Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

у него при этом отсутствующий, он прижимает ко рту платок и неуверенно спрыгивает на землю, а затем поворачивается лицом к карете и спиной к встречающим. Он бледен и подавлен.

Полицейские немедленно арестовывают жандармов, сопровождавших арестантов, и предупреждают: тому, кто осмелился поднять руку на отца народа, придется дорого заплатить. Самому Робеспьеру все они ободряюще улыбаются. Один полицейский берет его под руку. Другой обнимает его за плечи и прижимает к себе; так они заводят его в помещение.

– Не волнуйтесь. Вы ведь среди друзей, не так ли?

Но лица эти Робеспьеру не знакомы[755]. Знает ли он, кто это? Можно ли доверять этим людям?

19:45

В ГОРОДЕ

В городе по-прежнему широко распространено мнение, будто сегодняшние общественные беспорядки связаны с акциями протеста против максимума заработной платы 23 июля[756]. В некоторых случаях так оно и есть. На Гренельском пороховом заводе, расположенном на юго-западной окраине Парижа, активно протестовали против этой меры и требовали, чтобы этот пункт убрали из их контрактов, рабочие-строители. В обеденный перерыв некоторые из них отправились к Ратуше и встретили там толпу, намеренную протестовать против максимума заработной платы[757].

В Попенкуре, на восточной окраине города, циркулируют два толкования приказа о мобилизации: это связано либо с максимумом заработной платы, либо с инцидентом в Конвенте, где, уверяют люди знающие, некоторые депутаты замышляют убить Робеспьера. «Негодяи задумали убить патриотов и совершить контрреволюцию»[758], – рассказывает адъютант-майор артиллерии Фонтен артиллеристам Попенкура.

Ситуация запутанная. Только сейчас власти некоторых внешних секций – Елисейских Полей и Республики на северо-западе, Обсерватории на юге, Северного предместья на севере, Монтрёй на востоке – получают первые сообщения из Коммуны. Нередко первый доходящий письменный приказ – это распоряжение закрыть городские ворота. Что означает: речь идет о некой чрезвычайной ситуации[759]. Но какой именно – неясно. Приняв тревожный сигнал о кризисной ситуации, эти внешние секции ждут развития событий, а пока занимаются обычными делами. С десяток секций бьются над вопросом, как распределить по мясным лавкам свинину, полученную из муниципального отдела снабжения. Обнаруженный в предместье Сен-Мартен бесхозный ящик свинины[760] взбудоражил гражданские комитеты секций Пуассоньер и Северного предместья. По сообщениям властей, уже около часа по району снуют женщины, заявляющие о своих правах на свинину и создающие всяческие неудобства. Суматоха не утихает, даже когда около 7:30 приходит сообщение об арестах в Конвенте. Вечерние газеты разносят новости об арестах, а газетные торговцы во весь голос выкрикивают заголовки. Куда менее ясно, что именно это означает для революции. Ни Коммуне, ни Конвенту пока не удалось представить правдоподобную версию, которая полностью объясняла и оправдывала бы их действия.

20:00

ШТАБ-КВАРТИРА ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ, ОСТРОВ СИТЕ

Не успел Робеспьер выйти из кареты, а полицейские чиновники уже пишут в Коммуну сообщение о его благополучном прибытии. Передать депешу поручено одному из них – Жаку-Матюрену Ле Льевру. В послании утверждается, будто Робеспьер уже согласен с ними в том, что журналистов необходимо сажать в тюрьму[761]. Газеты не должны превратиться в рупор ложных новостей, распространяемых Конвентом. Робеспьер, безусловно, неплохо разбирается в этом вопросе – но действительно ли это его предложение, неясно. Ведь в записке ничего не говорится о том, что в новой обстановке, куда он попал, Робеспьер выглядит совершенно дезориентированным.

Маловероятно, чтобы Робеспьер когда-либо ступал на порог мэрии. Каким бы великим он ни представлялся полицейским, сами они, лично, скорее всего, ему незнакомы – хотя, возможно, одного или двух он и видел мельком в Якобинском клубе[762]. В течение последних нескольких лет сферой его обитания была высокая политика, которая составляла весь смысл его существования. Его вылазки за пределы золотого треугольника – зала Конвента, офиса КОС и Якобинского клуба, – а также за пределы защитного кокона, который сплела женская часть семейства Дюпле, оставались немногочисленными, и совершались они чаще не в сторону центра города, а к зеленым, умиротворяющим паркам и лугам, что лежат к западу от города. В целом все устроено так, что те, кто желает увидеть Робеспьера, приходят к нему – а не наоборот. В новом мире муниципальной и санкюлотской политики, куда его угораздило попасть, он совершенно не в своей тарелке. Что это за такие «друзья», спрашивается?

Полицейские чиновники во главе с Таншоном и Фаро делают все возможное, чтобы успокоить его и вернуть ему бодрость духа. Его защиту они поручили лично командиру НГ Сите Жан-Батисту Ван Эку; внизу, во дворе штаб-квартиры полиции, его ожидает отряд НГ этой секции[763]. Выбор кажется весьма подходящим, учитывая репутацию Ван Эка как патриота и человека действия, а также те сомнения, которые он испытывает относительно законности утреннего замалчивания Робеспьера Конвентом.

Таншон с гордостью вводит Ван Эка в комнату, куда поместили Робеспьера, и, обращаясь к Ван Эку, указывает на депутата:

– Вы знаете, кто это? Ваш патриотизм проверен в деле, а энергичность широко известна. Поэтому мы выбрали вас командиром Национальной гвардии, которая будет обеспечивать его безопасность… Мой друг, мы должны быть едины, ибо Конвент намерен уничтожить свободу. Внутри него образовалось новое Болото, от которого исходят такие же смертоносные испарения, как и от его предыдущего воплощения. Вы видите, что перед вами – Робеспьер? Мы спасли его от рук тех, кто хочет его уничтожить. Вы – тот человек, который будет его охранять.

Ван Эк отвечает на это приглашение поразительно прямолинейно:

– Мне известно, что в отношении него выдан ордер на арест и он до сих пор не ответил на выдвинутые против него обвинения. Я не хочу и не могу принять этот пост… Более того, вооруженные силы я привел в мэрию, чтобы защищать интересы общества, а не отдельного человека.

Это впечатляющее преклонение перед беспристрастностью и верховенством закона над волей знаменитости вызывает у Робеспьера возмущение:

– Господь всемогущий! В чьи же руки вы собирались меня отдать? Да ведь этот человек – аристократ и контрреволюционер!

Ван Эка быстро выводят из комнаты, в ушах его звучат обвинения. Его помещают под стражу, но примерно через час ему удается вырваться на свободу, тогда как полицейские чиновники с удвоенной энергией принимаются успокаивать Робеспьера, который все никак не может оправиться от встречи с человеком «нечистой породы».

20:15

КАБИНЕТ ФУКЬЕ-ТЕНВИЛЯ, ДВОРЕЦ ПРАВОСУДИЯ, ОСТРОВ СИТЕ

Жандармский офицер Дебюр входит в кабинет[764] общественного обвинителя Фукье-Тенвиля, чтобы доложить, что вечернее гильотинирование прошло в полном порядке. Фукье меж тем увлеченно беседует с несколькими старшими коллегами по Трибуналу. Дебюру не остается ничего другого, кроме как сесть и ждать. Фукье, должно быть, размышляет, правильно ли он поступил, бросив вызов КОС. Робеспьер, если одержит верх, не помилует никого. Но хотя бы Дебюр дает некоторое утешение: казни проходили в атмосфере полного спокойствия. Возможно, весть об аресте Робеспьера еще не добралась до самых отдаленных районов Сент-Антуанского предместья. Фукье чует, что, скорее всего, поступил правильно, приняв сторону Конвента. Он останется на своем месте во Дворце правосудия. Сегодня не та ночь, чтобы выходить на улицу. Другу Флёрио придется постоять за себя самому.

20:15

РАТУША

Путь к Ратуше – чтобы сообщить о прибытии Робеспьера в мэрию – не занял у полицейского эмиссара Ле Льевра много времени. Он входит в зал заседаний Совета как раз в тот момент, когда Флёрио и Пайян ругают посланника Конвента, который приказал Генеральному совету явиться к барьеру зала Конвента[765]. Совет и правда направится в Конвент, угрожает Пайян, «но то же сделают и все вооруженные люди», – и тут он разражается площадной бранью в адрес Колло д’Эрбуа и КОС. Однако в этот момент Ле Льевр выходит на сцену и делает эффектное заявление – и дальше следует короткая немая сцена:

– Робеспьер свободен![766]

Оглушительные аплодисменты. Впрочем, и теперь не вполне ясно, как именно это произошло. Робеспьер был