Хризолит и Бирюза - Мария Озера

Нивар.

Теплые прикосновения Идена сменились холодными касаниями Нивара, который уже точно не боялся вдавливать меня в себя при каждом движении, как будто хотел доказать свое право на меня, не спрашивая.

Музыка замедлялась, но не прекращалась, создавая иллюзию того, что время сжимается и растягивается одновременно. Люстры на потолке полностью прекратили свое существование, и единственным источником света оставались зажженные на стенах свечи.

Нивар положил вторую мою руку ему на плечо, лаская по коже от ладони до плеча. Мы больше не кружились, только переминались с ноги на ногу, чувствуя друг друга каждым нервом. Его руки плотно обхватили меня за спину, некоторыми пальцами он проскальзывал под ткань, аккуратно водя по коже. Одна моя рука практически вцепилась в его плечо, а вторая бестактно зарылась в его волосы на затылке. Лицами мы касались друг друга всем, чем только позволяли рамки приличия: лбом, носом, даже щеками. Но тем, чем хотелось — было запретно.

Неприлично.

Впервые за полгода мы стояли так близко друг к другу, одаривая горячим дыханием каждый сантиметр открытой кожи на шее. Он обнимал меня так жадно, как мог только человек, проведя долгие годы вдали от чего-то поистине дорогого и желанного. Мне думалось, что нынешний туман в моей голове — результат выпитого вина на голодный желудок, но на деле что-то иное затуманило мне разум…

Мир вокруг нас перестал существовать. Ни одно слово не требовалось сейчас — мы говорили друг с другом через наши тела, через каждый вздох и каждый стон, передавая самые глубокие чувства и желания.

В этом миге мы забыли о прошлом и не знали будущеего, отбросили миры, которые нас разлучали, и о жизненных испытаниях, которыми мы прошли. Здесь и сейчас было всё, чего мы когда-либо жаждали, всё, чего совершенно точно не хватало в каждой нашей сущности. С каждым взмахом времени, каждым движением мы воздавали дань этому восхитительному мгновению, окутанному магией долгожданного возвращения.

И в эти мгновения воссоединения мы чувствовали, что подарены друг другу заново, словно этим объятием спасли и продлили нашу судьбу. То, чего мы так сильно жаждали, оказалось реальным — мы обрели все, что было так долго утрачено. Здесь и сейчас, в этом блаженном объятии, мы осознали, что любовь, которая единоразово зажигается в наших сердцах, разворошила все небывалое доселе почувствованное, окутывая нас страстным пламенем, которое снова и снова воспламеняло наши души.

Зал погрузился во тьму, лишившись последних источников света.

Пока зал стоял в недоумении, слушая завершающие звуки струнных инструментов, Нивар схватил меня за руку и повел за собой, удивляя, насколько быстро он привык к этой темноте.

Глава XXXVIII

Коридоры сияли ослепительным светом — хрустальные люстры, словно собравшие в себе всё тепло вечерних гостей, пылали ярче обычного на фоне полумрака, что мы оставили за спиной. Я сжимала руку Нивара так крепко, будто боялась, что стоит лишь ослабить хватку — и он исчезнет, растворится в этом холодном великолепии дворца, как дым от потухшего камина. А я снова окажусь одна — в той серой, беззвучной жизни, где нет ни его взгляда, ни его голоса, ни этого странного, трепетного тепла, что растекалось по груди с тех пор, как он впервые назвал меня по имени.

Сердце билось громче каблуков по мрамору — глухо, настойчиво, будто требовало: не останавливайся, не думай, просто иди. За дверями зала звучали аплодисменты, всплески смеха, благодарственные возгласы. Но здесь, в этом тихом тоннеле из гобеленов и позолоченных колонн, осталась только тишина — и наше дыхание, сбившееся в один ритм.

Мы миновали несколько пролётов, и вдруг Нивар, не говоря ни слова, всем телом навалился на тяжёлую дверь. Она скрипнула, будто не желая поддаваться, но всё же отворилась, впуская нас в комнату, погружённую во мрак. Только лунный свет, пронзив плотные бархатные шторы, ложился на пол узкими серебряными полосами, выхватывая из тьмы очертания старинного дивана, пары кресел и камина, давно остывшего, но всё ещё хранящего запах пепла и дубовых поленьев.

Я успела мельком увидеть всё это и тут же оказалась прижата к стене. Холод камня резанул кожу спины, но я даже не вздрогнула. Нивар замер в полушаге от меня, и на мгновение — всего лишь на секунду — его большой палец коснулся моих губ. Легко, будто проверяя: ты настоящая? Я не сошёл с ума?

А потом он поцеловал меня.

Не робко, не осторожно — нет. Это был поцелуй, в котором не было места сомнениям. Глубокий, жадный, почти отчаянный. Он будто боялся, что не успеет — что кто-то войдёт, что рассвет наступит слишком рано. Я почувствовала, как внутри меня рушится последняя стена — та, что я так долго возводила из приличий, страха, гордости. И в этот миг всё перестало иметь значение: кто мы, что нас ждёт, что скажут, что подумают. Были только он, его дыхание, его руки, скользящие по моей спине, и это странное, почти болезненное ощущение — будто я наконец-то живу.

Мы были связаны не просто чувствами. Это была сила, сильнее любых уз — невидимая, но прочная, как сталь, как судьба. Будто все барьеры между нами — чины, прошлое, травмы — рассыпались в прах, оставив лишь ощущение полной, пугающей свободы и такой близости, что становилось страшно: а если это сон?

Всё происходило слишком быстро — как бег по льду, трещащему под ногами. Я сама не поняла, как мои руки уже расстёгивали пуговицы его пиджака, как сбрасывали его на пол — без звука, будто он был не вещью, а тенью. Я толкнула его к дивану, и он, не сопротивляясь, сел — медленно, с лёгкой гримасой, которую тут же попытался скрыть. Я видела. Я помнила. Его нога не прощала резких движений. Даже если он сейчас стоек, даже если ходит без трости — боль остаётся. И я не хотела, чтобы она встала между нами.

Когда Нивар оказался на диване, я, не отводя взгляда, приподняла юбки — шуршащий шёлк, фатин — и опустилась перед ним на колени. Ковер был холодным, но я не чувствовала. Его глаза — тёмные, почти чёрные от возбуждения — следили за каждым моим движением. В них читалась жажда, но и нечто большее — удивление, будто он до сих пор не верил, что это происходит.

Я не думала о вине. Не пыталась подсчитать, сколько бокалов он