Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой - Гельмут Фигдор

зависит от того, удастся ли родителям донести до ребенка, что, несмотря на новые обстоятельства, мир принципиально не изменился. Базу, чувство устойчивости создает осознание того, что любимые люди остаются с ним, что он может чувствовать себя защищенным, оставаться собой, получать от жизни радость и в изменившихся обстоятельствах. Помочь могут прежде всего родители, но не только они, а и другие взрослые – члены семьи, педагоги, психотерапевт. Во взаимодействии с ними ребенок получает возможность высказаться о том, что его мучает, или символически выразить свое беспокойство в игре. Это утешает, создает своего рода «переходное пространство» (сравним Винникотта и Шафер), где ребенок может справиться с опасностями, включая собственные разрушительные импульсы, без тяжелых последствий. В конечном счете, речь о том, чтобы снизить фрустрацию, в том числе в вопросах, которые связаны с регрессией: физическая близость, нежелание оставаться одному, стремление контролировать мать, неряшливость, эгоцентризм и т. д.

Конечно, удовлетворить все желания не удается из-за нехватки времени, ограниченности пространства и по финансовым причинам. В этом случае отказ должен затрагивать удовлетворение, но нельзя «отвергать» само желание. Приведем пример. Одна мать жаловалась, что ее девятилетний сын Лукас вскоре после развода родителей перестал убирать свои вещи и ежедневно требовал новые игрушки, комиксы, модели и т. д. Такое поведение вызывало ее гнев, пациентка признавалась: «Он прекрасно знает, что мне нелегко, я должна много работать, и нам необходимо экономить. Но ему, видимо, все равно. Вечером же я должна сидеть у его кровати, пока он не заснет. Только я должна проявлять внимание! Если я этого не делаю, он раздражается и начинает меня ругать!» Как видим, невыполненные желания Лукаса приводят к сценам, в которых мать сердито и настойчиво говорит «нет» и упрекает сына, на что тот отвечает оскорблениями и слезами. Эта мать не просто отказывает ребенку в удовлетворении его запросов, она не может простить, что он вообще чего-то требует от нее. Вероятно, подсознательно женщина замечает, что поведение мальчика не только регрессивно, но и агрессивно. Он в свою очередь чувствует, что такое поведение задевает мать, и требует компенсации пережитой потери – отца. Если бы мать понимала душевную ситуацию сына, она могла бы идентифицировать себя с его желаниями, сумела бы иначе реагировать и говорить «нет». Можно выразить сожаление о невозможности удовлетворить его желания, найти способ отвлечь и утешить ребенка, вместо того чтобы упрекать его при каждом удобном случае в эгоизме.

Если консультирование поможет матери принять агрессивные чувства ребенка, осознать произошедший регресс, она получит шанс восстановить равновесие в отношениях с Лукасом. В противном случае есть риск, что агрессия будет расти, конфликты – обостряться. Неблагоприятные внешние обстоятельства в этом случае могут стать отправной точкой для невротического развития.

7.2. Обострение «старых» симптомов

В дополнениях к заметкам о реакциях переживания (см. с. 174 и далее) я указывал, что появляющиеся симптомы, состояния аффекта и изменения поведения проистекают из более ранних, уже преодоленных, но по причине развода вновь актуализировавшихся конфликтов. Они уходят, когда текущая ситуация перестает сильно травмировать. Однако бывает по-другому, если «старые» страхи (доразводного периода) ребенку удается одолеть только с помощью невротических проявлений. Мы часто наблюдали, как на известие о том, что родители разводятся, дети реагируют усилением имеющихся симптомов[83]: агрессивные дети становятся еще агрессивнее, подверженные фобиям выказывают больше страха, начинают чаще избегать «пугающих» ситуаций, недержание мочи проявляется чаще и т. д. Родители таких детей часто рассказывают, что развод, кажется, не произвел сильного впечатления на их дочь или сына. Мы уже говорили подробно о том, что отсутствие видимых проявлений разочарования, тоски, гнева, чувства вины и страха не значит, что ребенок ничего не чувствует (ср. с разделом 1.2). При обследовании одной из групп детей (внешне «не затронутых» разводом) возникло ощущение, что мы имеем дело с отрицанием реакции переживания (и родителями, и самими детьми). Вместо самостоятельных проявлений мы увидели усиление уже имевшихся до этого симптомов. Особенно часто так происходит, когда между разводом и более ранними конфликтами (прежде всего конфликтами эдиповой фазы) есть значительное сходство.

Таким образом, развод – не новое, самодостаточное и пугающее событие, а повторение опасной ситуации. Дети при этом просто укрепляют свои обычные механизмы борьбы со страхом. Если это удается, болезненные симптомы ослабевают, а страхи, вызванные переживанием развода, удается обуздать, благодаря чему ребенок поддерживает свой внутренний (хоть и невротический) баланс. Так может продолжаться какое-то время.

Группа детей, переживающих развод без сильного эмоционального раздражения, не производит особого впечатления на окружающих, которые привыкли к их симптоматике (ср. со с. 156 и далее). Возникает мнение, что развод на них особенно не повлиял. С психоаналитической точки зрения это верно лишь отчасти. Рост описанных симптомов связан с усилением неконтролируемой защиты от страха. И чем мощнее защита, тем ниже вероятность, что ранний травматический опыт связан с позднейшими переживаниями – положительный опыт зрелого «Я» ребенка может смягчить ужас более ранних переживаний (как минимум частично). Таким образом, развод приводит к фиксации прежних детских конфликтов или невротических решений, которые ребенок для них нашел. С психо-аналитически-педагогической и психогигиенической точки зрения обострение «старых» симптомов можно оценить как менее благоприятный фактор по сравнению с более «живыми» реакциями на происходящее. Чтобы справиться с последствиями развода, таким детям будет недостаточно благоприятных внешних условий, созданных родителями. Фиксацию старых невротических конфликтов можно снять[84]только с помощью психотерапии. Обычно, если показана психотерапия, рекомендуется начинать лечение максимально оперативно, но для этой группы детей правильнее подождать от двух месяцев до года – из соображений, о которых мы еще поговорим (ср. со с. 194).

Как упоминалось выше, здесь речь идет об общих направлениях для всех классов реакций на развод. И нет четкого различия между реакциями переживаний и усилением имеющейся симптоматики. На практике это выглядит так: не все реакции переживаний, которые связаны со «старыми» конфликтами, можно снять, создав благоприятные обстоятельства. «Осадок» остается. Если речь о детях, которые реагируют на развод усилением имеющихся у них симптомов, у них не начинает работать усиленная невротическая защита – то есть и в этом случае придется иметь дело с «остатками» старых реакций. Наконец, помним, что граница между разрешением невротических и не невротических конфликтов размыта. Трудно понять, является ли реакция, которую ребенок выдал на развод, новым симптомом или обострением старого, имеем мы дело с временной защитой, реакцией на прежние, вновь активированные конфликты или продолжающейся невротической защитой. Различие имеет не только теоретическое, но и практическое значение: ответ на вопрос, где именно на линии «реакции переживания – усиление симптоматики»