Академия боли - Эдуард Сероусов

уйти, – настойчиво сказал Кинкейд. – Оставшись здесь, вы будете под их полным контролем. Без ресурсов, без союзников, без возможности действовать. А найдя убежище среди тех, кто понимает систему изнутри, вы сможете разработать более эффективную стратегию. Возможно, даже найти способ вернуть вашего сына.

Он снова посмотрел на заходящее солнце.

– Идите, Фрост. Времени мало. Скоро здесь будут люди Элеоноры. – Он слабо улыбнулся. – А мне нужно ещё немного побыть наедине с этим закатом. Последним в моей жизни.

– Вы действительно собираетесь…

– Да, – спокойно ответил Кинкейд. – Выбор времени и способа – это последняя свобода, которая у меня осталась. И я предпочитаю использовать её, прежде чем меня "утилизируют".

Он протянул руку, и Дэниел пожал её, чувствуя хрупкость костей под кожей.

– Удачи, профессор Фрост. И помните – система не так совершенна, как хочет казаться. В ней есть трещины. Найдите их.

Дэниел понимал, что дальнейшие уговоры бессмысленны. Решение Кинкейда было окончательным, результатом долгих лет рефлексии и, возможно, раскаяния. Он ещё раз кивнул пожилому профессору, спрятал конверт во внутренний карман и начал спуск по винтовой лестнице.

Внизу башни, в тени деревьев, он остановился и оглянулся. Силуэт Кинкейда на фоне кроваво-красного заката выглядел странно умиротворённым. Он поднял бутылку в последнем салюте, и Дэниел отвернулся, чувствуя тяжесть в сердце.

Когда он был уже на полпути к своим апартаментам, позади раздался резкий звук – то ли крик, то ли всплеск. Дэниел не обернулся. Он знал, что произошло, и ничем не мог помочь. Профессор Кинкейд сделал свой последний выбор, избежав "утилизации" единственным доступным ему способом.

Теперь Дэниелу предстояло сделать свой выбор. И у него было очень мало времени.

Вернувшись в свои апартаменты, Дэниел обнаружил, что дверь не заперта. Внутренний сигнал тревоги заставил его насторожиться, но отступать было некуда. Он осторожно вошёл, готовый к любой неожиданности.

В гостиной, развалившись в кресле с бокалом вина в руке, сидел Итан. Но это был не тот Итан, которого Дэниел знал всю жизнь. Даже не тот отстранённый, холодно-вежливый юноша, которым его сын постепенно становился в последние недели. Перед ним был совершенно новый человек – с безупречной осанкой, холодным оценивающим взглядом и едва заметной снисходительной улыбкой.

– Добрый вечер, отец, – сказал Итан голосом, в котором не было ни тепла, ни настоящей связи. – Решил заглянуть, узнать, как ты… адаптируешься к новым обстоятельствам.

Дэниел замер на пороге, ошеломлённый этой трансформацией. Конечно, он ожидал изменений после процедуры когнитивной реструктуризации, но реальность превзошла его худшие опасения. Перед ним сидел незнакомец, использующий тело его сына.

– Итан, – тихо сказал он. – Как ты себя чувствуешь?

– Превосходно, – ответил молодой человек, делая глоток вина. – Ясность мышления, отсутствие эмоциональных помех, полная интеграция новых нейронных паттернов. – Он слегка наклонил голову. – Доктор Вейл говорит, что мои показатели оказались даже лучше прогнозируемых.

– Я рад, что ты физически в порядке, – осторожно сказал Дэниел, подходя ближе. – Но я имел в виду… твои эмоции. Твои чувства.

– Ах, это, – Итан небрежно махнул рукой. – Эмоции сейчас функционируют как инструменты, а не как ограничения. Я могу активировать те, которые необходимы в конкретной ситуации, и деактивировать, когда они становятся помехой. – Он улыбнулся. – Это исключительно эффективно.

Дэниел сел напротив сына, внимательно изучая его. Жесты, манера речи, даже мельчайшие движения глаз – всё изменилось. Словно кто-то переписал все базовые программы его личности, оставив только внешнюю оболочку.

– Зачем ты пришёл, Итан? – прямо спросил он. – Доктор Вейл говорила, что ты не хочешь меня видеть.

– Это было до завершения процедуры, – пояснил Итан. – Тогда у меня всё ещё оставался эмоциональный конфликт между новыми паттернами и старыми привязанностями. – Он сделал ещё глоток вина. – Теперь этого конфликта нет. Я могу взаимодействовать с тобой без негативных эффектов.

– Как великодушно с твоей стороны, – не удержался от горькой иронии Дэниел.

– Не совсем, – Итан покачал головой. – Это практичность, не великодушие. У меня есть предложение от имени академии. – Он поставил бокал и выпрямился. – Доктор Витт хотела бы, чтобы ты остался. Твои исследования в области когнитивной психологии всё ещё представляют ценность. И твоё присутствие может быть полезно для моей дальнейшей адаптации.

Дэниел почувствовал, как внутри всё сжимается. Его собственный сын теперь был посланником системы, которая разрушила его личность.

– А чего хочешь ты, Итан? – тихо спросил он. – Не академия, не доктор Витт. Ты сам.

Итан слегка нахмурился, словно вопрос был концептуально сложным.

– Я хочу эффективно функционировать в новой роли, – ответил он после паузы. – Я хочу максимально реализовать свой потенциал в рамках проекта "Резонанс". – Он сделал ещё паузу. – И я предпочел бы, чтобы ты был рядом, а не в оппозиции системе. Это создало бы более оптимальные условия для моего дальнейшего развития.

Дэниел смотрел на своего сына, ища в его глазах хоть искру прежнего Итана. Хоть что-то от мальчика, которого он вырастил, от подростка, который любил фантастику и мог часами говорить о космосе, от юноши, который тяжело переживал смерть матери, но находил в себе силы двигаться дальше.

Но этого Итана больше не было. Его место занял холодный, рациональный инструмент системы.

– Ты помнишь маму? – внезапно спросил Дэниел.

Лицо Итана на мгновение напряглось, словно где-то глубоко внутри что-то отозвалось на этот вопрос.

– Конечно, – ответил он ровным голосом. – Ребекка Фрост, урождённая Кларк. 1975-2022. Специалист по английской литературе, преподаватель, автор нескольких научных статей. Причина смерти: самоубийство вследствие клинической депрессии.

Он перечислял факты как досье, без малейшего намёка на эмоциональную связь.

– А как насчёт того, что она любила читать тебе перед сном? – продолжал Дэниел, пытаясь найти трещину в броне. – Помнишь, как вы вместе строили модель солнечной системы для научного проекта? Как она всегда повторяла, что у тебя особенный дар понимать людей?

Итан моргнул, и на долю секунды в его глазах мелькнуло что-то – слабая тень замешательства или беспокойства. Но это быстро исчезло, сменившись холодной собранностью.

– Это нерелевантные детали прошлого, – сказал он. – Они не имеют значения для моей текущей идентичности и функций.

– Они имеют значение для меня, – тихо сказал Дэниел. – И когда-то имели значение для тебя.

– Эмоциональная манипуляция, – Итан покачал головой. – Неэффективная стратегия, отец. Моя когнитивная реструктуризация завершена. "Точка невозврата" пройдена. То, что ты пытаешься достичь, невозможно.

Он встал, одёрнув идеально сидящий пиджак.

– Подумай о предложении доктора Витт. Это рациональный выбор, учитывая обстоятельства. – Он направился к двери, но остановился на пороге. – Кстати, мне жаль о профессоре Кинкейде. Его обнаружили у подножия смотровой башни пятнадцать минут назад. Очевидное самоубийство. Алкогольное опьянение, судя по всему.

Дэниел почувствовал холодок. Не прошло и часа, а новости