Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

там думают, что слышат овации Конвента и расположенных там публичных галерей в связи с освобождением генерала. Раздается клич: «Vive la République! Анрио оправдан декретом Конвента! Наш храбрый генерал оправдан!»

Однако Косм Пионнье по-прежнему держит вход в зал Конвента под прицелом своих орудий.

20:30

ЗАЛ КОНВЕНТА, ДВОРЕЦ ТЮИЛЬРИ

Колло вбегает внутрь и, поспешно приняв на себя роль председателя, выкрикивает:

– Граждане, настал момент, когда мы должны умереть на посту. Вооруженные негодяи окружили КОБ и захватили его.

Депутаты в ужасе отшатываются от надвигающейся угрозы. Фрерон наверняка не единственный из тех, кому пришло в голову сходство этого момента с историческим столкновением римских сенаторов с варварами[777]. (Они хорошо знают Ливия: им вспоминается разграбление Рима галлами Бренна в IV веке до н. э.) Однако идея умереть на своем месте вскоре теряет свою привлекательность. Лучше уж тогда выйти наружу и сражаться. Голос Гупийо перекрывает шум:

– Мы должны принять меры, необходимые для спасения свободы! Если мы хотим низвергнуть заговорщиков, мы должны быть быстрее их.

Публичные галереи поддались духу момента, и многие граждане решительно бросаются к выходу под общие аплодисменты оставшихся.

Когда Колло возвращается в помещение КОС, Тюрио становится председателем вместо него[778]. Теперь стало ясно, заявляет он, что сегодня к 9 часам утра был подготовлен заговор с целью мобилизации НГ против Конвента. Если им удастся реализовать этот план, то через сутки в живых не останется ни одного добродетельного гражданина. Но как раз в то время, когда Тюрио воодушевляет депутатов, Гупийо врывается в зал с новыми известиями:

– Анрио сбежал, и его с триумфом выводят на улицу!

Какой-то депутат требует объяснить, почему назначенные сегодня командиры НГ не проявляют большей активности. Кто-то указывает на то, что командир местной гвардии Жюллио только что взят в плен силами Коффиналя, а Эмар и Фоконье томятся в темнице Коммуны. Доменваль[779], ротный капитан секции Тюильри, подтверждает плачевное состояние обороны, и Тюрио поручает ему срочно отправиться к командиру батальона: нужны люди и оружие. Он немедленно выполняет приказ, а вот командир батальона отказывается действовать, ссылаясь на то, что приказ ему нужен письменный, а не устный. Конвент беззащитен.

20:45

ПЛОЩАДЬ КАРРУЗЕЛЬ

– Они объявили меня вне закона, но с пушкой мы еще посмотрим, как все обернется!

Разъяренный Анрио, освободившись от пут, вышел из особняка де Брионн; по-видимому, его сердце пылает желанием отомстить. Мгновенный ответ артиллеристов секции Друзей Отечества заставляет его задуматься:

– Может быть, вы и вне закона, но наша пушка – нет!

Начало не очень хорошее. Недоумение Анрио усиливается, когда он видит жандармов из 29-й дивизии, которые несколько часов назад сопровождали его в предыдущем рейде, а затем перешли на другую сторону и арестовали его в особняке де Брионн. Одни уверяют его, что теперь они снова на его стороне, а вот другие отказываются присягнуть на верность. В гневе он приказывает развернуть заряженные пушки против отказников. Дело идет к прямому столкновению. Но Анрио моргает первым:

– КОБ признал мою невиновность. Я по-прежнему ваш генерал! Не пролито ни капли крови. Свобода снова восторжествует[780].

Он лжет ради дела, пытаясь разобраться в ситуации, которая сильно изменилась с момента его ареста.

Анрио не осознает, что практически беззащитный Конвент находится в его власти. На самом деле ему очень трудно оценить баланс сил в том хаосе, который представляет собой площадь Каррузель и окрестности, особенно при том, что с публичных галерей Конвента вываливается толпа – и от этого неразбериха становится еще больше. Наступает ночь (солнце зашло в 19:37), и в тесных закоулках вокруг особняка де Брионн становится словно бы еще темнее, чем на самом деле. С освещением здесь все настолько плохо, что исход любых боевых действий будет полностью зависеть от произвола богов. И они вполне могут привести к беспорядочному кровопролитию и даже переломить ход дня в пользу Конвента. Высказанное Анрио желание избежать кровопролития – также не пустышка. Победы 31 мая и 2 июня обошлись без жертв с обеих сторон; почему бы не обойтись без них и 9 термидора?

Анрио пробыл под замком более трех часов. По расположению пушек на площади Каррузель он заметил, что освободившие его люди ожидают сопротивления со стороны верных Конвенту парижан. Он слабо представляет себе, как обстоят дела в Ратуше и вообще во всем Париже. Войска Коффиналя пришли сюда, чтобы освободить Робеспьера, но Робеспьер, судя по всему, находится в какой-то другой тюрьме. Все усложнилось, и Анрио трудно ухватить все нити. Он не может понять, кто за, а кто против него. И действительно, похоже, что многие из собравшихся вокруг, как и он, запутались в своих симпатиях. Возможно, будет лучше, если он окажется подальше от площади Каррузель, прежде чем кто-либо сможет проверить его заявление о том, будто он освобожден по указу Конвента или КОБ. Непродуманное действие на этом этапе может поломать всю стратегию, которую Анрио разрабатывал днем вместе с Пайяном и Флёрио.

Внезапно он импульсивно вскрикивает:

– Vive la République! Друзья мои, за мной! К Коммуне!

Решение Анрио вернуться на площадь Коммуны, должно быть, озадачивает таких людей, как артиллерийский офицер Пионнье, готовый к кровавому штурму Конвента. Но штурм не входит в планы Анрио. Выходя со двора, он проходит мимо гвардейцев секции Друзей Отечества, которым говорит примирительным тоном: «Друзья, если вы последуете за своими магистратами, кровь не прольется»[781]. Барабаны дают сигнал к отступлению, и собравшиеся, прихватив с собой пушки, начинают отходить с площади Каррузель. Анрио ведет большую часть сил вниз, к набережной; толпа тепло его приветствует. Остальные войска уходят по улице Сент-Оноре.

Желание избежать кровопролития похвально. Оно показывает, что Анрио смотрит на сегодняшнее восстание сквозь призму мобилизаций 31 мая и 2 июня. Но не исключено и то, что под его храбрым обликом скрывается трусливое сердце. Анрио – единственный, пожалуй, дивизионный генерал Республики, никогда не видевший поля боя и тем более не участвовавший в вооруженных конфликтах. Сегодняшний день вызвал в нем серьезные потрясения. Поэтому путь благоразумия кажется ему весьма привлекательным: вернуться в Ратушу, поразмыслить, перегруппироваться, возможно, наметить какие-то новые цели – и собраться с духом[782].

20:45

ЗАЛ КОНВЕНТА, ДВОРЕЦ ТЮИЛЬРИ

В Конвент, где депутаты еще не знают о решении Анрио, продолжают поступать дурные вести. Член КОБ Эли Лакост вошел в зал и сообщил, что несколько арестованных депутатов, отправленных днем по разным тюрьмам, освобождены. В частности, Робеспьера отказались заточать в Люксембургскую тюрьму, и он был доставлен в Коммуну, где муниципальные служащие встретили его объятиями, нагло поправ таким образом декрет Конвента. Фактологически это не вполне точно (ведь Робеспьер находится в мэрии), но слух вызывает немедленную реакцию:

– Я требую [заключает Лакост], чтобы эти чиновники были объявлены вне закона.

Предложение встречено всеобщим одобрением, особую пикантность которому придает сообщение о том, что Анрио все еще находится на площади перед залом собраний, распоряжается своей конницей и раздает приказы. Не похоже, что это будут приказы об отступлении.

В едином порыве собравшиеся кричат: «Вне закона! Вне закона!»

Чтобы сообщить дополнительные сведения и одновременно упрочить свой патриотический авторитет, в дело вступает Амар. Анрио подстрекал артиллеристов секций против Конвента, но тут явился Амар, чтобы обратиться к ним с речью. Воззвав к их чувству патриотизма, он потребовал поддержать собрание.

– Один из адъютантов Анрио угрожал мне саблей, но артиллеристы защитили меня. Если мы сумеем просветить народ, то никакие опасности нам не страшны.

В зал вбегает запыхавшийся Феро, который подтверждает, что артиллеристы не подчиняются приказам Анрио. Кажется, что на улице царит такое же смятение, как и в зале Конвента.

Теперь