Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

таланты из их числа, нужно немало времени. Управлять государством не то же самое, что вести людей на войну. Сяо Ци по-прежнему вынужден был полагаться на влияние благородных семей. Беспрерывной чередой сменялись поручения, каждый занимался своим делом, но никто не уделял внимания сердечным бурям. Всякий раз, когда я ступала во дворец, я молча ловила его фигуру взглядом, а он, словно ненароком, смотрел в ответ.

В начале весны, в первый месяц года по лунному календарю, дни были особенно солнечными. Свет проникал сквозь нефритовые ветви вечнозеленых деревьев, отчего на сердце становилось особенно тепло. Погода была чудесной. Вместе с кормилицей и Цзин-эром мы вышли погулять в императорский сад.

Согласно правилам императорского дома, отец должен дать малышу имя, когда тому исполнится месяц. Цзин-эру не повезло, отец не успел дать ему имя. Канцлер долго уговаривал императрицу-бабушку дать указания, но тетя продолжала бормотать те десять слов: «Цинь и сэ в руках твоих, будет радости полон дом». Поэтому я и решила называть его просто Цзин-эр.

За последние дни он вновь привык к кормилице и больше ко мне не приставал, даже давал поспать ночью. Я задумалась – нужно бы вернуться в резиденцию. Слишком долго оставаться во дворце небезопасно.

Покачивая малыша на руках, кормилица вдруг восторженно воскликнула:

– Ах! Император улыбнулся!

Я взглянула на него – малыш сощурил свои яркие черные глазки и искренне улыбнулся мне. Сердце мое растаяло, я просто не могла отвести взгляд от этой невинной улыбки.

– У него такая красивая улыбка!

Я взяла мальчика на руки и подняла перед собой – кормилица и служанки тут же опустились на колени.

Сяо Ци стоял под крышей зимней комнаты, и на его лице промелькнула слабая улыбка. Я не знала, как давно он там стоит и наблюдает за нами. Я повернулась к нему и на мгновение утонула в нежности его взгляда, лишившись дара речи. Он медленно подошел, и я увидела столь редкое, теплое, выражение его лица. В этот миг он не был тем строгим и торжественным регентом. Кормилица мягко забрала малыша у меня из рук и незаметно велела всем служанкам уйти.

– Давно я не видел тебя такой счастливой.

Он говорил тихо, в голосе его затаилась печаль. Я опустила голову, сделав вид, что мне все равно. Улыбнувшись, я ответила:

– Просто ван-е давно не обращал на это внимание.

– Правда? – Он слабо улыбнулся, не сводя с меня глаз. – В словах ванфэй чувствуется обида женского сердца.

Щеки мои тут же залились румянцем. Мы давно так не общались, я даже не сразу нашлась, что ответить.

– Пойдем со мной! – Он улыбнулся, спокойно взял меня за руку и повел вглубь императорского сада.

Узкая тропинка вела нас к пустой и безмолвной беседке. Изредка мимо нас проносились щебечущие птицы, а в кустах жужжали насекомые. Под ногами шуршала сухая листва. Мы молча шли вперед, держась за руки. Никто не решался заговорить первым, нарушить тишину. Он переплел свои пальцы с моими, и я почувствовала такое знакомое особое тепло его рук. Я вспомнила былые дни, когда мы несчетное количество раз вот так ходили, держась за руки. И нам не нужно было слов.

– Ты хорошо спала прошлой ночью? Малыш тебя не беспокоил? – Он говорил со мной спокойно, словно обсуждал будничные вопросы простой семейной жизни.

Я улыбнулась и ответила:

– Цзин-эр теперь хорошо себя ведет и не так капризничает. Он уже почти привык спать с кормилицей.

– Тогда почему ты выглядишь такой уставшей? – Он мягко сжал мои пальцы и притянул меня к себе.

Я опустила глаза и замолчала. Набравшись смелости, я выпалила:

– Потому что кое-кто другой не давал мне спать всю ночь.

Глаза его вспыхнули.

– Каждый раз, когда я беспрерывно думаю об этом человеке, я не могу перестать волноваться о нем. И я не знаю, что с этим делать.

Я нахмурилась и вздохнула. Взгляд Сяо Ци вновь переменился и стал нежным и теплым, согревающим.

– Что же тебя волнует?

Поджав губы, я ответила:

– Однажды я обвинила его… но я была не права, и мне очень жаль… Я не знаю, винит ли он меня с тех пор…

Вдруг Сяо Ци громко рассмеялся и широко, солнечно улыбнулся.

– Глупышка! Кто осмелится винить тебя?

Вдруг я почувствовала, как холод сменился весенним теплом. Подняв на Сяо Ци взгляд, я улыбнулась. Заметив, что и он довольно улыбается, я не сдержалась и со всей серьезностью в голосе отшутилась:

– Думаешь, отец правда на меня не сердится?

Улыбка мгновенно исчезла с лица Сяо Ци. Я не сдержалась и рассмеялась. Вдруг он обхватил меня своими сильными руками за талию и заключил в свои объятия. Похоже, я рассердила его – он прищурился, глаза его пугающе сверкнули. Закусив губу, я заулыбалась и уверенно встретилась с его взглядом. Он медленно склонился ко мне, его тонкие губы почти коснулись моих, но тепло поцелуя застыло на щеке, а теплое дыхание защекотало ухо. У меня не было сил сопротивляться его ласке – прикрыв глаза, я подалась вперед и коснулась его губ теплым поцелуем… Вот только он не ответил мне. От удивления я распахнула глаза и увидела его хитрую улыбку.

– Так чего ты ждешь?

Мне было так неловко, что я тут же попыталась оттолкнуть его от себя, но он только крепче прижал меня к себе. Вдруг он принялся осыпать меня поцелуями – уши, щеки, шею… Закрыв глаза, я прильнула к его груди и наконец сказала то, о чем давно думала:

– Если я не смогу понести твоего ребенка, ты возьмешь себе еще одну жену или наложницу?

Его руки вдруг напряглись, и он сжал меня сильнее обычного.

– Я говорил тебе об этом еще в Ниншо. Если ты забыла – я могу напомнить!

– Я никогда не забывала.

Я пристально посмотрела на него и заговорила, но мой голос дрожал:

– Но если я правда не…

– Не возьму! – мгновенно перебил он меня. Глаза его горели, и, глядя в них, я понимала, что он не изменит своим словам. – Поднебесная безгранична. Я уверен, что есть способ излечить тебя! Срединная равнина [235], север Великой пустыни [236], Южный Синьцзян… Ради тебя я обойду тысячи рек и гор и найду в этом огромном мире лекарство.

– А если не найдешь? – Глаза мои налились слезами. – Если не сможешь найти, состаришься и умрешь… Будешь ли ты жалеть об этом?

– Если подобное неизбежно, значит, такова моя судьба. – Он уверенно и решительно смотрел на меня. Вздохнув, он