили в 1862 году, то есть, он не может помнить. А если бы даже - информированный волнами, которые до нынешнего дня выбрасывают на берег останки деревянных бортов – захотел он заглянуть своим громадным глазом в глубину, то не достанет туда взглядом. Никакой свет не прорвется к этим кладбищенским долинам, где рядом живут бытие с небытием, обмениваясь друг с другом элементами; никакой луч не коснется тех клеточек, в которых протоплазма уже перестала пульсировать в ритме жизни, и которые каким-то таинственным образом общаются с человеком, рисуя у него в голове образы морских созданий и их туманные города из затопленных кораблей, леса мачт и рей, сезамы Нептуна, Тритона и Посейдона.

Океан – прекрасный словно небо, и как оно бессмертный – жесток лишь к тем, кто находится на его поверхности. Но когда побежденных пригласит к себе, когда успокоит и обернет их раны зелеными бинтами и прижмет к своему молчаливому лону, не обращая внимания на то, кто из них англичанин, а кто француз – всех одинаково, ибо все они его дети. И где-то подо мной в его объятиях покоится "Мститель", ради которого я продлил свою тропу за пределы суши.

У каждого народа, обозначившего в истории свое присутствие на море, имеются такие корабли-символы, открывающие – словно магические ключи – окошки национальной гордости. В Англии – "Виктори", в Польше – "Орел", в Норвегии – "Фрам". Во Франции таким кличем-символом-ключом является "Vengeur du Peuple". Благодаря нему не была выиграна крупная битва, его не удостоил собственным присутствием никто из великих, на нем никто не совершил великих открытий. Причиной, по которой меня интересует "Мститель" является факт, что на его гибели провели феноменальную косметическую операцию, своеобразный шедевр в области пропагандистской хирургии. Произошло это в 1794 году.

В этом году Французская Революция переживала свой кроваво-багряный апогей под правлением Робеспьера. Внутри страны сильнейшие общественно-политические напряжения и гильотины, работающие двадцать четыре часа в сутки, снаружи – кольцо врагов, пытающихся задушить молодую Республику. В первой половине над Парижем повис призрак голода. Особо болезненным было отсутствие хлеба. Чтобы предотвратить зло, правительство приказало превратить декоративные дворцовые сады и парки в поля для посевов, правда, это мало чем помогло. В такой ситуации единственной надеждой Парижа стал гигантский конвой (двести суден), направляющийся из Америки в сторону Бреста и загруженный зерном из колоний.

Было очевидным, что поблизости континента охрану бесценному транспорту обязан обеспечить военный флот. Но он как раз находился в состоянии кризиса. После кровавой чистки, устроенной в сухопутных силах, "Неподкупный" устроил то же самое и на флоте. "Реакционные" экипажи были распущены на все четыре стороны и заменены… крестьянами. Подозреваемых в контрреволюционных настроениях офицеров (а таких было большинство) арестовали или отправили в отставку. Место же посаженного в тюрьму командующего Брестской Эскадры, Морара де Галеса, занял самый обыкновенный капитан, Вилларет де Жюйес, которого всего за час сделали адмиралом. Поставленное ему задание было сложным – любой ценой он был обязан обеспечить возможность прохода хлебного конвоя в Брест. Спустя много лет, незадолго до смерти, Вилларет де Жюйес признался британскому историку-маринисту, капитану Бретону: "Робеспьер заявил, что если конвой попадет в руки врага, меня пошлют на гильотину!" И спасать конвой он должен был с помощью судов, экипажи которых состояли из людей, которых только-только оторвали от плуга! Судов этих было около двадцати, что состояло почти две трети тогдашнего военно-морского флота Франции. Одним из них и был "Мститель".

В то же самое время, когда в Бресте, под крики переполненной энтузиазмом толпы, французская эскадра готовилась к делу, англичане тоже не теряли времени даром. Весной 1794 года для проведения операция "Хлебный конвой" они направили состоящую из тридцати судов Эскадру Канала (так называемый Западный Эскадрон) под командованием адмирала Хоу. Англичане притаились неподалеку от побережья Бретани и заболокировали выход из Бреста, но 20 мая, воспользовавшись невниманием врагов, французам удалось выйти из порта. Целых восемь дней Зоу понятия не имел, где находится противник. Целых восемь дней французский адмирал грабил английские торговые суда. Их капитаны ворчали: "Вы захватываете нас поодиночке. Хоу возьмет вас оптом".

Двадцать восьмого мая французы заметили на горизонте паруса англичан. Нетерпеливые экипажи были охвачены энтузиазмом, свежеиспеченные моряки требовали битвы, по своей наивности думая, что без труда справятся с островитянами. Вилларет де Жюйес намеревался вступить в бой лишь тогда, когда это будет необходимо для спасения конвоя - временно он считал любую битву нонсенсом (и правильно), тем более, что было хорошо видно неравенство сил в пользу англичан. Правда, в такие как Французская Революция времена, у командиров предпоследнее слово, последнее слово всегда принадлежит комиссарам. А на адмиральском флагмане пребывал комиссар "Неподкупного" по вопросам флота, Жан Бон Сен-Андре.

Очень интересная фигура. Протестантский пастор и безжалостный исполнитель революционного террора, через много лет, в эпоху Империи, Наполеон назначил его префектом Мон-Тоннере. На последнем году своей жизни (1813), шестидесятичетырехлетний Сен-Андре очутился в свите, сопровождавшей императора, во время испытаний нового прогулочного судна на Рейне. В какой-то момент монарх подошел к борту и, наклонившись вперед, какое-то время о чем-то размышлял. В совершенной тишине раздались слова пожилого террориста, который и не пытался говорить тихо:

- Удивительная и особенная ситуация. Судьбы мира зависят от единственного пинка.

У стоявшего рядом Бьюнота (именно из его сообщения этот небольшой раритет и стал нам известен), мороз пошел по коже.

- Ради Бога, тише!!! – простонал он.

- Успокойтесь, - процедил Сен-Андре, - решительные на все люди случаются крайне редко.

Двадцать восьмого мая 1794 года Жан Бон Сен-Андре решился на битву. Она не успела развернуться по причине наступления темноты, но и так англичане смогли дать нормандским и бретонским крестьянам урок уважения