Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

Первый же вопрос, рассматриваемый на заседании, способствует тому, чтобы все насторожились. Это письмо из КОБ с требованием немедленно прислать речь Робеспьера, произнесенную накануне вечером и восторженно принятую клубом к печати. Вивье отказывает в просьбе: у них нет текста, который можно было бы передать. Страсти накаляются, когда два посланника из числа членов Совета Коммуны – бывший священник Жак-Клод Бернар и адвокат Эдм-Маргерит Ловен – сообщают собравшимся якобинцам, что Генеральный совет Коммуны объявил о начале восстания. Эти два человека официально предлагают якобинцам вступить в переписку с восставшей Коммуной. Под бурные аплодисменты предложение о сотрудничестве принимается, клуб объявляет бессрочную сессию, и все присутствующие приносят клятву, обещая скорее умереть, чем жить под властью Конвента. Злодеяние стремится попрать добродетель[741], провозглашает оратор, повторяя вчерашнюю речь Робеспьера. Члены клуба не разойдутся, пока планы предателей не будут сорваны.

Некоторые депутаты Конвента из числа якобинцев, возможно не зная о вечернем заседании Конвента или желая вернуть клуб на путь политической праведности после эксцессов предыдущего вечера, явились, чтобы продемонстрировать: они никуда не делись. Их ждал прохладный прием. Тальен предпочел[742] сразу же вернуться в Конвент, чтобы рассказать депутатам о решениях, принятых в клубе. Вивье спрашивает у другого депутата, Жака Бриваля[743], как тот голосовал в Конвенте днем ранее. Бриваль не может отрицать, что голосовал против Робеспьера, поскольку под некоторыми декретами стоит его подпись как одного из секретарей собрания. Воздух сотрясают крики. Бриваля немедленно вычеркивают из списка якобинцев и заставляют сдать членский билет. Проспер Сижа[744], заклятый враг Пийя, высокопоставленного ставленника Карно в армейской бюрократии, начинает длинную тираду против Карно.

Досталось и коллеге Бриваля Пьер-Жаку Шале. Шале хоть и не Фуше, но один из тех депутатов, которых обвиняли в превышении полномочий во время командировок в департаменты. По возвращении он защищался, явившись на заседание Конвента на костылях из-за ран, полученных в боях на Северном фронте в конце 1793 года. Оказавшись перед толпой во дворе зала заседаний, он говорит, что Робеспьер считает предателями всех генералов и всех членов правительства. Его слышит другой якобинец, Жан-Франсуа Лагард, который защищал Робеспьера и нападал на Колло д’Эрбуа в клубе. Воспользовавшись перерывом между заседаниями, Лагард вышел купить себе табаку. Он вступает в спор с Шале, а когда тот пытается давить на него авторитетом и поправлять его, Лагард наносит Шале оскорбление, назвав его никчемным попом (до революции Шале был каноником Шартрского собора). Шале в ярости срывает с лацкана Лагарда членский значок Якобинского клуба и угрожает ему арестом, а затем, кипя от злости, обнажается, демонстрируя багровые раны[745], полученные в боях за Республику.

Их ссора продолжается в зале Якобинского клуба, но здесь Шале не встречает сочувствия, особенно когда депутат сообщает им, что голосование против Робеспьера[746] в Конвенте было единогласным. Жан-Шарль Рикёр, один из исполняющих обязанности секретаря собрания, человек, которого благодаря репутации «идолопоклонника» Робеспьера стали называть «Робеспьером секции Вильгельма Телля», кричит, что Шале – «тартюф и подлец». Попытки участников заседания клуба выявить тех, кто выказал враждебность по отношению к Робеспьеру в Конвенте, в значительной степени подрываются известием о том, что в оппозиции к нему в Конвенте оказалось подавляющее большинство депутатов. В результате journées 31 мая и 2 июня 1793 года были исключены 22 депутата-жирондиста. Но известие о том, что у Робеспьера не 22 врага, а столько же, сколько самих депутатов, производит на собравшихся якобинцев удручающее впечатление.

Несмотря на то что контакты с Коммуной установлены, якобинцы медлят[747]. Собрание протекает бестолково и вяло. Вивье в своем кресле, похоже, не тот человек, который в состоянии разжечь страсти, придать происходящему динамику или проявить стратегическое мышление. Симптоматично, что Бриваля собрание исключать передумало. Предложение исключить из клуба[748] не только Бриваля, но и всех депутатов, голосовавших против Робеспьера, в итоге не проходит. Тогда они решают восстановить Бриваля[749] и отправляют к нему в Конвент посыльного с членским значком. Никакой инициативы или претензии возглавить движение якобинцы не проявляют, так что гр. Портьер[750], вероятно, был не единственным членом клуба, который вышел и публично разорвал свою членскую карточку, разочарованный беспомощностью собравшихся на заседание.

19:15

ЛЮКСЕМБУРГСКАЯ ТЮРЬМА (СЕКЦИЯ МУЦИЯ СЦЕВОЛЫ)

Смотритель Люксембургской тюрьмы Жан Гийяр – mouton и «списочник», то есть осведомитель, который составляет в своей тюрьме списки предполагаемых контрреволюционеров-заговорщиков, предназначенных для отправки в Революционный трибунал, а затем – на гильотину. По мере того как вместе с боем générale на Левом берегу в тюрьму поступали новости о происходящем в городе, перешептываний о том, сколько человек пострадало из-за его наветов, становилось все больше и больше. Гийяр только что получил приказ, согласно которому смотрители не должны ни принимать, ни отпускать заключенных без разрешения полиции. Приказ был доставлен полицейским чиновником Вихтерихом и одним из его коллег. Они еще не ушли и вместе с Гийяром слышат шум парижской толпы, поднимающейся по улице Турнон[751] прямо ко входу в тюрьму. А ведь сентябрьские убийства 1792 года именно так и начинались…

Толпа – Гийяр оценивает ее размер в две-три тысячи человек – сопровождает карету с Максимилианом Робеспьером. Они так раскричались, потому что поддерживают Неподкупного? О настроениях судить трудно. С таким же успехом они могут выкрикивать и оскорбления. Фийёль, агент КОБ, отвечающий за перевозку, предъявляет приказ о тюремном заключении, и тут Гийяр слышит в толпе голоса, требующие открыть ворота тюрьмы. Это самое неприятное для него: если дойдет до этого, в тюрьме может начаться резня. Также он знает о приказе Коммуны, воспрещающем доступ в тюрьму тем, кто не имеет на это разрешения, и не хочет его нарушать – ведь это Коммуна платит ему зарплату[752]. Он робко предлагает конвою попробовать найти другую тюрьму.

До сих пор не ушедший полицейский чиновник Вихтерих узнает человека в карете и властным голосом требует, чтобы карету направили в штаб-квартиру полицейского управления в здании мэрии на острове Сите. Он лично будет ее сопровождать. Жандармов, охранявших Робеспьера, он арестовывает и берет с собой. Когда карета вместе с прилипшей к ней толпой отправляется в путь, Гийяр с облегчением вздыхает. Он спас свою шкуру, а возможно, и жизни своих подопечных.

19:45

ПОЕЗДКА КОФФИНАЛЯ: УЛИЦА СЕНТ-ОНОРЕ (СЕКЦИЯ ТЮИЛЬРИ)

На город ложатся сумерки, но Коффиналю это не помеха: выполняя миссию по спасению, он ведет к дворцу Тюильри внушительную армию из нескольких тысяч вооруженных людей. Его импровизированные помощники – Дебуассо, сегодняшний сотрапезник Фукье, и член совета Луве. Помимо жандармов-кавалеристов, особенно широко представлена секция Друзей Отечества, выставившая 400 пехотинцев; от 15 до 20 орудий[753] тащат роты артиллеристов со всего города: из секций Бон-Консей и Рынка в центре на Правом берегу, из Попенкура и Кенз-Вена в Сент-Антуанском предместье и из секции Гренельского фонтана на Левом берегу. У моста Нотр-Дам они пересеклись с толпой в 1200 человек[754], направляющейся из секции Пантеона к площади Коммуны по приказу Анрио, отданному днем. Они пристраиваются за Коффиналем. Конвент и не подозревает, что его ждет.

19:45

ШТАБ-КВАРТИРА ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ, МЭРИЯ, ОСТРОВ СИТЕ

Полицейский администратор Вихтерих заводит карету с Максимилианом Робеспьером во двор полицейского управления, расположенного в здании мэрии. Толпа, сопровождавшая карету, не может протиснуться через тесный проход во двор и остается на набережной Орфевр.

Робеспьер далеко не в лучшем состоянии. У него, должно быть, в ушах звенит – и от тех оскорблений, и от возгласов поддержки, которых он наслушался за час езды по городу. Неожиданное погружение непосредственно в жизнь парижских народных масс для него – дело необычное. Похоже, его еще и несколько укачало – и от тряски, и от всех драматических событий сегодняшнего дня.

Трое полицейских чиновников с трехцветными лентами выбегают из своих кабинетов. Один из них открывает дверцу кареты и видит Робеспьера, локтями отодвигающего спутников, чтобы выйти первым. Вид