Эротика - Лу Андреас-Саломе

До некоторой степени это можно отнести и к сохранившимся расам, которые временами кажутся нам «людьми из рая»: несмотря на явную грубость и мрачность некоторых их ритуально обусловленных обычаев, они зачастую превосходят нас в какой-то естественной чистоте, добродетели в верности. Существенные превращения полового инстинкта происходят как у нас, так и у примитивных существ, однако если в человеке при любых трансформациях остается нечто, за что его можно любить, то животный мир под влиянием постоянно развивающегося интеллекта может выразить себя по двум совершенно различным направлениям: животная жизнь либо подвергается сублимации, либо направляется в русло разрушения. То, что у одаренного разумом существа мозг уже является не просто автоматическим регистратором всеохватывающего возбуждения, а поводом для злоупотребления в произвольном возбуждении ради получения искусственно спровоцированного телесного удовольствия, разрушает непосредственность в переживании сексуальности. Все большая раскрепощенность инстинктивной жизни, наконец, выход за временные рамки периода течки высокоорганизованным существом может использоваться для стимулирования все более локальных и все менее непосредственных переживаний, и все это вместо достижения большей сопричастности Другому, более глубокой способности к сочувствию и вовлеченности в жизнь ближних, то есть в ущерб развитию эротического «вчувствования» в иного и иное. Разум, достигший стадии значительной рафинированности и склонный при этом исповедовать доктрину «регулярного удовлетворения своей физиологической потребности», может служить превосходной иллюстрацией того, до какой стадии греховного упадка может дойти половое влечение, дарованное нам как аванс экстаза полноты и нерасщепленности бытия.

Однако при возгонке сексуального до «эротического образа» происходит нечто противоположное: поскольку наше воображение, не зная меры в преувеличении ценности своих объектов, накладывает на них масштаб собственной духовности, то вполне естественно, что они постоянно вводят его в иллюзии. В связи с этим все, что связано с практической деятельностью, осуществляется воображением с удивительным легкомыслием. Поскольку в действительности сексуальное влечение подчиняется закону о взаимосменяемости возбуждения и удовлетворения, причем с каждым повторением (циклом) сила желания уменьшается, вполне понятно то стремление к смене партнеров, которое характерно вообще для всего животного царства. Вряд ли кто-нибудь будет возражать, что индивидуализация и утончение полового влечения преимущественно коснулись не основ эротизма, а тяги к «гурманизации» процесса.

Если в прежние времена загулявший супруг для сопровождения в командировке выбирал себе женщину в зависимости от того, была ли она шатенка или блондинка, худая или полная, – даже до сих пор мы такие нюансы различаем вплоть до полной казуистики – то на сегодняшний день мужчина ищет женщину, «годную для поездки»: сдвиг критерия в психологическую и игровую плоскость! Но, впрочем, всевозрастающая дифференцированность эротического во все времена и у всех мужчин повышает потребность в разнообразии внутри самих отношений и несколько снижает стремление к переменам.

Необходимо спокойно следовать за виражами эротики, на которых она проявляет себя столь опасно и столь соблазнительно. Состояния, высоко взмывающие над средним уровнем, над обыденностью жизни, склонны рассеиваться под влиянием времени, особенно если они представляются как идущие друг за другом неразрывно. Это происходит вследствие необыкновенной концентрации их энергии, которая в связи с этим расходуется чрезвычайно стремительно, придавая таким состояниям ореол «преходящей вечности», и состояния эти, в свою очередь, мистическим эхом отдаваясь во всех сферах жизнедеятельности человека, позволяют ему физиологическое удовольствие переживать духовно, а душевную боль воспринимать физически. Два человека, которые с полной серьезностью воспринимают «преходящую вечность» своей любви как масштаб своих деяний, но при этом не желают рассматривать верность как необходимый залог блаженства совместного бытия, живут в сумасбродном лихорадочном обожании, и даже если их глубже понятая специфическая верность выглядит по-своему эффектно и длится дольше, чем у иных, то все-таки это происходит не более чем из-за страха потери, из-за страха пустоты жизни, из-за жадности или слабости. Со всеми своими издержками они приходят только к полузаконченному эскизу любви, тогда как окончательное завершение и высшее мастерство исполнения достаются в удел другой картине бытия. В описанных же случаях эротическое получает свое оформление благодаря отважному любовному легкомыслию, смелой вере в бессмертие эмоции, той величине, которую она выбирает своим масштабом, особому сочетанию нежности и искренности, и все это вызывает большие опасения, что основы этой «девственной» этики будут поколеблены, ибо все, что находится вне ее, находится ниже ее, несоотносимо с ней, неприемлющей в себя никаких «инъекций повседневности».

Трагичность, однако, заключается в том, что эротический аффект подчиняется законам, масштаб которых слишком велик для обыденной жизни, и потому аффект характеризуется не только своей быстротечностью, но и искаженным представлением о своем стремлении к вечности. Поэтому там, где не пренебрегают его иллюзорным характером, он перерастает в болезненное состояние напряжения и тревоги по его поводу, искусственного цепляния за то, что по своей сути может осуществляться только преходящим образом. Доведенный до опасной концентрации, сведенный в своем действии до побудительных сил организма, в чем-то механический, более не прогрессирующий по шкале жизненности, эротический аффект становится в такой же степени преобладающим, в какой и чужеродным душе элементом, которому в лихорадке постоянной борьбы «за удержание чувства» здоровая личность пытается найти подходящую отдушину. Если посредством обоюдного обожания происходит развитие стерильно-духовной сферы людей, то посредством рождения ребенка, что, казалось бы, соответствует более примитивному уровню, тем не менее происходит действительное вступление в «другое», в жизнь, и тем самым приобщение ко всеобщему. Учитывая, что эротическое вмещает в себе продуктивные противоречия, но многое из него не способно быть впитанным повседневной жизнью, то потребность дальнейшего позитивного, а не акцентированно-болезненного развития аффективной сферы становится очевидной. Аффективная часть эротического стремится сохранить себя, и, отдавшись круговороту текущей жизни, не поглотиться им, а исподволь управлять его руслом в направлении реализации суверенных целей человека, которые в глубине своей всегда эротичны.

Жизненный союз

 Для того чтобы полностью отдать себе отчет в специфике наших любовных мечтаний, нам, словно с трамплина, необходимо совершить прыжок с небес на землю, и он будет тем более затяжным, чем смелее были наши мечты. Первоначально в иллюзии сублимируются только сопутствующие явления, только побочные эффекты физических процессов. И уже тогда они не являются опережением собственной действительности, продлением жизни, знаком и обещанием будущего; их напор приводит к забыванию того, что инстинкт жизни должен охватывать всю широту действительности, какой бы примитивной и грубой она не представлялась; как человек, зачарованный собственной влюбленностью ради того, чтобы в итоге прийти к самому себе, охватывает им самим рожденную призрачность. Непонятно, почему люди в порыве любви, сколь глубоким ни было