Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

мышления» была наиболее радикальной сменой курса и вех за всю историю низаритского движения. Провозглашение, в свое время, «кий-ямы» было полной неожиданностью для всех. Но публичное заявление низаритского имама о возврате возглавляемого им движения в лоно правоверного – суннитского – ислама – была логическим следствием закономерной эволюции доктрин восточно-измаилитского движения в результате столь долгого отсутствия «скрытого» имама, почему-то никак не желавшего явить себя миру. И в то же время изменение вектора развития ордена, осуществленное по инициативе Хасана III, было тотальным, полным отказом от всего, что делалось и проповедовалось прежде. «Поклонись тому, что сжигал! Сожги то, чему поклонялся!» – и вот запылал костер из священных книг прежней веры на площади «Орлиного гнезда». Своими действиями «новообращенный» имам заставил возглавляемых им низаритов резко впасть из одной крайности исламского «спектра» в другую. Из положения отщепенцев от исламской «уммы» (в лице ее суннитского большинства) он по мановению руки возвратил низаритов в мейнстрим исламского религиозного правоверия. Это была поистине виртуозная религиозно-политическая игра на грани подлинной эквилибристики.

Попробуем присмотреться к этому фундаментальному идеологически-политическому изменению поближе. Невзирая на его радикальный характер, не наблюдалось никаких попыток низаритов – ни в Рудбаре, ни в Кухистане, ни в других иранских областях – воспротивиться «новому курсу» и «новому мышлению». Мало того! Имам Хасан III был настолько уверен в поддержке широкими низаритскими массами своих начинаний, что мог позволить себе уйти в военный поход на восемнадцать месяцев (!), совершенно не опасаясь за то, что в его отсутствие у него в тылу произойдут какие-либо беспорядки или возмущения. Столь ярко и наглядно выраженная готовность низаритских масс «колебаться вместе с генеральной линией партии», свидетельствует о высочайшем и непререкаемом авторитете, которым пользовался их лидер у своих приверженцев и подданных. Ни в какой период времени, будь то в пору инициированной Хасаном II «кийямы», будь то в пору инициированного Хасаном III возврата в лоно суннизма, среди низаритов не замечалось никаких признаков опоозиционности и недовольства, и уж тем более возникновения движения сопротивления нововведениям. Авторитет их лидеров казался абсолютным. Однако, возможно, для рядовых членов «секты» был вполне очевидным полный провал политики «самоизоляции», проводимой предшественником Джалал адДина Новообращенного. Но, как бы то ни было, соседние государи не собирались оставлять низаритов в покое, несмотря ни на какие смены вех и приоритетов. Хотя бы потому, что для многих из них столь резкая перемена курса низаритами стала психологическим шоком. Чтобы «волки» вдруг сделались «овцами»? Такое просто не укладывалось у них в голове. Ведь «сколько волка ни корми»…

Многие и впоследствии, подобно современникам «новообращенного» имама, сомневались в искренности провозгласившего политику «нового мышленя» Хасана III. Видный австрийский ориенталист XIX века барон Йозеф фон Хаммер-Пургшталь, в своем опубликованном в 1818 году труде «История ассасинов, почерпнутая из (ближне[20]-)восточных источников», безапелляционно утверждал, что обращение имама Хасана III в «истинную веру» было ни чем иным, как плодом лицемерной и глубоко продуманной политики, направленной на восстановления доверия «внешнего», «профанического», мира к «тайному ордену» (каковым барон не без оснований считал низаритскую организацию, усмотрев в ней черты сходства с военно-духовными орденами христианского Запада). По мнению австрийского историка, в этой перемене воззрений не было ни крупицы правды и искренности, а лишь стремление добиться легитимизации Хасана III и его движения в глазах исламского сообщества, продиктованное сугубо эгоистичными политическими интересами главы низаритского ордена. Что ж, возможно, Хаммер-Пургшталь и его единомышленники в данном вопросе были и правы. Как уже известно уважаемым читателям, доктрина «мысленной оговорки» – «такийя» – дозволяла участникам движения становиться отступниками, отказываться на словах от своих подлинных верований, будь то в их собственных, личных, персональных интересах, будь то в общих интересах всего движения, «ради общего блага». Немало историков утверждало, что действия Хасана III представляли собой наиболее яркий пример использование доктрины «такийи» за всю историю низаритского ордена…

Кроме «такийи», с низаритским движением долгое время ассоциировалась и другая «тайная», «скрытая» доктрина, а именно – «оккультизм». Под «низаритским оккультизмом» исследователями первоначально подразумевалась ситуация, в которой имам оставался» скрытым» от своих последователей, страстно инетерпеливо (в отдельные периоды) или терпеливо (на протяжении большей части истории ордена) ожидали его возвращения. Однако со временем некоторые исследователи стали толковать понятие «низаритского оккультизма» расширительно, относя его не только к ожиданию возвращения «скрытого» имама, но и распространяя на всю проповедническую деятельность, миссию, низаритов, приписывая «оккультный» характер всей деятельности «батинии» в целом. В условиях отсутствия каких-либо конкретных доказательств, предположения – в основе «смены вех» орденом при имаме Хасане III лежали «такийя» и «оккультизм», представляются чисто умозрительными. На само деле речь шла о реальной, практической политике выживания. Стремление Хасана III убедить соседей низаритов в том, что «саббахиты» действительно переменили свои верования, в самом деле приняло крайние, экстремальные формы (достаточно вспомнить упоминавшиеся ранее публичное предание огню многих священных книг основателей «секты» или публичное предание проклятию памяти прежних предводителей «даисов»!). Было ли все это выражением и отражением искренного отказа от прежних заблуждений? Или же – просто обманным маневром, рассчитанным на чисто внешний эффект? Этого мы не знаем, и вряд ли когда-нибудь это узнаем. «Темна вода во облацех»…

Однако, примечательным образом, не все историки относятся к искренности принятия Хасаном III суннитской версии ислама с тем же недоверием и скепсисом, что и Йозеф фон Хаммер-Пургшталь. Так, например, видный американский историк-востоковед XX века профессор Маршалл Гудвин Симмс Ходжсон считает, что лояльность имама Хасана суннитскому халифу Багдада, суннитское вероисповедание матери и четырех жен главы низаритов, а также факт приближения имамом к себе преимущественно суннитов, составлявших его дружеский круг, однозначно свидетельствуют в пользу искренности его обращения. Хотя и данная аргументация представляется основанной на чисто умозрительных построениях…

Как бы то ни было, лукавил ли имам Хасан или не лукавил, невозможно отрицать успешность проводимой им политики «смены вех». Он вселил в низаритов, пусть робкую, но надежду на стабильность и безопасность в отношениях с их соседями после долгих десятилетий пребывания на задворках исламского мира. Шутка ли! Сам аббасидский халиф Багдада – «предводитель правоверных» – проявил готовность к реинтеграции низаритских «отщепенцев» в мусульманский мейнстрим! Низариты как бы обрели необходимый им налет «правоверной мусульманской респектабельности», статус «рукопожатности» в «дар-аль-исламе». Таким образом, усилия Хасана III, направленные на нормализацию отношений с соседними державами и реинтеграцию низаритов в общемусульманскую «умму», оказались не напрасными. То, что стратегия Джалал ад-Дина Новообращенного оказалась в конечном итоге все же обреченной на провал, было не виной имама, а его бедой. Слишком поздно принял проповедник политики «смены вех» бразды правления…Катастрофа, обрушившаяся не только на низаритский «микрокосм»,