Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

начальникам легионов, был перехвачен, а член КОБ Амар подтверждает, что Анрио заключен под стражу, и отвергает реальность угрозы со стороны парижских народных масс. НГ сейчас находится в полной боевой готовности, говорит он депутатам, и народ с энтузиазмом ее поддерживает. «В общем, – самодовольно заключает он, – в Париже царят закон и порядок». Другие депутаты вслед за ним стремятся унять тревожность. В запасе у Пультье есть обнадеживающая история: когда он высказал свое мнение о Робеспьере разгневанному стороннику Коммуны на улице, толпа вокруг закричала:

Да здравствует Конвент! Долой Робеспьера и заговорщиков!» Дантонист Лежандр говорит депутатам, что они могут безоговорочно рассчитывать на народ, даже если Коммуна объявит восстание: – К счастью, нелегко заставить народ бунтовать, если он хорошо осведомлен. В будущем народ никого боготворить не будет.

Как Конвент, заявляет Лежандр, народ един с монтаньярами, и он не поддастся влиянию одного человека и будет твердо придерживаться своих принципов. Столь же успокаивающие слова произносит Лекинио. А когда Ровер поднимается, чтобы сказать, что он видел манифест, выпущенный национальным агентом Пайяном от имени Коммуны, Мерлен прерывает его и заявляет, что Пайян арестован[727]; его слова подтверждает Барер.

Чего Мерлен, однако ж, не знает, так это что Пайян уже освобожден и снова руководит событиями в Коммуне. Самоуспокоение, которому предается Конвент, разительно контрастирует с энергией, которая бьет из Ратуши.

19:00

РАТУША

Число явившихся на службу членов Генерального совета[728] резко выросло: их уже около ста, это хорошая явка. Они даже чувствуют себя настолько уверенно, что отказывают полицейскому администратору Жану Гийо: коллеги в мэрии отвергли его со словами, чтобы он приходил только тогда, когда нацепит официальную трехцветную ленту муниципалитета. Пока толпа на улице все увеличивается, Генеральный совет принимает важное решение. Во главе с Луве и Жан-Батистом Коффиналем ко дворцу Тюильри направляется экспедиция, сформированная из сил, находившихся на площади Коммуны. Заместитель председателя Революционного трибунала Коффиналь обладает внушительным телосложением и громогласным голосом: такому и не захочешь – подчинишься. Их цель – освободить Робеспьера[729], Кутона, Анрио и других.

Коффиналь вместе с мэром Флёрио выходит на площадь, чтобы воодушевить гвардейцев и гражданских на выполнение этой важнейшей миссии. Коффиналь обращается к толпе:

– Отечество в опасности, лучшие патриоты, а также Генеральный штаб парижской НГ посажены в тюрьму. Члены КОС и КОБ оказались предателями. Мы должны наказать их. Мы должны подчиняться только Анрио и никому другому![730]

Флёрио, при всех своих муниципальных регалиях, направляется к артиллерийским ротам знаменитого своей радикальностью Сент-Антуанского предместья и беседует с артиллеристами секции Попенкур:

– Неужели участники 14 июля, 10 августа и 31 мая могут не замечать, что 9 термидора необходимо для спасения их страны и Республики? Что необходимо массовое восстание народа? Права народа попраны… Чего вы хотите: свободы или тирании?

Флёрио не получает ожидаемого ответа. Люди кричат: «Да здравствует Республика!» Но затем: «Да здравствует Конвент!»[731] Послание Коммуны не дошло до них полностью.

Такая же неопределенность царит и в зале заседаний Коммуны. Члены Муниципального совета несут караул у входа в здание[732], поджидая представителей своих секций – делегатов от Революционного и Гражданского комитетов или командиров батальонов НГ. Их они сразу же заставляют дать присягу, а их фамилии вносят в список присутствующих. Так можно заручиться поддержкой всех, кто явился. Однако, торопясь сделать свое дело, они не всегда заботятся о том, чтобы люди поняли, под чем они подписываются. Многие из них оказались на заседании Генерального совета впервые и полагают, что это обычная процедура регистрации. Среди всеобщего шума и суматохи не все из них до конца понимают, что происходит. Не все они осознают, что само их присутствие здесь подразумевает изъявление враждебности по отношению к Конвенту.

Однако тревожным знаком для дела Коммуны является то, что некоторые из них, узнав-таки о намерениях руководителей Коммуны, делают все возможное, чтобы скрыться и поскорее доставить новости в свои секции. Другие более осмотрительны. Так, например, акушер-хирург Жан-Антуан-Гаспар Форестье[733] с готовностью соглашается пойти к роженицам, чтобы принять пару родов, – а уж затем посмотреть, что будет происходить снаружи. Кроме того, около 19 часов выяснилось, что пропал список присутствующих. Означает ли это, что делегаты осознали суть того, что затеяла Коммуна? Может быть, дело в холодном расчете? Как бы то ни было, перечень участников составляется заново[734]. Жан-Николя Ардон, который только что привел группу НГ из секции Финистер в предместье Сен-Марсель, первым подпишет новый список явки (он делает это на выходе из здания – красуясь перед своими людьми на улице).

Коммуна опасается, что правительственные шпионы держат КОС и КОБ в курсе происходящего, но в то же время ее беспокоит потеря поддержки со стороны делегаций некоторых секций. Поэтому, чтобы предотвратить бегство делегатов и воспрепятствовать сбору сведений шпионами Конвента, они вводят consigne (запрет на выход)[735].

19:00

ЯКОБИНСКИЙ КЛУБ (СЕКЦИЯ ГОРЫ)

Возле Якобинского клуба в преддверии вечернего заседания толпится народ[736]. Весть об арестах в Конвенте встречена с гневом и возмущением. Ходят слухи, будто бы Леба зарезали в зале Конвента, когда он пытался защищаться. Заговор, о котором Робеспьер предупреждал вчера вечером – атмосфера перед сегодняшним заседанием была очень гнетущая! – наконец показал голову.

Однако неопределенность в отношении событий дня вызывает разногласия даже на публичных галереях, среди женщин, у которых репутация сторонниц Робеспьера. Большинство из них возмущены происходящим. Но некоторые – нет. К последним относится бывший секретарь Общества революционных республиканок Мари Дюбрёй, которая хочет заставить Коммуну остановиться на пороге гражданской войны. Сообщается, что еще одна регулярная посетительница Якобинского клуба, Жюли Купри, приветствовала арест Робеспьера аплодисментами. Некоторые якобинцы считают, что она заслуживает убийства[737]. В суматохе у клуба кто-то – опять же, вероятно, женщина – говорит: «Мы должны выступить против Конвента и спасти Робеспьера»[738]. Незамедлительно следует реакция:

– Народ не свободен. Публичные галереи клуба разжигают контрреволюцию. Женщины там – куча bougresses. Они рабыни этого человека, как были рабынями Лафайета и Орлеана.

Докладчик – Жан-Батист Луа[739] из секции Бон-Консей. Радикал, обладающий опытом террористической деятельности как в родном Арле, так и в Париже, он не друг Робеспьеру. Более того, он был в числе тех, кто вчера в клубе пытался перекричать Робеспьера и робеспьеристов лозунгами «Долой рабов Робеспьера! Долой тирана!». Равным образом он настроен против председателя Революционного трибунала Дюма (на Дюма он в свое время донес в КОБ: тот в его присутствии сказал, что всех людей с интеллектом надо гильотинировать).

Теперь Луа продолжает:

– Все добропорядочные граждане должны поддержать Конвент, который принял меры, буквально спасшие страну. На протяжении долгого времени народ пытались ввести в заблуждение. Галереи клуба – невольные инструменты деспота. Нам больше не нужны идолы. Робеспьеру слишком много льстили в прошлом. Он обязан подчиняться законам Конвента, как и любой другой человек.

Тут же раздается глухой ропот против слишком категоричных мнений Луа и его нападок на «идолопоклонников». Муниципальный чиновник Жозеф Фено, сапожник из секции Бонди, направлявшийся на собрание, хватает Луа и, пока тот успевает произнести что-то еще, арестовывает его и отправляет к властям секции.

Но почему Фено здесь? Муниципальный советник, он должен быть в Коммуне. На самом деле, несмотря на браваду, пыл Фено остывает. Он давно уже жалеет, что его не избрали в Коммуну и не назначили присяжным заседателем в Революционном трибунале, но понимает, что уходить с должности слишком опасно. Однако сегодня он будет держаться от Ратуши подальше.

В клубе в отсутствие действующего председателя, члена КОБ Эли Лакоста, который по понятным причинам находится в другом месте, председательствует заместитель председателя Николя-Жозеф Вивье[740]. Судебный