Лед и пепел - Мила Дуглас

Лицо Александра, красивое и жестокое, исказилось. Казалось, сама тень от окна сдвинулась, накрыв его. Он молчал, впитывая это признание, каждый слог – как удар молота по наковальне его души. Ее отец. Фенрис. И этот человек… был отцом этой девчонки? Его взгляд скользнул по ее хрупкой фигуре, сгорбленной от рыданий, по дрожащим плечам, по слезам, стекающим на веснушки. Ярость, которая кипела в нем секунду назад, схлынула, оставив после себя ледяной, оглушающий шок. Дочь убийцы. Дочь того, кто обратил его жизнь в пепел. Логика, выжженная годами ненависти, требовала одного – уничтожить. Отплатить болью за боль, пеплом за пепел.

Он сделал резкий шаг вперед. Голос его прозвучал как удар плети, но внутри что-то глухо треснуло, как ломающийся лед:

– Ты видишь эти слезы? – Он бросил слова в ее сломленную фигуру. – Это лишь начало. Ты будешь плакать, пленница. Реками. За отца. За Вечнолесье. За все. В твоем лице я вижу зло, погубившее мой дом! Я заставлю тебя страдать сильнее, чем в ту ночь! Сильнее, чем ты можешь представить!

Но внутри его души бушевал иной ураган. Голоса рвали его на части:

Посмотри на нее! Она сломана этой правдой сильнее, чем любая пытка. Нет! Гасни, слабость! Она – дочь Фенриса! Тень пламени! Видишь только врага! Сожги эту жалость дотла!

Он стоял, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. Его внешняя оболочка – король-мститель, высеченный из ненависти и льда – все еще была непоколебима. Но внутри рушились дамбы. Смятение. Шок. И что-то еще… что-то опасное, щемящее, похожее на запретную, безумную жалость. Он ждал ненависти в ее глазах, а увидел разбитое зеркало собственной потери. Игра пошла не по его правилам. Сердце, которое он считал окаменевшим пеплом, вдруг сжалось, глядя на слезы дочери своего главного врага. Проигрыш витал в ледяном воздухе, и ставка – его собственная душа – внезапно показалась слишком высокой.

Дверь кабинета захлопнулась за спиной Тэссии с глухим, окончательным звуком, словно гробовая крышка. Она плыла по ледяным, мрачным коридорам Дарнхольда, не чувствуя камня под ногами. Факелы на стенах расплывались в ее затуманенном слезами взоре желтыми, дрожащими пятнами. Стражи толкнули ее в комнату. Дверь закрылась.

Только тогда ноги Тэссии подкосились. Она рухнула на колени на холодный каменный пол. Боль от удара не дошла до сознания. Воздух вырвался из легких рыданием – глухим, сдавленным, как стон раненого зверя. Она закусила губу до боли, пытаясь загнать звук обратно, но сдержаться было невозможно. Тело сотрясали судороги беззвучных рыданий. Камни холодили колени сквозь тонкую ткань.

Отец.

Слово, всегда бывшее синонимом тепла очага, запаха смолы и древесины, крепких объятий и тихих лесных песен на ночь, теперь обжигало внутри, как раскаленный уголь. Ее сильный, добрый папа. Тот, чья гибель в шпионской вылазке разорвала ее детство на части. Она и Миррель плакали ночами, клялись ненавидеть сероглазых чудовищ с севера, убивших их героя-отца. Их боль была священным знаменем, их ненависть – оправданной крепостью.

А теперь? Теперь знамя превратилось в окровавленную тряпку, а крепость рассыпалась в прах. Святое чувство было растоптано, оставив во рту вкус ядовитой грязи и пепла.

Он возглавлял отряд. Он… поджег замок.

Образ отца в памяти треснул с хрустом тонкого льда. Добрый взгляд вдруг показался скользким, улыбка – маской, натянутой на бездну. Любящий отец… убийца? Как это могло ужиться в одном человеке? Как мог тот, кто нежно целовал их с Миррелем в лоб на ночь, отдать приказ нести факелы в чужой дом, к чужим детям?

Розы… Слова Александра вонзились в нее теперь с новой, сокрушительной силой. Не абстрактные "мать и сестра". Ребенок. Девочка, смеющаяся каждое утро с матерью среди цветов. Единственные светлые существа в жизни этого ледяного человека, его доверие, его сердце… Сожжены. По приказу ее отца. Пепел их роз смешался с пеплом их тел.

Тэссия содрогнулась, обхватив себя руками, пытаясь сдержать внутреннюю дрожь, леденящую душу. Она думала о побеге. Мечтала о мести Греймаркам. А оказалось… она дочь поджигателя. Не героя, павшего в честном бою, а того, кто уничтожил не просто здание, а целую вселенную невинности и доверия. Убийцы чужих роз.

Как жить с этим? Что делать с этой правдой? С этой чудовищной кровью в жилах? Она чувствовала себя зараженной. Грязной. Сама стала тенью того пламени. Она была плотью от плоти человека, которого Александр с полным правом мог назвать подлым убийцей.

И тогда, сквозь пелену собственного горя и стыда, пробилось новое, леденящее душу понимание. Его боль. Та первобытная ярость в его глазах. Та жестокость в словах. Та грубость в первую ночь. Она всегда видела в этом лишь врожденную жестокость захватчиков. Но теперь… теперь она видела.

Она представила его. Александра. Юношу, который видит, как горит его мир. Мать – источник безусловной любви. Сестра – светлый, хрупкий цветок. Представила пустоту, зияющую после. Ту пустоту, которую он заполнил ненавистью, выжег из себя все тепло каленым железом воли, оставив лишь пепел и лед. Как выжигают гниющую рану.

`Он ненавидит не просто Вечнолесье. Он ненавидит сам воздух, которым мы дышим. Потому что этот воздух нес пепел его роз. Потому что в каждом из нас он видит отсвет того пламени.

И она… она была живым воплощением этого пламени. Дочерью главного виновника. Когда он смотрел на нее теперь, он видел не просто пленницу. Он видел Фенриса. Видел огонь, пожирающий Алиану. Видел своего безумного отца. Ее присутствие было для него открытой раной, постоянно посыпанной пеплом. Его угроза: "Я заставлю тебя страдать!" Раньше это звучало как садизм властителя. Теперь… звучало как возмездие. Жестокое, но понятное. Единственная отдушина для души, превращенной в пепелище. Он хотел, чтобы она ощутила хотя бы тень его потери. И она ощущала. О, боги, как она ощущала! Ее собственная потеря меркла перед этим всепоглощающим пеплом его мира.

Тэссия медленно поднялась с колен. Камни оставили на коже красные, холодные отпечатки. Подошла к узкому окошку. Лунный свет, бледный и холодный, как пепел, слабо освещал каменные стены ее клетки. Внешний холод был ничто по сравнению с ледяной пустотой внутри. Она вытерла лицо рукавом. Кожа была стянута высохшими слезами.

Что теперь? – единственная мысль крутилась в опустошенном сознании. Кто я? Дочь убийцы. Пленница человека, чью семью обратил в пепел мой отец. Живое напоминание о его горе.

Бежать? Куда? От себя