Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой - Гельмут Фигдор

На этом примере и на примере Якоба мы замечаем еще одну функцию подобных обвинений: они помогают родителям снять с себя ответственность за смену настроений и агрессивность ребенка. Общая тенденция, характерная для многих родителей, – отрицать боль и проблемы, которые развод приносит детям. Говоря о «теории подстрекательства», я не утверждаю, что у отцов совсем не бывает коварных умыслов по поводу детей, пренебрежения матерью и наоборот. Конечно, бывает и так, но это скорее исключение. Уничижительные замечания обременительны для детей, таким образом родители вселяют в них неуверенность и погружают их в конфликт лояльности. Однако крайне редко в этом бывает замешан лишь один из родителей. Мать Якоба рассказывала мне, как она беседует с мальчиком: «Ты еще поймешь, что люди не всегда говорят правду». Или, когда однажды Якоб сказал, что папа любит его больше, чем мама: «Твой папа, сынок, вообще никого по-настоящему не любит – только себя». Ей не пришла в голову мысль, что она точно так же дискредитирует отца, как он – ее. Вместе с тем, обвинения подобного рода – не единственная причина возникновения постразводных проблем у детей.

9.4. Любовь ребенка к ушедшему супругу пугает и приносит боль

Я спросил мать Якоба, что за интерес бывшему мужу настраивать ребенка против нее. Из ее рассказала стало ясно: муж не мог принять тот факт, что она освободилась от него путем развода, что ему пришлось оставить сына, которым он гордился, поэтому он ненавидел ее за это и хотел забрать ребенка. Почти все матери и отцы так или иначе обвиняли своих бывших супругов в том, что те настраивают детей против них. Это всегда вопрос ненависти или мести, защиты от чувства вины и необходимости побеждать, следствие страха потерять ребенка и его любовь. Там, где у нас была возможность работать с обоими родителями, оказалось, что интерпретации такого рода – в основном правильные, но они не иллюстрируют осознанные взгляды и стратегии действий. Как и мать Якоба, другие наши пациенты не знали, что выставляют бывшего партнера в плохом свете перед ребенком. Они думали, что сами пережили разочарование и смогли удержать ребенка от отношений, которые могут разочаровать (хотя и придерживались мнения, что он должен любить обоих родителей). После консультаций эти родители сумели признаться в желании единолично владеть любовью ребенка (либо в том, что испытывают страх его потерять). На историю матери Якоба стоит обратить внимание еще и потому, что эта история описывает не только бывшего супруга, но и собственную (прежде всего подсознательную) психологическую ситуацию женщины. В принципе, достаточно всего лишь прислушаться, чтобы уловить остатки ярости к бывшему партнеру и тайное удовлетворение из-за того, что тот тоскует по ребенку, – но также и страх: вдруг ему удастся отнять сына или его любовь?

В описанной выше «теории подстрекательства» мы обнаруживаем довольно важную часть «психологической правды». Лишь в редких случаях отец или мать сознательно и целенаправленно пытаются настроить детей против второго родителя. Уничижительные замечания «случаются» регулярно, но в большинстве случав бывшие супруги их даже не замечают. С другой стороны, такое поведение – повседневная особенность отношений после развода, оно отражает психологические проблемы, которые типичны почти для всех разведенных родителей. «Неразрешенная» агрессия против бывшего партнера, чувство вины, которое подрывает самооценку, страх потерять ребенка… Начинается борьба за привязанность и верность и, в конечном счете, – за исключительность любви ребенка. Хорошие отношения сына или дочери с другим родителем кажутся постоянной угрозой, которую нужно устранить. Иногда бой ведется открыто. Но чем больше бывшие супруги знают о важности обоих родителей для ребенка после развода, тем более тонкие методы используются в этой борьбе. Для себя эти отцы и матери поддерживают образ ответственного родителя, готового сотрудничать с бывшим партнером, и обвиняют во всем вторую сторону.

В данной борьбе родители – враги самим себе. Потому что чем реже ребенок видит разлученного с ним родителя, тем больше склонен его идеализировать. Это относится даже к детям, которые по какой-то причине не поддерживают связь с отцом. В этом случае идеализируется не конкретный, настоящий отец, а идеальный, совершенный родитель. Чем ограниченнее способность ребенка формировать триангулированные отношения, тем агрессивнее отношения с родителем, с которым он живет. Относительно изолированные отношения между одинокими матерями и их детьми, особенно когда ребенок только один, часто носят открыто садомазохистский характер: мать и ребенок чувствуют экзистенциальную зависимость друг от друга, борются и мучаются везде и всегда. И наоборот, отцы, живущие отдельно, которые борются за любовь ребенка против матери, увеличивают риск того, что дети со временем выберут субъективно более важного родителя – обычно мать – и прекратят дальнейшие контакты с «приходящим» отцом. Лишь в очень редких случаях кому-то из отцов удается так настроить ребенка, что тот отворачивается от матери. Чтобы прийти к такому отстранению, очень похожему на разлуку, ребенку ничего не остается, кроме как вырвать из сердца все доброе, что для него означает или когда-то означала мать. Это имеет катастрофические последствия для дальнейшего развития личности, а также является одной из причин, почему на детей нельзя возлагать ответственность за решение, с кем они хотят жить (ср. также ниже, с. 285 и далее).

9.5. «У отца ему разрешено все, а я, получается, злая!»

Эта проблема известна почти всем матерям. Ответственность за посещение школы и успехи в других сферах лежит на плечах постоянно находящегося рядом родителя – как правило, матери. Проводить с ребенком много времени не всегда получается, потому что есть профессиональная и бытовая нагрузка. Бюджет такой семьи, как правило, скромный, а вот «воскресным» отцам легче все разрешать любимому чаду и баловать его. С точки зрения ребенка, родители объединяют в себе два начала – помогающее и радостное, ограничивающее и запрещающее. Функция ограничения, как правило, ложится на плечи родителя, с которым живет ребенок, при этом другой может играть роль «идеального отца» или «идеальной матери», создавая иллюзию, что жизнь может быть легче и лучше. Дети иногда прямо об этом говорят. «Мне не пришлось бы идти в школу у папы!» – утверждает семилетняя Барбель, а Томми жалуется, что у папы ему всегда разрешают выбирать еду. Речь идет о проблеме, которую в целом трудно решить: желания и страхи родителей, потребности детей и разные педагогические аспекты играют здесь каждый свою роль, и они часто противоречат друг другу.

Прежде всего, сложно выяснить, действительно ли «расстановка сил» в доме матери и отца так различна. Я часто наблюдал,