Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

мир с высочайшего пика. Если он не будет жаден, если ничего не будет бояться, его убьют. Если тебе преграждает дорогу злая собака, срази ее. Если свирепый тигр – приручи его. Ты должен помнить – искусство быть императором кроется не в том, как избавляться от противников, а в том, как управлять людьми.

Сяо Юньшо поморщился и затаил дыхание – перед его глазами будто поплыли величественные облака, тысячи ли гор, а воды безграничных рек беззвучно несли слова его отца.

Опустив голову, Сяо Ци сказал:

– Эр-чэнь, помни. Если можешь совершенствовать личные качества и поддерживать порядок в семье, тогда сможешь поддерживать порядок в стране и мир в Поднебесной. – Редко отцу и сыну удается поговорить о таком.

Крышу починили, а невестка подала на каменный стол высушенную на воздухе оленину. Следом она принесла чарки для вина.

В погребе гостей ждал старый винный кувшин. Когда его вскрыли, аромат разлился по всему саду – казалось, что от аромата этого опьянели деревья и цветы. Люди же были на седьмом небе от счастья.

Сяо Юньшо, который в меру возраста совершенно не разбирался в вине, вдохнул сладкий аромат, смешанный с горным бризом, и опьянел до того, как терпкий напиток коснулся его языка.

Вдруг отец-император схватил винный кувшин и бросил его прямо в Вэй Ханя.

– Иди сюда, будем выпивать вместе!

Вэй Хань поймал кувшин, подошел к столу и принялся разливать напиток. Но Сяо Юньшо отобрал кувшин из его рук.

– Дай я. – И наполнил чарку отца.

Четыре наполненные чарки подняты, и в лучах заходящего солнца заплескалось терпкое вино.

Отец осушил чарку за раз, а следом за ним и сын.

Старик Чжун похлопал Сяо Юньшо по плечу и сказал:

– А молодой господин-то смыслит в хорошем вине!

Заметив, что в чарке отца не осталось и капли, наследник увидел, что лицо отца было непоколебимо спокойным, как и всегда.

Сяо Юньшо улыбнулся, почувствовав на себе мимолетный одобрительный взгляд отца, и сердце его зашлось от радости.

– У деревенского простака нет особой еды для таких больших гостей. Но давайте отведаем оленины! Я своими собственными руками поймал этого оленя!

Старик потянулся к оленине палочками, но не сразу заметил, что оленина не порезана. Он тут же позвал невестку и отругал за неуважение к гостям.

– Ничего страшного. Лао-чжан, давайте я порежу.

Отец-император улыбнулся и достал кинжал, который всегда носил с собой. Холодный ветер коснулся его густых бровей. Когда лезвие коснулось жесткой оленины, отец уверенно отрезал ровные кусочек за кусочком.

Старик Чжун потрясенно наблюдал.

Восторженно взвесив кинжал на ладони, отец убрал его и вздохнул с улыбкой.

– Я второй раз в жизни режу этим кинжалом мясо.

Раньше кинжал этот носила императрица, но теперь он снова был у Сяо Ци. Сяо Юньшо, улыбаясь, спросил:

– Осмелюсь спросить отца, а когда был первый раз?

Отец же, не поднимая глаз, ответил:

– Не в этот раз.

Невестка семьи Чжун с покрасневшим лицом растерянно стояла рядом. Извинившись, она сказала:

– Лекарство для матушки закипело. Я засуетилась и не позаботилась о мясе…

Густые брови отца-императора слегка нахмурились.

– Лао-чжан, неужели уважаемая госпожа тоже дома?

Старик Чжун кивнул и ответил со вздохом:

– Дома, дома. У нее глаза болят, а потому и не вышла принять гостей. Не взыщите.

Сяо Ци отставил чарку с вином.

– Лао-чжан, что за вздор? На столе есть вино и мясо, как можно есть и пить без хозяйки? Уважаемая госпожа, прошу, выходите!

Старик Чжун нерешительно сказал:

– Иди помоги матушке одеться. Тут ветрено.

Сяо Юньшо привык слышать такие наставления, но он все равно удивился. Глядя на отца, он заметил, что тот слегка опустил голову. Пошатываясь, показалась старая супруга старика, ее под руку поддерживала невестка.

Старуха с лохматыми седыми волосами, морщинистым лицом и пеленой в глазах обшарила стол и медленно села. Деревенская женщина не знала правил этикета, а потому мало что говорила.

Невестка помогла ей съесть немного мяса. Старушка опустила голову и медленно жевала – в уголках ее рта виднелись капельки слюны.

Старик Чжун повернулся к ней, поднял дрожащую руку и утер остаток еды со рта своей жены, медленно растягивая губы в улыбке.

– В былые времена я много работал, а она носила мне еду. Теперь, когда мы совсем состарились, все поменялось.

Сжимая чарку в руках, отец-император не шелохнулся. Мягко улыбнувшись, он сказал:

– Лао-чжан, как тебе повезло.

Сяо Юньшо уловил в голосе отца печаль.

– Это большое счастье, когда супруги с самой молодости вместе всю жизнь, – старик Чжун покачал головой и рассмеялся.

– С тобой мы выпьем вдвоем вина, пусть будет старость у нас одна[229], – пробормотал отец строку из песни «Жена сказала: “Петух пропел”», глядя на седовласых стариков. Сердце его снедала печаль.

Выпив уже половину кувшина, старик Чжун совсем не опьянел.

Отец отставил чарку и приказал Вэй Ханю снова ее наполнить.

Вэй Хань нерешительно застыл, и в итоге отец просто вырвал кувшин из его рук.

– Чэ-эр, выпьешь с нами.

Забрав кувшин, отец, не оглядываясь, направился к дому, приказав никому за ним не идти. Ступая по горной тропинке, он долго шел вперед, пока тропинка не закончилась, а перед ним не заискрилась вода скромного пруда, потянутого ряской и увядшей листвой.

Вокруг никого не было, птицы взмыли в небо.

Отец-император сел на большой камень, поднял голову и молча сделал несколько больших глотков. Следом он бросил кувшин в руки сына. Сяо Юньшо поймал кувшин и сделал из горлышка большой глоток. Он впервые в жизни пил таким образом, поэтому несколько капель упало на его одежду.

Вино – лучший способ развеять горе. Колышется ветром лес, и звук этот похож на волны.

– Мы больше никогда не придем к мосту Цзычуань, чтобы испить вина. – Пустой кувшин, ударившись о воду, начал тонуть в пруду. Медленно на него натягивалась ряска. – А старик этот еще и заставил нас позавидовать ему!

Отец-император громко рассмеялся. Смех его эхом разнесся по горам и лесам. Но в голосе его все еще слышалась печаль.

Сяо Юньшо улыбнулся.

– Если отец-император захочет выпить, эр-чэнь готов составить компанию, в каком бы конце мира ни находился.

Отец посмотрел на сына, взгляд его слегка затуманился.

– В каком бы конце мира ни находился… Дунхай безбрежен, Западная Шу опасна, нежный ветер на юге Юньнани… Да… Чэ-эр еще с нами…

Сяо Юньшо не понимал, о чем бормочет его пьяный отец. Иногда тот смеялся – пугающе, как безумец. Император лег на большой камень и закрыл глаза.

– Тут холодно и уже поздно.