Хризолит и Бирюза - Мария Озера

— Мы ещё увидимся? — его голос прозвучал низко и томно, но в этой мягкости пряталась опасность. Он ослабил хватку, словно испугался собственного импульса, но пальцы его всё ещё касались моей кожи.

Я не смогла ответить сразу. Слова застопорились на языке. Сердце колотилось так, будто хотело разорвать грудную клетку. Его присуствие было слишком ощутимо, пугающим и манящим одновременно. Казалось, каждый миг рядом с ним — это шаг по тонкой грани между любопытством и гибелью.

— Может быть, — прошептала я наконец, стараясь скрыть, что сама пленена этим мгновением.

Его взгляд сузился, губы дрогнули в тени улыбки, в которой проскользнула едва заметная тень раздражения. Он наслаждался моим смятением.

— Слишком много «может быть», — протянул он, словно растягивая каждое слово, чтобы оно отозвалось в моей голове эхом.

Его пальцы вновь сомкнулись на моём запястье — не сильно, но достаточно, чтобы по коже пробежала дрожь. Снежинки таяли в его влажных волосах, исчезая так же бесследно, как последние остатки моей уверенности. Тишина, окутавшая нас, была густой, вязкой, словно сама ночь затаила дыхание.

Иден выглядел слишком живым на фоне этого мрака: глаза горели, как угли в костре, а в лёгкой улыбке пряталась хищная забава.

— Почему ты так боишься? — тихо спросил он. Его голос звучал мягко, но в этой мягкости таилось что-то, от чего хотелось отступить на шаг назад.

Я молчала. Страх и странное восхищение переплелись, словно невидимые нити, превращая меня в марионетку его взгляда. Он знал больше, чем говорил — это ощущение обжигало, вызывало трепет и раздражение одновременно.

— Я… — слова застряли на языке. Воздух между нами был натянутым, как струна. Хотелось ответить дерзостью, ударить словом, но вместо этого из груди вырвался лишь короткий вздох.

Он шагнул ближе, и его дыхание коснулось моего лица, обволакивая, будто морок, от которого невозможно скрыться.

— Мне нужно идти, — произнесла я резко, но голос предательски дрогнул.

Одним движением я выскользнула из его хватки и шагнула за дверь. Металлический щелчок ручки прозвучал, как освобождение, и вот я уже в тепле коридора, оставляя его одного — с вином, с ночной стужей и собственными призраками.

* * *

Окончательная дата бала дебютанток была утверждена, и все девушки уже получили приглашения, запечатанные золотым гербом Империи. Но, сидя в кабинете Лоренца и перелистывая эскизы оформления дворцового зала — тяжелые люстры, зеркала в позолоте, бесконечные гирлянды цветов — я не могла избавиться от ощущения, что сейчас не самое время открывать этой империи такого человека, как Агнесс.

Казалось, весь этот блеск лишь отвлекает от того, что мир вокруг трещит по швам. Смутные времена оставили шрамы на каждом лице, в каждом взгляде. И именно в это время Империя собиралась явить свету Агнесс — юную звезду, что должна была стать символом надежды? Но хватит ли у неё сил? Или этот жестокий мир проглотит её прежде, чем она осознает вес своей короны?

Мысли также вновь и вновь возвращались к ночной встрече с Иденом Герцем. Я никому не рассказывала о нём, не пыталась разузнать, кто он такой, но его имя засело в памяти, словно заноза. Иногда оно тускнело, исчезало в суете, но стоило услышать хоть намёк на фамилию Хаасбрандт — и я снова оказывалась там: на промозглой крыше мужского клуба, под моросящим дождём, напротив его ледяного взгляда.

А та ночь… моя «покупка». Я до сих пор не разобралась, кто скрывался за чёрной лентой, закрывавшей мне глаза. Мысль о том, что этот человек мог быть Ниваром или Лоренцем, преследовала меня. Внутреннее чувство подсказывало: это кто-то, кого я знала. Я чувствовала его знакомое дыхание, его заминку, когда он не коснулся моих губ. Это молчаливое решение — не целовать меня — словно специально было призвано сбить меня с толку, не дать узнать его. Меня разрывало от собственной беспомощности: ответ был где-то внутри, но я не могла признаться себе в том, кого подозревала.

Сердце неустанно болело за Нивара. Я видела его почти каждый день в клубе Жизель, но он словно воздвиг между нами непреодолимую стену. Он не подходил, не улыбался, не выказывал никакой привязанности. Только его зелёные глаза, полные невысказанной печали, прожигали меня насквозь, превращая душу в груду осколков.

Я пыталась оправдать его холодность. Наверное, он был поглощён работой — переговорами с Ольгардом, государственными делами, всем тем, что требует времени и сил. Но это не облегчало боль. Каждый раз, когда наши взгляды пересекались в клубе, я тщилась выглядеть безупречно: надевала самые красивые платья, распускала волосы, старалась держаться грациозно, будто бы он всё-таки смотрит. Но мои попытки разбивались о его молчание.

Я злилась на себя за эти чувства, за то, что позволяю себе слабость. Почему я не могу просто перевести дыхание и забыть его? Но стоило ему появиться, стоило его плечу мелькнуть в толпе, как сердце предательски начинало биться сильнее. Я напоминала себе пленницу собственного сердца — без ключей, без надежды на освобождение.

— Я думаю, что нежно-голубые тона подойдут к этому мероприятию гораздо больше, — Агнесс вытянула из моих расслабленных пальцев образцы и принялась их рассматривать своим художественным взглядом. — Это будет означать наступающую зиму и… подходит к моим глазам.

Из угла кабинета донёсся сдержанный смешок. Лоренц стоял у высокого книжного шкафа и листал старый фолиант, лениво скользя пальцем по строкам, но явно не особо вчитываясь.

— Ну а что? — княжна вскинула голову, изображая оскорблённую невинность. — В конце концов — этот праздник проводится благодаря мне.

— Экзамены-то ты готова сдавать, Великая Княжна? — дразнил ее Лоренц, пользуясь расстоянием между ними.

Агнесс метнула сначала искру в Лоренца своими глазами, а потом схватила со стола какой-то образец снежинки из картона и попытала удачу, направляя его прям в голову графу. Лоренц громко засмеялся, избежав столкновения с предметом, сделав всего лишь шаг в сторону.

Я устало откинулась на спинку стула, устремив взгляд в пустоту. Весь этот детский обмен колкостями лишь подчёркивал тяжесть того, что надвигалось.

— Лоренц, — произнесла я холоднее, чем собиралась. — Мы должны быть готовы к недовольству народа, когда объявим Агнесс наследницей. Нужны доказательства. Что у нас? Только слово твоего отца?

— Императорский доктор, — уверенно ответил он, наконец повернувшись ко мне.

— Этого мало, — выдохнула я, потирая переносицу.

— Времена тяжёлые, — пожал плечами Лоренц. — И Маркс сам загнал себя в угол. Никто не рискнёт его поддержать…

— Но народ предпочёл бы взрослого, опытного правителя, чем девушку, едва