Академия боли - Эдуард Сероусов

– Привет, пап, – сказал Итан, входя в комнату. Заметив Монро, он слегка нахмурился. – Алекс? Я не ожидал увидеть тебя здесь.

– Я просто зашел предупредить твоего отца, что ты задерживаешься, – спокойно ответил Монро, вставая с кресла. – И мы немного побеседовали в ожидании твоего прихода.

Итан переводил взгляд с Монро на отца и обратно, словно пытаясь понять невысказанную динамику между ними.

– О чём вы говорили? – спросил он наконец.

– О твоём будущем, – просто ответил Дэниел. – О планах академии относительно тебя.

Итан напрягся, и на его лице мелькнуло выражение, которое Дэниел не смог полностью расшифровать – смесь настороженности, беспокойства и чего-то ещё, возможно, вины.

– Я, пожалуй, оставлю вас для приватной беседы, – сказал Монро, двигаясь к выходу. – Итан, увидимся завтра в лаборатории. Профессор Фрост, – он кивнул Дэниелу, – надеюсь, вы тщательно обдумаете предложение доктора Витт. Это редкая возможность.

Когда дверь за ним закрылась, в комнате повисла тяжелая тишина. Итан стоял, не двигаясь с места, его поза была напряжённой, словно он готовился к конфронтации.

– Присядь, пожалуйста, – сказал Дэниел, указывая на диван. – То, что я хочу тебе показать, займет некоторое время.

Итан медленно подошёл к дивану и сел на самый край, сохраняя физическую дистанцию, которая символизировала эмоциональную пропасть между ними.

– Что это за информация, которую ты хотел мне показать? – спросил он прямо.

Дэниел сел напротив сына и посмотрел ему в глаза.

– Я обнаружил истинную природу академии и проекта, в который тебя вовлекают, – сказал он. – Академия Блэквуд – это не просто элитная школа. Это центр подготовки манипуляторов, создающий глобальную сеть влияния, которая тайно контролирует ключевые аспекты мировой политики и экономики.

Итан не выглядел удивлённым, что само по себе было тревожным знаком.

– И ты считаешь это чем-то негативным? – спросил он с лёгким оттенком снисходительности в голосе.

– Конечно, негативным, – Дэниел был поражён реакцией сына. – Они систематически манипулируют обществом, вызывают кризисы, влияют на выборы, всё это без какого-либо демократического надзора или общественного согласия.

– А ты считаешь, что нынешняя система работает хорошо? – спросил Итан. – Что демократические процессы эффективно решают глобальные проблемы? Что массы, манипулируемые социальными сетями и сенсационными заголовками, способны принимать рациональные решения о сложных вопросах?

Дэниел с тревогой услышал в словах сына почти точное эхо аргументов Элеоноры и Монро.

– Демократия несовершенна, – согласился он. – Но решение не в том, чтобы заменить её тайной манипуляцией со стороны самопровозглашённой элиты. Решение – в улучшении самой демократии: более качественное образование, прозрачность информации, системы сдержек и противовесов.

– Красивые слова, – Итан слегка покачал головой. – Но нет никаких доказательств, что эти меры сработают в масштабе времени, который у нас есть. Мир стоит перед лицом экзистенциальных угроз, пап. Климатический кризис, технологические риски, социальная нестабильность… Традиционные механизмы принятия решений слишком медленны, слишком подвержены политическим играм и краткосрочному мышлению.

Дэниел видел, насколько глубоко проникла в сознание Итана идеология академии. И всё же, он должен был попытаться достучаться до него.

– Давай я покажу тебе, что именно я обнаружил, – сказал он, подходя к столу с разложенными материалами. – Здесь документы из архива академии. Они детально описывают проект "Феникс" – операцию, которая привела к финансовому кризису 2008 года.

Он протянул Итану несколько распечатанных документов. Сын взял их с видимой неохотой, но начал просматривать. По мере чтения его лицо оставалось невозмутимым, но пальцы, перелистывающие страницы, слегка напряглись.

– Это доказывает только эффективность методологии академии, – сказал он наконец, откладывая документы. – Да, были краткосрочные негативные последствия. Но в долгосрочной перспективе эта операция стабилизировала финансовую систему, устранила устаревшие институты, создала механизмы для предотвращения более катастрофических сценариев в будущем.

– Ценой миллионов разрушенных жизней, – возразил Дэниел. – Людей, потерявших дома, работу, сбережения. Это не было "краткосрочным негативным последствием" для них, Итан. Это была трагедия.

На мгновение в глазах Итана мелькнуло что-то похожее на сомнение, но оно быстро исчезло.

– Любая системная трансформация имеет свою цену, – сказал он, повторяя формулировку, которую Дэниел уже слышал от Элеоноры. – В масштабе истории эти индивидуальные страдания будут компенсированы более стабильным и рациональным обществом.

Дэниел понимал, что стандартные моральные аргументы не работают. Итан был уже слишком глубоко погружён в систему ценностей академии. Нужно было зайти с другой стороны.

– Хорошо, давай посмотрим на это иначе, – сказал он. – Вот документы о проекте "Пандора" и твоей роли в нём. – Он протянул сыну другую стопку бумаг. – Они планируют использовать твой талант к эмпатии как оружие психологического воздействия. Превратить твою способность понимать других людей в инструмент манипуляции ими.

Итан взял документы с большей заинтересованностью. Читая о программе "Резонанс" и своей предполагаемой роли в ней, он не смог полностью скрыть реакцию – лёгкое расширение зрачков, едва заметное учащение дыхания.

– Это… впечатляюще, – сказал он наконец. – Я не знал всех деталей.

– Они собираются завершить твою "трансформацию" через два дня, – продолжил Дэниел, чувствуя проблеск надежды. – После процедуры когнитивной реструктуризации процесс станет необратимым. Ты навсегда потеряешь часть себя, Итан. Ту часть, которая способна к настоящей эмпатии, к подлинным эмоциональным связям.

– Или я эволюционирую до более высокого уровня функционирования, – возразил Итан, но в его голосе теперь звучала неуверенность. – Освобожусь от эмоциональных ограничений, которые мешают объективному восприятию и рациональным решениям.

– Эмоции – не просто "ограничения", – мягко сказал Дэниел. – Они часть того, что делает нас людьми. Они связывают нас друг с другом, дают смысл нашему существованию. – Он сделал паузу. – Подумай о маме, Итан. О том, что она значила для нас. О том, как её любовь сформировала тебя. Это была не просто биохимическая реакция или эволюционно полезный механизм. Это было нечто глубоко человеческое и бесценное.

При упоминании матери лицо Итана дрогнуло, и на мгновение его маска контроля слетела, обнажая глубокую внутреннюю борьбу.

– Не используй её память так, – сказал он, и в его голосе звучала настоящая боль. – Это… нечестно.

– Я не использую, – тихо возразил Дэниел. – Я напоминаю. О том, кем ты на самом деле являешься. О ценностях, на которых ты вырос. – Он наклонился ближе к сыну. – Итан, ты действительно веришь, что мама одобрила бы то, что с тобой делают? То, во что тебя превращают?

Итан молчал, его взгляд был устремлён в пространство, словно он вёл внутренний диалог. Дэниел видел, как противоречивые эмоции боролись на его лице – сомнение, боль, замешательство, гнев. Это был хороший знак. Значит, не всё ещё потеряно. Где-то глубоко внутри всё ещё жил настоящий Итан, способный чувствовать и сомневаться.

– Послушай, – Дэниел положил руку